видит этого, не хочет видеть этого.
Отчего это странное заблуждение? Отчего добрые, хорошие, умные люди, каковых много среди либералов, социалистов, революционеров, не исключая даже и правительственных лиц, — отчего эти люди, желая блага народу, не видят того одного, что ему нужно, того, к чему он не переставая стремится и без чего не переставая страдает, а озабочены многими и самыми разнообразными делами, но исполнение которых без исполнения того, чего желает народ, ни в каком случае не может содействовать его благу? Вся деятельность как правительственных, так антиправительственных служителей народа подобна тому, что бы делал человек, который, желая помочь завязшей в трясине лошади, сидел бы на возу и перекладывал бы с места на место находящуюся на возу клажу, воображая, что этим он поможет делу.
Отчего это?
Ответ на этот вопрос тот же, как и на все вопросы о том, почему люди нашего времени, могущие жить хорошо и счастливо, живут дурно и бедственно.
Происходит это оттого, что люди, как правительственные, так и антиправительственные, устраивающие благо народа, не имеют религии. А без религии человек не может жить сам разумной жизнью и тем менее может знать, что хорошо, что дурно, что нужно и что ненужно для других людей. Только от этого люди нашего времени вообще, и люди русской интеллигенции в особенности, совершенно лишенные религиозного сознания и прямо с гордостью заявляющие об этом, так превратно понимают жизнь и требования того народа, которому они хотят служить, и требуют для него самых разнообразных вещей, но только не того одного, что ему нужно.
Без религии нельзя истинно любить людей. А не любя людей, нельзя знать, что им нужно, что более, что менее нужно. Только нерелигиозные люди, и потому не любящие истинно, могут придумывать ничтожные улучшения в быте народа, не видя того главного зла, от которого страдают люди и которое они сами отчасти производят. Только такие люди могут проповедывать более или менее искусно построенные, отвлеченные теории, долженствующие осчастливить народ в будущем, и не видеть тех страданий, которые несет народ в настоящем и которые требуют немедленного и возможного облегчения. В роде того, что бы делал человек, отнявший у голодного пищу, давая ему советы (и советы очень сомнительные) о том, как ему жить в будущем, не считая нужным сейчас уделить ему часть своего избытка от отнятой у него пищи.
К счастью, великие, благотворные движения в человечестве совершаются не паразитами, питающимися народными соками, как бы они ни называли себя: правительствами, революционерами, либералами, а людьми религиозными, т. е. людьми серьезными, простыми, трудящимися, живущими не для своей корысти, своего тщеславия, честолюбия, не для достижения внешних результатов, а для того, чтобы исполнить перед Богом свое человеческое назначение.
Такие люди, и только такие, своей не шумной, но твердой деятельностью двигают вперед человечество. Такие люди не будут, стараясь отличиться перед людьми, придумывают такие или иные улучшения народного быта (таких улучшений может быть бесчисленное количество, и все они ничтожны, если не сделано главного), а будут стараться жить согласно с законом Бога, с совестью и, стараясь жить так, естественно наткнутся на наиболее явное нарушение этого закона и будут искать для себя и для других средств избавиться от него.
Ha-днях знакомый мне врач, дожидаясь поезда на большой железнодорожной станции в третьем классе, читал газету. Сидевший подле крестьянин спросил о новостях. В номере газеты была статья об «аграрном» съезде. Врач перевел по-русски смешное слово «аграрный», и, когда стало понятно, что дело идет о земле, крестьянин попросил прочесть. Врач стал читать, подошли еще крестьяне. Собралась кучка: одни лежали на спинах других, некоторые сидели на полу, лица у всех были сосредоточенно торжественные. Когда чтение кончилось, один из задних, старик, глубоко вздохнул и перекрестился. Человек этот, наверное, ничего не понял из того путанного жаргона, которым написана статья и который трудно понимать даже человеку, умеющему разговаривать на этом жаргоне. Он ничего не понял из того, что написано в статье, но понял, что дело идет о великом, давнишнем грехе, от которого страдали его предки, страдает и он; понял, что люди, совершающие грех, начинают сознавать его. И, поняв это, он обратился мысленно к Богу и перекрестился. И в этом одном движении руки этого человека больше смысла и содержания, чем во всей той болтовне, которая наполняет теперь столбцы газет. Человек этот понимает, как понимает весь народ, что захват земли неработающими людьми есть великий грех, от которого страдали и гибли телесно его предки, страдает телесно и он и его ближние, страдали все время духовно те, которые совершали этот грех, и те, которые теперь совершают его, и что этот грех, как всякий грех, как на его памяти грех крепостного права, должен быть, не может не быть развязан. Он знает и чувствует это и потому не может не обратиться к Богу при мысли о приближении развязки.
VIII.
«Великие общественные преобразования, — говорит Мадзини, — всегда были и будут лишь следствием великих религиозных движений».
И таково то религиозное движение, которое предстоит теперь русскому народу — всему русскому народу, как рабочему народу, лишенному земли, так в особенности крупным, средним и мелким землевладельцам и всем тем сотням тысяч людей, хотя и не владеющих прямо землей, но занимающих выгодное положение благодаря вынужденным трудам обезземеленного народа.
Религиозное движение, предстоящее теперь русскому народу, состоит в том, чтобы развязать тот великий грех, который давно уже мучает и разделяет людей не в одной России, но во всем мире.
Развязать же этот грех могут не политические реформы, не социалистические проекты в будущем, не революции в настоящем, ни еще менее филантропические пожертвования или правительственные учреждения для покупки и раздачи земель крестьянам. Такие паллиативные меры только отвлекают внимание от сущности вопроса и этим самым задерживают разрешение его. Не нужно никаких жертв, никакой заботы о народе, нужно только сознание своего греха всеми людьми, совершающими его или участвующими в нем, и желание избавления от него.
Надо, чтобы та несомненная истина, которую всегда знали и знают лучшие люди народа, что земля не может быть исключительной собственностью некоторых и что недопущение к земле тех, которым она нужна, есть грех, стало общим сознанием всех людей, чтобы людям стало совестно удерживать землю от тех, которые хотят кормиться на ней, чтобы совестно было так или иначе участвовать в этом удержании земли от нуждающихся, чтобы совестно было владеть землей, совестно было бы пользоваться трудами людей, принужденных работать только потому, что от них отнято их законное право на землю. Нужно, чтобы было то, что было с крепостным правом, когда владеть крепостными стало совестно дворянам, помещикам, стало совестно правительству поддерживать эти несправедливые и жестокие узаконения, когда самим крестьянам стало явно, что над ними совершается ничем не оправдываемое беззаконие. То же самое должно быть и с земельной собственностью. И нужно это не для какого-нибудь одного сословия, как бы многочисленно оно ни было, а нужно это для всех сословий, не только для всех сословий и людей одного государства, а для всего человечества.
IX.
«Общественная реформа — писал Генри Джордж, — не может быть достигнута шумом и криком, жалобами и оговорами, образованием партий и устройством революций; она может быть достигнута лишь пробуждением мысли и поступательным движением в мире идей. Пока нет правильной мысли, не может быть и правильного действия, а когда есть правильная мысль, правильное действие уже само собою будет вытекать из нее.
Потому-то величайшее дело каждого человека и каждой организации людей, стремящихся улучшить общественные условия, бывает распространение идей. Всё прочее может быть полезно только постольку, поскольку оно помогает этому делу. А в этом деле может участвовать всякий мыслящий человек, сначала вырабатывая для себя правильные понятия, затем пытаясь пробудить мысль в людях, с которыми он приходит в столкновение».
Это совершенно справедливо, но для того чтобы услужить этому великому делу, кроме мыслей, должно быть и другое — религиозное чувство, то чувство, вследствие которого прошлым столетием владельцы крепостных признавали себя виноватыми и искали средства, несмотря на личный ущерб, даже разорение, избавиться от греха, который тяготил их.
Boт это чувство по отношению земельной собственности должно пробудиться в людях достаточных классов для того, чтобы совершилось великое дело освобождения земли, пробудиться в той степени, чтобы люди готовы были жертвовать только чтобы избавиться от того греха, в котором они жили и живут.
Владея сотнями, тысячами, десятками тысяч десятин, торгуя, землями, пользуясь так или иначе земельной собственностью и живя роскошно благодаря задавленности народа, происходящей от этой жестокой и явной несправедливости, толковать в разных комитетах и собраниях об улучшении крестьянского быта без жертвы своим исключительно выгодным положением, вытекающим из этой несправедливости, — есть не только не доброе, но гадкое, вредное дело, одинаково осуждаемое здравым смыслом и честностью и христианством. Не придумывать нужно хитроумные средства улучшения положения людей, лишенных их законного права на землю, но понять свой грех перед ними и прежде всего перестать участвовать в нем, чего бы это ни стоило. Только такая внутренняя нравственная деятельность каждого человека может и будет содействовать разрешению предстоящего человечеству вопроса.
Освобождение крестьян в России совершено не Александром II, а теми людьми, которые поняли грех крепостного права и старались, независимо от своей выгоды, избавиться от него; преимущественно же совершено такими людьми, как Новиков, Радищев, декабристы, теми людьми, которые готовы были страдать и страдали сами (не заставляя никого страдать) ради верности тому, что они признавали правдой.
То же должно совершиться и по отношению к освобождению земли.
Я верю, что такие люди есть теперь и что они сделают то великое, не одно русское, а всемирное дело, которое предстоит русскому народу.
Земельный вопрос дошел в настоящее время до такой степени зрелости, до которой дошел вопрос крепостного права 50 лет тому назад. Повторяется совершенно то же. Как тогда люди искали средства исправления того всеобщего недомогания, недовольства, которое чувствовалось в обществе, и прилагали всякие внешние, правительственные средства, и ничто не помогало и не могло помочь, пока оставался назревающий и не разрешенный вопрос рабства личного, так точно теперь никакие внешние меры не помогают и не могут помочь, пока не будет разрешен назревший вопрос земельного рабства. Точно так же как теперь предлагаются меры прирезок земли посредством банков и т. п., тогда предлагались и принимались паллиативные меры, инвентари, правила о трехдневной барщине и мн. др. Точно так же как теперь владельцы земли говорят о несправедливости прекращения преступного владения, говорили тогда о незаконном отнятии крепостных. Точно так же как тогда церковь оправдывала крепостное
