которые отказывают Кромвелю даже в здравом смысле, так есть и такие, которые считают Паскаля и Боссюэта межеумками.
69
Разум производит философов, а слава — героев; одна добродетель производит мудрецов.
70
Искусно обставленная ложь поражает и ослепляет нас. Только правда убеждает и побеждает нас.
71
72
Соответственно усилению мышления умножаются и заблуждения.
73
Никто не может похвалиться тем, что он никогда не был презираем.
74
Нам недостаточно быть ловким, мы хотим, чтоб люди знали, что мы ловки. И мы часто, желая прослыть ловкими, лишаемся плодов нашей ловкости.
75
Тщеславные люди могут быть ловкими, но они не имеют сил молчать.
76
Кто сам себе внушает уважение, внушает его и другим.
77
Редко люди, желающие казаться огорченными, умеют притворяться всё то время, которое нужно для того, чтобы им верили.
78
Подлецу приходится переносить меньше оскорблений, чем честолюбцу.
79
Если бы люди не льстили друг другу, общество не могло бы существовать.
80
Мы часто убеждаем самих себя в истинности нашей лжи для того, чтобы она не была видна; мы обманываем самих себя для того, чтобы обмануть других.
81
Люди не понимают друг друга. Безумных людей гораздо меньше, чем мы думаем.
82
Болезни останавливают проявления наших и добродетелей и наших пороков.
83
У слабых умов нет своих заблуждений, потому что они не могут самостоятельно думать, хотя бы и ошибочно; они всегда увлечены заблуждениями других.
84
Тщеславие есть самое естественное свойство людей и вместе с тем оно-то и лишает людей естественности.
85
Невозможно отучить людей изучать самые ненужные предметы.
86
Признак большой жестокости и низости оскорблять опозоренного человека, особенно если он беден; нет того преступника, из которого нищета не сделала бы предмета сострадания.
87
Я ненавижу строгость и не считаю ее полезной. Римляне не были строги. Они изгнали Цицерона за то, что он предал смерти Лентула, хотя Лентул и был изменник. И сенат помиловал сообщников Катилины. Так управлялся могущественнейший народ мира. Нам же, маленькому варварскому народу, всё кажется, что у нас еще слишком мало виселиц и казней.
88
Легче говорить новые вещи, чем согласовать и собрать воедино всё то, что было уже высказано.
89
Мысль, высказанная вполне ясно, не нуждается в доказательствах.
90
Все люди рождаются правдивыми и умирают обманщиками.
91
Только мощные и проникновенные души делают истину предметом своей страсти.
[БИОГРАФИЧЕСКАЯ ЗАМЕТКА О Ш. де МОНТЕСКЬЕ]
Шарль Луи барон де Секонда, граф де (Montesquieu) Монтескьё родился в 1689 году и умер в 1755 г.
Писатель этот настолько известен своими большими сочинениями: «Lettres Persanes»,7 «Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence»8 и в особенности знаменитым, имевшим огромное влияние на государственное устройство христианских народов, «Esprit des lois»,9 что небольшое собрание его мыслей мало замечено и почти неизвестно. А между тем мысли эти, несмотря на свою малочисленность, не менее замечательны, чем мысли Ларошфуко, Лабрюйера и Вовенарга и носят на себе особенный, свойственный Монтескьё, характер спокойствия и основательности.
Л. Толстой.
ИЗБРАННЫЕ МЫСЛИ МОНТЕСКЬЕ
[Перевод с французского Л. Н. Толстого]
1
Не могу объяснить себе, почему властители с такой легкостью воображают, что они — всё, и почему народы так легко верят, что они — ничто.
2
Любить чтение значит любить менять часы скуки, которые всякий испытывает, на часы большого наслаждения.
3
Несчастное положение людей! Едва ум достиг зрелости, тело уже начинает слабеть.
4
Человек, хорошо пишущий, никогда не пишет так, как пишут другие, но так, как он сам пишет: по этой же причине бывает и то, что человек, говорящий дурно, неправильно, говорит хорошо.
5
У сильных мира — удовольствия, у народа — радость.
6
Я раз сказал одному человеку: «Стыдитесь! У вас чувства, как у вельможи».
7
М. так слащав, что, глядя на него, мне всегда представляется шелковичный червь, тянущий свою нить.
8
Если гоняешься за умом, то чаще всего поймаешь глупость.
9
Как мало промежутка между временем, когда человек слишком молод и когда он уже слишком стар!
10
Надо много учиться, чтобы знать хоть немного.
11
Я люблю мужиков: они недостаточно учены, чтобы рассуждать превратно.
12
Следовало бы непрерывную праздность поместить среди мучений ада, а ее поместили в число блаженств рая.
13
Часто ораторы наверстывают длиною то, чего не хватает у них в глубину.
14
М. говаривал о великих умах, затерявшихся среди других людей: «Они подобны купцам, которые до самой своей смерти товара не развертывали».
15
Не следует законами достигать того, чего можно достигнуть улучшением нравов.
16
Властителям никогда не следует оправдываться: они всегда бывают слишком сильны, когда решают, и слишком слабы, когда рассуждают. Им надо поступать разумно, а рассуждать как можно меньше.
17
Я не раз замечал, что для успеха в свете надо быть мудрым, но вид иметь взбалмошный.
18
Если бы желать только быть счастливым, то этого скоро можно достигнуть. Но люди желают обыкновенно быть счастливее других, а это почти невозможно, потому что мы считаем других всегда более счастливыми, чем они на самом деле.
19
Обыкновенно боятся отступления в речи, а я думаю, что те, которые умело делают отступления, подобны длинноруким, — они больше могут захватывать.
20
В хорошем поступке есть всегда и доброта и сила для его совершения.
21
Народ порядочен в своих вкусах, но не в своих нравах.
22
История — это ряд выдуманных событий по поводу действительно совершившихся.
23
Сначала произведения дают славу автору, а потом уже автор дает славу своим произведениям.
24
В книгах люди всегда лучше, чем в жизни: это оттого, что всякий автор, возвышая добродетель, хочет выставить себя лучше, чем он есть. Авторы как театральные герои.
25
Трудно себе представить, до какой низкой цены в наше время пала похвала.
26
Мы никогда не можем рассчитать своих расходов оттого, что всегда знаем, что мы что-то должны сделать, и никогда не знаем, что именно.
27
Я не люблю мелких почетных званий. Они, так сказать, определяют вам цену, тогда как без них никто не мог сказать, чего вы стоите.
28
Всё потеряно в том царстве, где выгоднее угождать, чем исполнять свой долг.
29
Глупцам всегда всё удается потому, что, не будучи в состоянии понимать, когда их смелость становится безумием, они ни перед чем не останавливаются.
30
Различия между людьми совершенно ничтожны: у одних подагра, у других каменная болезнь; одни умирают, другие накануне смерти. В вечности у них одна и та же душа, отличаются же эти души друг от друга лишь в продолжение четверти часа, т. е. пока они соединены с телами.
31
Где бы я ни встречал зависть, я всегда с особенным удовольствием дразню ее, — я всегда хвалю перед завистником тех, которые затмевают его.
32
Героизм, не противоречащий доброй нравственности, мало трогает людей: только героизм, который разрушает нравственность, вызывает в людях и удивление и восторг.
33
Насмешка, это — речь в пользу своего ума и против своего сердца.
34
Праздные люди всегда большие говоруны. Чем меньше думаешь, тем больше говоришь: таким образом, женщины говорят больше мужчин, — вследствие своей праздности им не приходится думать. Народ, где тон дают женщины, народ болтливый.
35
Есть пороки, которые происходят от недостатка самоуважения. Есть и такие, которые происходят от избытка его.
36
Наблюдения, это — история естественных наук. Системы естественных наук, это — их басни и легенды.
37
Есть три судилища, решения которых никогда не сходятся: суд государственный, суд чести, суд веры.
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ЭРНЕСТОМ КРОСБИ
Очень рад случаю вспомнить о моем общении с этим прекрасным человеком.
Первое мое знакомство было письменное. Он прислал мне из Египта, где он был судьею, довольно большую сумму денег для пострадавших от неурожая. Я отвечал на его письмо, и скоро после этого он сам приехал.
К стыду моему, помню, что, несмотря на привлекательную личность Кросби, я в своем суждении не выделил его из обычных американских посетителей, руководимых в своих посещениях только моей известностью. Помню, однако, что его вопрос, прямо обращенный ко мне, удивил меня.
Мы шли, как теперь помню, на выходе из старого дубового леса. Это было летним вечером. Он сказал: «Что вы мне посоветуете делать теперь, вернувшись в Америку?» — Это был вопрос до такой степени выходящий из обычных приемов посетителей, что я удивился и все-таки не понял и тогда его совершенную искренность и то, что в нем в это время совершался тот великий для жизни человека переворот, который пережил и я и которого желаю всем людям, — переворот, состоящий в том, что все многообразные прежние цели жизни вдруг исчезают и заменяются одной: делать то, что свойственно человеку, и то, что хочет от меня воля, руководящая тем миром, в котором я живу.
Я никак не думал, что этот образованный, красивый, богатый, пользующийся хорошим общественным положением человек мог серьезно думать о том, чтобы, пренебрегши всем прошедшим, посвятить свою жизнь служению богу.
Помню, мы остановились, и я, хотя и не доверял вполне его искренности, сказал ему, что есть у них в Америке замечательный человек Джордж, и послужить его делу есть дело, на которое стоит направить все свои силы.
И к удивлению и радости моей, я скоро узнал и по его письмам, и по другим сведениям, что он не только исполнил мой совет и стал энергичным борцом за [дело] Джорджа, но стал человеком, во всей своей жизни и деятельности преследующим одну и ту же со мною цель. Это я видел и из его писем и из его прекрасной книги, в которой он с разных сторон, хотя и, к сожалению, в стихах, высказывал с большой силой свое религиозное, вполне согласное со мной миросозерцание.
Рад случаю вспомнить об этом не только милом, привлекательном, богато одаренном человеке, но и о человеке с редко встречаемым цельным и твердым христианским мировоззрением.
Л. Толстой.
Стихотворение Э. Кросби
Перевод с английского
Кто же вы, чтобы так дерзко вызывать общество?
Разве общество не непреодолимо?
Тем более непреодолимы мы, на нашем месте.
Бесконечные силы природы действуют через нас.
Узкое прошедшее через нас разливается в широкое будущее.
Если мы только стремимся быть впереди воли божьей, — бог действует через нас.
Кто же имеет более права, чем мы, на то, чтобы преобразовать мир?
Но мы не поднимем пальца против ваших старинных учреждений.
Мы не поднимем пальца и будем убеждать других, чтобы они убрали свое оружие.
Мы назначаем саблю и ружье на ту полку музея, где лежат орудия пытки.
И мы знаем, что скоро и полицейское устройство и выборный ящик последуют за ними.
Вы бы могли победить нас, если бы мы опирались на вооруженные батальоны или на большинство.
Но мы знаем, как бороться с совами и летучими мышами общественных суеверий.
Мы не употребляем ружей.
Тот, кто поднимает меч, от меча же и погибнет.
Мы обращаемся только к свету истины, и все враги, ослепнув, бегут перед нами.
Мы зажигаем огонь любви, и все зажжены им.
Скоро исчезнет ложная честность, которая живет на труде других, исчезнет ложная власть, которая опирается на насилие.
Исчезнет ложная почтенность, которая поддерживается привилегиями, исчезнет ложное богатство, которое извлекается из бедности ближних.
Исчезнет ложная религия, которая покрывает все эти обманы своим изношенным плащом лицемерия.
Ночи прошло уже много,
