Но жизнь нашу нельзя исправить. Жизнь наша такъ ужасна, что не исправлять ее нужно, а нужно понять весь ужасъ ея, покаяться въ ней и бросить ее всю и начать совсѣмъ новую, другую. Если воръ или проститутка, находя свою жизнь дурною, захотятъ исправить ее, а не измѣнить ее: т.-е. воровать такъ, чтобъ больше доставать, чтобъ не попадаться, и проституткѣ такъ продавать себя, чтобы больше зарабатывать, не уставать, не заболѣвать, то вѣдь это будетъ не исправленіе, не улучшеніе, а только ухудшеніе жизни. Развѣ не тоже самое съ жизнью нашего міра, съ нашимъ прогрессомъ, Дреднаутами, аэропланами, 50 этажными домами и пр. и пр. — Все это чтобы продолжалось, и все шло бы впередъ по тому же пути, по к[оторому] идетъ, но чтобы жизнь была лучше. Чтобы исправиться, надо понять свою гадость. А какъ же исправиться тому, кто не нарадуется самъ на себя, кто доволенъ какъ мѣдный грошъ <своей жизнью какъ мы довольны своей>. А трудно встрѣтить где-нибудь въ комъ-нибудь такое непоколебимое самодовольство, какъ самодовольство нашихъ руководителей жизни.

<Какое же возможно исправленіе? улучшеніе? Не радоваться надо тому, что скоро полетимъ на воздухъ,440 что у насъ такія армія и фабрики, а въ корнѣ признать все безуміе нашей жизни и отречься отъ всего, всего того, что выросло на нашихъ порокахъ, нашихъ преступленіяхъ, на нашемъ развращеніи и одурѣніи. Жизнь наша дурна отъ того, что у насъ нѣтъ того, мы потеряли то, чѣмъ всегда жили и <живутъ> чѣмъ только могутъ жить люди — потеряли пониманіе жизни.>

№ 9.

Знаю, что трудно людямъ нашего времени особенно тому классу людей, который стоитъ во главѣ такъ называемаго просвѣщенія, т.-е. одурѣнія людей, ошалѣвшимъ отъ <вытекающаго изъ безрелигіозности> безумія, эгоизма и гордости, и главное суеты, понять,441 въ чемъ причина ихъ все большаго и большаго недовольства своей жизнью. Но хочешь не хочешь придется, какъ говорить пословица, если не мозгами, то боками понять ее.

И одно изъ такихъ грубыхъ, но очевидныхъ указаній на то заблужденіе, въ которомъ коснѣетъ такъ называемый Христіанскій міръ съ своей такъ называемой цивилизаціей, это та манія самоубійствъ, которыя все больше и больше учащаются вездѣ, а особенно у насъ въ Россіи.

№ 10.

На дняхъ мнѣ случилось посѣтить два огромныя учреждения душевно больныхъ и <заняться> <почитать тѣ книги, которыя трактуютъ объ одной изъ самыхъ комическихъ наукъ, о психіатріи. Въ воображаемой наукѣ этой есть безконечныя и разнообразныя дѣленія того матерьяла, надъ которымъ они работаютъ — т.-е. дѣленія тѣхъ болѣзненныхъ состояній, которыя подлежатъ ихъ изслѣдованію.>

№ 11.

<И всегда презрительное мимоходомъ указаніе на всѣ религіозныя ученія и внушительное изложеніе эволюціонизма, выказываніе своей необыкновенной учености и съ безпредѣльной самоувѣренностью и самодовольствомъ рѣшительный выводъ>

№ 12.

‹Правда еще другой отдѣлъ самоубійцъ или покушающихся на самоубійство. Самоубійцы этого отдѣла не пишутъ писемъ не разговариваютъ, большей частью не оставляютъ послѣ себя и какія бы то ни было записки, а или нашатырный спиртъ, или уксусная кислота, или на рельсы подъ поѣздъ или петля или ружье или револьверъ. <И эти самые жалкіе.> Мнѣ приводилось видѣть и такихъ передъ ихъ самоубійствомъ. Душевное состояніе этихъ самоубійцъ такое же какъ и первыхъ за исключеніемъ тщеславія <смутнаго полусумашедшаго> желанія что то доказать кому то. Сущность дѣла таже: безумный эгоизмъ, т.-е. ложное представленіе о томъ, что въ его жизни нѣтъ никакого общаго смысла и потому опредѣленнаго назначенія, а что назначеніе его жизни есть только его личное счастье. Счастье это такіе люди полагаютъ въ самыхъ разнообразныхъ цѣляхъ, но всегда это442 желаніе исполненія того, чего себѣ хочется. А какъ только ясно, что нельзя получить того, чего хочется, то естественный выводъ тотъ, что смысла жизни нѣтъ и надо уйти изъ нея.>

————

*[ДОБАВЛЕНИЕ К ДОКЛАДУ НА КОНГРЕССЕ МИРА.]

Вы желаете, чтобы я участвовалъ въ вашемъ собраніи. Я какъ умѣлъ выразилъ мой взглядъ на вопросъ о мире въ томъ докладѣ, который я приготовилъ для прошлогодняго конгресса. Докладъ этотъ посланъ. Боюсь однако, что докладъ этотъ не удовлетворитъ требованіямъ <высоко просвѣщенныхъ> лицъ, собравшихся на конгрессѣ. Не удовлетворитъ потому, что, сколько я могъ замѣтить, на всѣхъ конгрессахъ мира мои взгляды и не мои личные, а взгляды всѣхъ религіозныхъ людей міра на этотъ вопросъ считаются подъ названіемъ неопредѣленнаго новаго слова антимилитаризма исключительнымъ, случайнымъ проявленіемъ личныхъ желаній и свойствъ нѣкоторыхъ людей и потому не имѣющимъ серьезнаго значенія. Но несмотря на это я все-таки исполняю и выраженное мнѣ желаніе конгресса и свою потребность еще разъ хотя бы вкратце высказать все ту же мою мысль о полной безполезности выработки на конгрессахъ новыхъ законовъ, обезпечивающихъ миръ между ненавидящими другъ друга и полагающими свое благо въ наибольшемъ распространеніи своей власти народами. Считаю выработку на конгрессахъ новыхъ законовъ, обезпечивающихъ миръ, безполезнымъ главное потому, что законъ, несомненно обезпечивающій миръ среди всего міра, законъ, выраженный двумя словами не убій, извѣстенъ всему міру и не можетъ не быть извѣстенъ и <всѣмъ высоко просвещеннымъ> членамъ конгресса.

Вотъ объ этомъ-то законѣ, записанномъ не только во всѣхъ великихъ религіяхъ міра, но и во всѣхъ сердцахъ человѣческихъ, я считалъ и теперь считаю своимъ священнымъ долгомъ передъ Богомъ и людьми еще разъ напомнить высоко просвѣщеннымъ членамъ конгресса. Правда, что дѣятельность тѣхъ сотенъ людей, которые, слѣдуя этому закону, отказываются отъ военной службы и подвергаются за это тяжелымъ лишеніямъ и страданіямъ, какъ мои друзья въ Россіи и въ Европѣ (вчера только получилъ такое письмо отъ молодого Шведа, готовящегося къ отказу), не можетъ интересовать <высоко просвѣщенныхъ> членовъ конгресса, такъ какъ принадлежит къ области антимилитаризма, я всетаки думаю, что дѣятельность этихъ людей, не на словахъ, а на дѣлѣ признающихъ законъ не убій и потому ни въ какой формѣ не принимающихъ участія въ преступномъ дѣлѣ убійства, одна только лучше всего удовлетворяетъ и требованіямъ каждой отдѣльной души, совѣсти человѣка, а также вѣрнѣе всего служитъ и общему движенію къ добру и правдѣ всего человѣчества, между прочимъ и той цѣли установленія мира среди людей, которой заняты члены конгресса.

Вотъ это-то, любезные братья, мнѣ, доживающему послѣдніе дни или часы моей жизни, и хотѣлось еще разъ повторить вамъ. А именно то, что нужны намъ <не союзы>, не конгрессы, устраиваемые императорами и королями, главными начальниками войскъ, не разсужденія на этихъ конгрессахъ объ устройствѣ жизни другихъ людей, а только одно: исполнить въ жизни тотъ извѣстный намъ и признаваемый нами законъ любви къ Богу и ближнему, который ни въ какомъ случаѣ не совмѣстимъ съ готовностью къ убійству и самое убійство ближняго.

20 Іюля. 10 года.

Ясная Поляна.

[ВОСПОМИНАНИЯ О Н. Я. ГРОТЕ.]

Константинъ Яковлевичъ,

Получилъ ваше письмо и часть сборника, посвященнаго памяти вашего брата. Вы совершенно вѣрно предположили, что то, что вы мнѣ посылаете, вызоветъ во мнѣ воспоминанiе о миломъ Николаѣ Яковлевичѣ. Это самое и случилось. Я прочелъ присланное и нынче утромъ, дѣлая свою обычную утреннюю прогулку, не переставая думалъ о Николаѣ Яковлевичѣ. Постараюсь написать то, что думалъ.

Не помню какъ, черезъ кого и при какихъ условіяхъ я познакомился съ Н. Я., но помню очень хорошо то, что съ первой же встрѣчи мы полюбили другъ друга.

Для меня, кромѣ его учености и, прямо скажу, несмотря на его ученость, Николай Яковлевичъ былъ дорогъ тѣмъ, что тѣ же вопросы, которые занимали меня, занимали и его, и что занимался онъ этими вопросами не какъ большинство ученыхъ, только для своей кафедры, а занимался ими и для себя, для своей души.

Трудно ему было освобождаться отъ того суевѣрія науки, въ которомъ онъ выросъ и возмужалъ, и въ служеніи которому пріобрѣлъ выдающійся мірской успѣхъ, но я видѣлъ, что его живая, искренняя и нравственная натура невольно не переставая дѣлала усилія для этого освобожденія. Внутреннимъ опытомъ извѣдавъ всю узость и, по просту, глупость матеріалистическаго жизнепониманія, несовмѣстимаго ни съ какимъ нравственнымъ ученіемъ, Николай Яковлевичъ былъ неизбѣжно приведенъ къ признанію основой Всего — духовнаго начала, и къ вопросамъ объ отношеніи человѣка къ этому духовному началу, т.-е. былъ приведенъ къ вопросамъ этики, которыми онъ и занимался все больше и больше въ послѣднее время.

Въ сущности вышло то, что Н. Я. сложнымъ и длиннымъ путемъ философской научной мысли былъ приведенъ къ тому простому положенію, признаваемому каждымъ, хотя бы и безграмотнымъ русскимъ крестьяниномъ, что жить надо для души, a что для того, чтобы жить для души, надо знать, что для этого нужно и чего не нужно дѣлать.

Отношеніе Н. Я. къ дѣлу, по-моему, было совершенно правильное, но, к сожалѣнію, онъ никакъ не могъ освободиться отъ того усвоеннаго имъ, какъ нѣчто нужное и цѣнное, научнаго балласта, который требовалъ своего использованія и, загромождая мысль, мѣшалъ ея свободному проявленію. Раздѣляя со всѣми «учеными» суевѣріе о томъ, что философія есть наука, устанавливающая основы всѣхъ, всѣхь другихъ истинъ, Н. Я., не переставая устанавливать эти истины, строилъ одну теорію за другой, не приходя ни къ какому опредѣленному результату. Большая эрудиція и еще большая гибкость и изобрѣтательность его ума поощряли его къ этому. Главной же причиной безрезультатности этой работы было ложное, по моему мнѣнію, установившееся среди научныхъ философовъ, раздѣлявшееся и Н. Я., убѣжденіе, что религія есть ничто иное, какъ вѣра въ смыслѣ довѣрія тому, что утверждается тѣми или иными людьми, и что поэтому вѣра или религія не можетъ имѣть никакого значенія для философіи. Такъ что философія должна быть если не враждебною, то совершенно независимою отъ религіи. Н. Я. вмѣстѣ со всѣми научными философами не видѣлъ того, что религія-вѣра, кромѣ того значенія догматовъ, установленія слѣпого довѣрія къ какому-либо писанію, въ которомъ она понимается теперь, имѣетъ еще другое, свое главное значеніе признанія и яснаго выраженія неопредѣлимыхъ, но всѣми сознаваемыхъ началъ (души и Бога), и что поэтому всѣ тѣ вопросы, которые такъ страстно занимаютъ научныхъ философовъ и для разрѣшенія которыхъ строилось и строится безконечное количество теорій, взаимно противорѣчивыхъ и часто очень глупыхъ, что всѣ эти вопросы уже многіе вѣка тому назадъ разрѣшены религіей и разрѣшены такъ, что перерѣшать ихъ нѣтъ и не можетъ быть никакой ни надобности, ни возможности.

Н. Я., какъ и всѣ его сотоварищи-философы, не видѣлъ этого, не видѣлъ того, что религія, не въ смыслѣ тѣхъ извращеній, которымъ она вездѣ подвергалась и подвергается, а въ смыслѣ признанія и выраженія неопредѣлимыхъ, но всѣми сознаваемыхъ началъ (души и Бога), есть неизбѣжное условіе какого бы то ни было разумнаго, яснаго и плодотворнаго ученія о жизни, (такого ученія, изъ котораго только и могутъ быть выведены ясныя и твердыя начала нравственности), и что поэтому религія въ ея истинномъ смыслѣ не только не можетъ быть