что нет надежды когда-либо освободиться из-под гнета этой страшной необходимости.
Какое кощунство!
Это неправда, нет такого закона природы, нет необходимости, заставляющей человека обижать ближнего своего; точно так же, как нет закона природы, предопределяющего человека на беспросыпное пьянство в течение вечных времен. Человек может бросить пьянство, он может и перестать драться, его можно вылечить от сумасшествия войны, его можно убедить в необходимости воздержаться от нанесения обид в виде наказания, угрозы или самозащиты.
Баллу.
8.
В нашем обществе существует некоторый порядок не потому, что есть судьи, прокуроры, следователи, тюремщики, палачи, солдаты, судящие, наказывающие других людей, а потому, что, несмотря на развращение, производимое всеми этими правительственными людьми, люди всё-таки жалеют и любят друг друга.
9.
Удивительное дело: люди, признающие учение Христа, негодуют на правило, не допускающее ни в каком случае насилия.
Человек, признающий то, что смысл и деятельность жизни в любви, негодует на то, что ему указан верный и несомненный путь этой деятельности. В роде того, как если бы мореплаватель негодовал на то, что определен среди мелей, подводных камней верный путь для его плавания. «Зачем это стеснение? Может случиться, что мне надобно будет сесть на мель». То же самое говорят люди, когда возмущаются на то, что нельзя ни в каком случае употреблять насилия и воздавать злом за зло.
10.
Мы удивляемся на то, как извращено было христианство, как оно мало, даже совсем не осуществлено в жизни, а, между тем, разве это могло быть иначе с учением, которое, среди языческого мира, своим требованием поставило истинное равенство людей: все — сыны Бога, все — братья, жизнь всех одинаково священна. Истинное равенство требует не только уничтожения каст, званий, преимуществ, но уничтожения главного орудия неравенства — насилия. Истинное равенство не может быть осуществлено, как это думают, гражданскими мероприятиями, оно осуществляется только любовью к Богу (добру, истине) и к людям. Любовь же к Богу и людям не может быть внушена гражданскими мероприятиями.
То, что люди могли впасть в грубое заблуждение о том, что свобода, братство и равенство могут быть введены казнями, угрозами казней, насилием, не показывает того, чтобы то, к чему стремились люди, было неверно, а только то, что был неверен тот путь, которым заблуждающиеся люди пытались осуществить равенство.
16 ОКТЯБРЯ.
1.
Если бы то время и те силы, которые расходуются людьми теперь на устроительство жизни людей, расходовались бы каждым на дело борьбы с своими грехами, то то самое, чего желают достигнуть люди — наилучшее устройство жизни — было бы очень скоро достигнуто ими.
2.
Если бы мы увидали, что человек, вместо того, чтобы покрыть крышу своего дома и вставить окна, всякий раз, когда заходит дождь и ветер, выходит наружу и, стоя на ветру и под дождем, сердится на тучи, кричит на них, приказывает одной итти направо, другой налево, если бы мы увидали такого человека, мы наверное сказали бы, что он сумасшедший. А между тем мы все делаем это самое. Не заботимся о том, чтобы искоренить зло в себе, а сердимся на зло от других людей. Тогда как избавиться от зла в себе — прикрыть свою крышу, вставить свои окна — в нашей власти, а искоренить зло из мира так же не в нашей власти, как распоряжаться тучами. Если бы люди вместо того, чтобы учить других, хоть изредка занимались тем, чтобы самим становиться лучше, все меньше и меньше становилось бы зла в мире, и всё легче и легче было бы жить людям.
3.
Одно из зловреднейших суеверий есть суеверие о том, что одни люди могут устраивать жизнь других людей. Освободись люди от этого суеверия — и кончились бы и подати, и суды, и тюрьмы, и казни, и войны.
4.
То, чтò делают родители над детьми, воспитатели над воспитанниками, правители над управляемыми, силою заставляя их повиноваться, это — то же самое, чтò делают над деревьями, когда их подстригают или сгибают на них ветви. Деревья только на время принимают тот вид, который им хотят дать, а потом опять растут так, как это свойственно их природе.
5.
До тех пор, пока люди будут неспособны устоять против соблазнов страха, одурения, корысти, честолюбия, тщеславия, которые порабощают одних и развращают других, они всегда сложатся в общество насилующих, обманывающих и насилуемых и обманываемых. Для того, чтобы этого не было, каждому человеку надо сделать нравственное усилие над самим собой. Люди сознают это в глубине души, но им хочется как-нибудь помимо усилия достигнуть того, чтò достигается только усилием.
Выяснить своими усилиями свое отношение к миру и держаться его, установить свое отношение к людям на основании вечного закона делания другому того, чтò хочешь, чтобы тебе делали, подавлять в себе те дурные страсти, которые подчиняют нас власти других людей, не быть ничьим господином и ничьим рабом, не притворяться, не лгать, ни ради страха, ни выгоды не отступать от требований высшего закона своей совести, — всё это требует усилий; вообразить же себе, что установление известных форм каким-то таинственным путем приведет всех людей, в том числе и меня, ко всякой справедливости и добродетели, и для достижения этого, не делая усилий мысли, повторять то, чтò говорят все люди одной партии, суетиться, спорить, лгать, притворяться, браниться, драться, — всё это делается само собой, для этого не нужно усилия.
Людям так хочется, чтобы это было, чтò они уверяют себя, что это и есть. И вот является такая теория об улучшении общественной жизни посредством изменения внешних форм. По теории этой доказывается, что люди могут без усилия достигнуть плодов усилия, точно так же, как по церковной теории молитвой о своем совершенствовании, верой в искупление грехов кровью Христа или в благодать, передаваемую таинствами, люди могут без личного усилия достигнуть праведной жизни. Теория эта произвела и производит ужасные бедствия и более всего другого задерживает истинный прогресс человечества.
6.
Заставить людей силой делать то, чтò мне кажется хорошим, — это самое лучшее средство внушить им отвращение к тому, чтò мне кажется хорошим.
7.
Всякий человек знает, что всякое насилие — зло. И вот, чтобы отучить людей от насилия, мы ничего лучшего не можем придумать, как то, что мы, люди, требующие к себе высшего уважения, делаем для этой цели самое ужасное насилие: тюрьмы, казни.
8.
Человек, совершающий насилие, менее свободен, чем тот, который терпит его.
9.
Спасение от дурного устройства мира только в одном — в распространении среди людей истинной веры.
17 ОКТЯБРЯ.
1.
Есть закон Бога, написанный в сердце каждого человека, и закон человеческий, написанный на бумаге. Если закон Божеский не сходится с законом человеческим, если закон Бога говорит: все люди — братья, люби всех, а закон человеческий говорит: эти и эти люди — враги, делай им зло, убивай, — какого закона надо слушаться?
2.
Одно из самых вредных для людей суеверий — это то, что много людей, иногда много миллионов называются людьми одного народа, одного государства. Люди убивают, грабят друг друга из-за этого суеверия. Избавиться от этого суеверия можно только тем, чтобы считать себя сыном Божиим, и потому не отделять себя от всех людей мира, а считать всех своими братьями, живущими по одному закону Бога.
3.
Разбойники обирают преимущественно богатых, — правительства же обирают преимущественно бедных, богатым же, помогающим им в их преступлениях, покровительствуют. Разбойники, делая свое дело, рискуют своей жизнью, — правительства почти ничем не рискуют. Разбойники никого насильно не забирают в свою шайку, — правительства набирают своих солдат большею частью насильно. Разбойники делят добычу большею частью поровну, — правительства же распределяют добычу неравномерно: чем больше кто участвует в организованном обмане, тем более он получает вознаграждения. Разбойники не развращают умышленно людей, — правительства же для достижения своих целей развращают целые поколения детей и взрослых ложными религиозными и патриотическими учениями. Главное же, ни один самый жестокий разбойник, — никакой Стенька Разин, никакой Картуш — не может сравниться по жестокости, безжалостности и изощренности в истязаниях не только с знаменитыми своей жестокостью злодеями-государями: Иоанном Грозным, Людовиком XI, Елизаветами и т. п., но даже с теперешними конституционными и либеральными правительствами, с их казнями, одиночными тюрьмами, дисциплинарными батальонами, ссылками, усмирениями бунтов и избиениями на войнах.
4.
К правительствам, как и к церквам, нельзя относиться иначе, как или с благоговением, или с омерзением. До тех пор, пока человек не понял того, чтò такое правительство, так же как и того, чтò такое церковь, он не может относиться к этим учреждениям иначе, как с благоговением. Пока он руководится ими, ему нужно думать, для его самолюбия, что то, чем он руководится, есть нечто самобытное, великое и святое; но как только он понял, что то, чем он руководится, не есть нечто самобытное и священное, а что это — только обман недобрых людей, которые, под видом руководительства, для своих личных целей пользовались им, так он не может тотчас же не испытать к этим людям отвращения.
5.
Еще можно было бы как-нибудь оправдывать подчинение целого народа нескольким людям, если бы эти властвующие люди, уже не говорю, были самые хорошие люди, а хоть только не худшие люди; если бы хоть изредка властвовали не лучшие, но порядочные люди; но ведь этого нет, никогда не было и не может быть. Властвуют всегда наиболее дурные, ничтожные, жестокие, безнравственные и, главное, лживые люди. И то, что это так, не есть случайность, а общее правило, необходимое условие власти.
6.
Для непробудившегося человека государственная власть — это некоторые священные учреждения, составляющие органы живого тела, необходимое условие жизни людей. Для пробудившегося человека то, чтò называется государственной властью, это только люди, приписывающие себе какое-то фантастическое значение, не имеющее никакого разумного оправдания, и посредством насилия приводящие свои желания в исполнение. Для пробудившегося человека это — заблудшие и большей частью подкупленные люди, насилующие других людей, точно такие же люди, как и те разбойники, которые схватывают людей на дорогах и насилуют их. Древность этого насилия, размеры насилия, организация его — не может изменить сущности дела. Для пробудившегося человека нет того, чтò называется государством, и потому нет оправдания всем совершаемым во имя государства насилиям и невозможно участие в них. Насилие государственное уничтожится не внешними средствами, а только сознанием пробудившихся к истине людей.
7.
Может быть, что для прежнего состояния людей было нужно государственное устройство, может быть для некоторых людей оно нужно еще и теперь, но люди не могут не предвидеть того состояния, при котором насилие может только помешать мирной жизни людей. А видя и предвидя это, люди не могут не стремиться к осуществлению такого порядка. Средство же осуществления этого
