что и здесь то, чтò показалось мне так легко, — не только трудно, но и невозможно. Оказывается, что я искал что-то другое, а не свою жизнь. Оказывается, что если уже искать ее, то искать ее надо не в пространстве, не во времени, не как следствие и причину, а как что-то такое, чтò я в себе знаю вне времени, в настоящем и совершенно независимо от пространства и времени.

7.

Мы знаем жизнь только как нечто отделенное от всего мира. Как отделенные от всего существа, мы не можем мыслить иначе, как в пространстве и времени. Но пространственные и временные соображения нужны нам только для руководства нашего отдельного существа в этом мире. Для познания же своего истинного «я» пространственные и временные соображения не только не помогают, но служат главным препятствием к пониманию, потому что, рассуждая об этом «я» в условиях пространства и времени, они неизбежно приводят к бесконечности — малой или большой, при которой уже всё становится непонятным.

8.

В области материальной жизни мы всегда в неведении, потому что всё происходит во времени, а мы не можем в этой области знать будущего. В области же духовной мы всё знаем, потому что в ней нет будущего. И потому неизвестность нашей жизни уменьшается в той мере, в которой жизнь наша переходит от материальной к духовной, — в той мере, в которой мы живем настоящим.

9.

Всё, что мы делаем для обеспечения нашей жизни, совершенно то же, что делает страус, останавливаясь и пряча голову, чтобы не видать, как его убивают. Мы делаем хуже страуса: чтобы сомнительно обеспечить нашу сомнительную жизнь в сомнительном будущем, мы наверное губим нашу верную жизнь в верном настоящем.

29 МАРТА.

1.

В смерти нет ничего страшного; то, чтò страшно в ней, это мы сами делаем своей жизнью.

2.

Помни, что ты не стоишь, а проходишь, что ты не в доме, а в поезде, который везет тебя к смерти. Помни, что тело твое только проживает или доживает, а только один дух в тебе живет.

3.

Вот толпа людей в цепях. Все они приговорены к смерти, и каждый день некоторых из них убивают на глазах у других. Те же, которые остаются, видят эти убийства, ожидают своей очереди и ужасаются. Такова жизнь для людей, если они не понимают смысла жизни. Если же люди понимают то, что все мы изошли от Бога и идем к нему, то для таких людей смерть не может быть страшна. Такие люди знают, что мы все проходим через жизнь — одни скорее, другие медленнее, но все одинаково идем к Тому, от Кого пришли. Тот же, от Кого пришли и к Кому идем, есть любовь и благо.

4.

Спрашивают: зачем умирают дети, молодые, которые мало жили? Почем вы знаете, что они мало жили? Ведь это ваша грубая мерка времени, а жизнь меряется не временем. Все равно что сказать: зачем это изречение, эта поэма, эта картина, это музыкальное произведение такие коротенькие, за что их оборвали и не растянули до величины самых больших речей, картин, пьес? Как к значению (величине) произведений мудрости, поэзии неприложима мерка длины, так и тем более неприложима она и к жизни. Почему вы знаете, какой внутренний рост совершила эта душа в свой короткий срок и какое воздействие она имела на других?

Духовную жизнь нельзя мерить телесной меркой.

5.

Всё, чтò я видел и знаю, учит меня верить тому, чего я не видел и не знаю. То, чтò готовит для нас Провидение в будущем, чтò бы это ни было, должно быть нечто величественное, благое, такое же, как то, чтò я познал здесь, если я умел познать это благое в этой жизни.

Эмерсон.

6.

Если бы Бог предоставил людям выбор: умереть или жить постоянно, то едва ли в виду бесконечной нищеты, зависимости, тоски, болезней или даже пользования богатством, властью, удовольствиями, здоровьем, но под страхом ежеминутного лишения всего, человек мог бы на что-нибудь решиться.

Природа решает дело и избавляет от труда выбирать.

Лабрюйер.

7.

Я люблю свой сад, люблю читать книжку, люблю ласкать детей. Умирая, я лишаюсь этого, и потому мне не хочется умирать, и я боюсь смерти.

Может случиться, что вся моя жизнь составлена из таких временных, мирских желаний и их удовлетворения. Если так, то мне нельзя не бояться того, чтò прекращает эти желания. Но если эти желания и их удовлетворение изменились во мне и заменились другим желанием — исполнять волю Бога, отдаться Ему в том виде, в котором я теперь, и во всех возможных видах, в которых буду, — то чем больше заменились мои желания, тем меньше и страшна мне смерть. Если же совсем заменятся мои мирские желания божескими, то и нет для меня ничего, кроме жизни, нет смерти.

Заменять мирское, временное, вечным, это — путь жизни, и его-то надо держаться.

8.

Зло во мне отравляет мою жизнь, и я ничем не могу избавиться от него. Смерть освобождает меня от этого зла. Как же мне не считать ее благом?

Ангелус Силезиус.

30 МАРТА.

1.

Если спросишь себя, буду ли я, я, отдельный от всего остального, я Петр, я Иван, жить после смерти, то кто верит в Бога любви, может ответить только так: если лучше, чтобы была отдельная жизнь и после смерти, она будет, если же не лучше, то она кончится. Если я верю в Бога любви, то я не могу не думать, что всё, чтò Он сделал, всё это самое лучшее и для меня и для всего мира.

2.

Я не помню ничего о себе до моего рождения и потому думаю, что и после смерти не буду ничего помнить о своей теперешней жизни. Если будет жизнь после смерти, то такая, какую я не могу представить себе.

3.

Под ногами морозная, твердая земля, кругом огромные деревья, над головой пасмурное небо, тело свое чувствую, занят мыслями, — а между тем знаю, чувствую всем существом, что и крепкая, морозная земля, и деревья, и небо, и мое тело, и мои мысли — случайно, что всё это — только произведение моих пяти чувств, мое представление, мир, построенный мною, что всё это таково только потому, что я составляю такую, а не иную часть мира, что таково мое отделение от мира. Знаю, что стоит мне умереть — и всё это для меня не исчезнет, но видоизменится, как бывают превращения в театрах: из кустов, камней сделаются дворцы, башни и т. п. Смерть произведет во мне такое превращение, если только я не совсем уничтожусь, а перейду в другое, иначе отделенное от мира, существо. Теперь, я себя, свое тело с своими чувствами считаю собою, тогда же совсем иначе выделится что-то в меня. И тогда весь мир, оставаясь таким же для тех, которые живут в нем, для меня станет другим. Ведь мир такой, а не иной только потому, что я считаю собой то, а не другое отделенное от мира существо. А отделенных от мира существ может быть бесчисленное количество, а также и способов отделения.

4.

Чем жизнь наша становится духовнее, тем более мы верим в бессмертие. По мере того, как природа наша удаляется от животной грубости, уничтожаются и ее сомнения. Покрывало снимается с будущего, мрак рассеивается, и мы здесь уже чувствуем свое бессмертие.

Мартино.

5.

Я не верю ни в одну из существующих религий и потому не могу быть заподозрен в том, что слепо следую какому-либо преданию или влияниям воспитания. Но я в продолжение всей моей жизни думал настолько глубоко, насколько был способен, о законе нашей жизни. Я отыскивал его в истории человечества и в моем собственном сознании, и я пришел к ненарушимому убеждению, что смерти не существует; что жизнь не может быть иная, как вечная; что бесконечное совершенствование есть закон жизни; что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное в меня, должно иметь свое практическое развитие; что мы обладаем мыслями, стремлениями, которые далеко превосходят возможности нашей земной жизни; что самый тот факт, что мы обладаем ими и не можем проследить их происхождение от наших чувств, служит доказательством того, что они приходят в нас из области, находящейся вне земли, и могут быть осуществлены только вне ее; что ничто не погибает здесь, на земле, кроме форм, и что думать, что мы умираем, потому что умирает наша форма, — все равно, что думать, что работник умер, потому что орудия его износились.

Мадзини.

6.

Всё открывается, пока живешь, и открывается одним и тем же постепенным темпом. Но наступает смерть, и вдруг или перестает открываться то, чтò открывалось, или тот, кому открывалось, перестает видеть то, чтò открывалось прежде. Тот же, кому открывалось, не может не остаться, потому что всё, чтò было, было только потому, что он был. Он один есть.

7.

Верить в будущую жизнь может только тот, кто установил в своем сознании то новое отношение к миру, которое не умещается в этой жизни.

8.

Жизнь будущая, загробная так же ясна и несомненна, как и настоящая жизнь. Не только ясна и несомненна — она есть та же самая одна жизнь. Она представляется мне преходящей только вследствие иллюзии времени, т.-е. совершающихся изменений.

9.

Если мы верим, что всё, чтò случалось с нами в нашей жизни, случалось с нами для нашего блага, мы не можем не верить и в то, что то, чтò случается с нами, когда мы умираем, должно быть нашим благом.

31 МАРТА.

1.

Для того, чтобы наверное быть счастливым, надо только одно: люби, люби всех, и добрых и злых. Люби не переставая — и не переставая будешь счастлив.

2.

Мы не знаем и не можем знать, для чего мы живем. И потому нельзя бы было нам знать, чтò нам делать и чего не делать, если бы у нас не было желания блага. Это желание верно указывает нам, чтò нам делать, если только мы понимаем свою жизнь не как животное, а как душу в теле. И это самое благо, какого желает наша душа, это самое благо и дано нам — дано в любви. А любовь всегда в нашей власти.

3.

Думай, что благо — то, чтò не в твоей власти, и ты будешь всегда несчастен. Пойми, что благо только то, чтò в твоей власти, и твоего счастья никто не отнимет у тебя.

4.

Никто никогда не уставал делать себе добро. Но ведь самое большое добро — это то, чтобы делать то, чего моя душа хочет, а душа моя всегда хочет одного: любви от себя и к себе. Положи жизнь свою в этом увеличении любви, и ты