тому, что это так и должно быть, и что в этом обязанность людей, рискуя тем, чтò в тот самый момент, как ты сделал это, залетит в тебя бактерия или пуля, и ты захрипишь и умрешь, и навеки лишишься возможности исправить, изменить то зло, которое ты сделал другим и — главное — себе, погубив задаром один раз в целой вечности данную тебе жизнь, не сделав в ней то одно, чтò ты несомненно должен был сделать. Жизнь твоя вся в одном настоящем, а им-то ты и пренебрегаешь во имя каких-то соображений о прошедшем и будущем. Какое безумие!
9.
Если бы я не был отделен, для меня не было бы ни пространства, ни времени, как их нет для Бога. Но как только я — не всё, то я могу понимать себя и другие существа только через пространство и время. Но это не показывает того, что я должен жизнь свою полагать в условиях пространства и времени. Во мне есть живущее вне пространства и времени мое духовное я, проявляющееся в настоящем. И в нем-то я и полагаю свою жизнь.
10.
Люди говорят: «Планета будет так же вращаться и тогда, когда она будет лишенным воздуха и воды шаром, с которого исчез человек так же, как и звери и растения», и им кажется, что такие соображения очевиднее всего показывают ничтожество человека; а между тем ничто так очевидно не показывает его величия. Ведь одно из двух: или это рассуждение есть рассуждение червяка, не могущего иначе думать, как в формах пространства и времени, и тогда всё это рассуждение — вздор; или то, что то, чтò рассуждает об уничтожении мира, есть нечто, существующее вне пространства и времени, и потому не может уничтожиться.
28 ОКТЯБРЯ.
1.
Только знай и верь, что всё, что случается с тобой, ведет тебя к твоему истинному, духовному благу, и ты будешь встречать болезни, бедность, позор, всё то, чтò считается людьми бедствиями, не как бедствия, а как то, чтò нужно для твоего блага, как земледелец принимает нужный для его поля дождь, измочивший его, как больной принимает горькое лекарство.
2.
Очень часто всё спасено именно тогда, когда думается, что всё потеряно.
3.
Вместо того, чтобы везти, когда она запряжена, норовистая лошадь изобьется, измучается, ей исхлещут бока, а она всё-таки повезет. То же бывает и с человеком, если он не хочет нести горести, как испытания, а считает их ненужным злом и кобенится против них.
4.
Всё благо. То, чтò мы считаем бедствиями, только открывает нам то божественное, бессмертное, самодовлеющее, которое составляет основу нашу. Главное же бедствие по людскому суждению — смерть — открывает нам вполне наше истинное я.
5.
Болезнь, лишение члена, жестокое разочарование, потеря имущества, потеря друзей кажется в первое время невозвратимой потерей. Но года проявляют глубокую врачебную силу, которая лежит в этих потерях.
Эмерсон.
6.
Мы сердимся на обстоятельства, огорчаемся, хотим изменить их, а между тем все возможные и самые кажущиеся нам тяжелые обстоятельства суть не что иное, как тот материал, над которым мы призваны работать ту работу, которая дает нам истинное благо жизни.
7.
Когда мы чувствуем себя всего слабее телом, мы можем быть всего сильнее духом.
Люси Маллори.
8.
Все бедствия и всего человечества и отдельных людей не бесполезны и ведут человечество и людей, хотя и окольным путем, всё к той же одной цели, которая поставлена людям: проявлению духовного начала каждым человеком в себе и во всем человечестве.
9.
10.
Сколько мы перемучились из-за того, чтò не случилось, но лишь могло случиться.
Джефферсон.
29 ОКТЯБРЯ.
1.
Ничего нет вернее смерти, того, что она придет для всех нас. Смерть вернее, чем завтрашний день, чем наступление ночи после дня, чем зима после лета. Отчего же мы готовимся к завтрашнему дню, к ночи, к зиме, а не готовимся к смерти? Надо готовиться и к ней. А приготовление к смерти одно — добрая жизнь. Чем лучше жизнь, тем меньше страх смерти, и тем легче смерть. Для святого нет смерти.
2.
Как от огня топится воск в свече, так от жизни души уничтожается жизнь тела. Тело сгорает на огне духа, и сгорает совсем, когда приходит смерть. Смерть уничтожает тело так же, как строители уничтожают леса, когда здание готово.
Здание — духовная жизнь, леса — тело. И тот человек, который построил свое духовное здание, радуется, когда умирает, тому, что принимаются леса его телесной жизни.
3.
Разумная жизнь подобна человеку, несущему далеко перед собой фонарь, освещающий его путь. Такой человек никогда не доходит до конца освещенного места, освещенное место всегда идет впереди его. Такова разумная жизнь, и только при такой жизни нет смерти, потому что фонарь не переставая освещает до последней минуты, и уходишь за ним так же спокойно, как и во всё продолжение жизни.
4.
Телесная жизнь моя подлежит страданиям и смерти, и никакие усилия мои не могут избавить меня ни от страданий, ни от смерти. Духовная же жизнь моя не подлежит ни страданиям, ни смерти. И потому спасение мое от страданий и смерти только в одном: в перенесении моего сознания в свое духовное я, в слиянии своей воли с волей Бога.
5.
Страх смерти несвойственен разумному существу. Страх смерти в человеке есть сознание греха.
6.
Одно только мы знаем несомненно, что нас ждет смерть. «Подобна ласточке, пролетевшей через комнату, жизнь человека», Мы приходим, неведомо откуда, и уходим, неизвестно куда. Непроницаемая тьма позади, густые тени впереди. Какое значение будет иметь для нас, когда придет наше время, что мы ели вкусные кушанья или не ели, носили мягкие одежды или не носили, оставили большое состояние или не оставили никакого, пожинали лавры или были презираемы, считались учеными или невеждами, — сравнительно с тем, как мы употребили вверенный нам Господином талант?
Какую цену будет иметь для нас всё это, когда потускнеют наши глаза и сделаются глухи наши уши? Спокойны в тот час мы можем быть только тогда, когда не переставая не только берегли вверенный нам талант духовной жизни, но увеличивали его до той степени, при которой уничтожение тела перестает быть страшным.
Генри Джордж.
7.
Когда ты явился на свет, ты плакал, а кругом все радовались; сделай же так, чтобы когда ты будешь покидать свет, все плакали, а ты один улыбался.
Индийское изречение.
8.
Когда человека вылечили от смертной болезни, и он опять живет, то это похоже на то, как когда воз, которому надо ехать через трясину, вытащили назад на эту, а не на ту сторону. Через трясину не миновать ехать.
9.
Человек, боящийся смерти, — человек больной, нарушивший закон своей жизни, не живущий жизнью разумной.
30 ОКТЯБРЯ.
1.
Всякому человеку, чем дольше он живет, тем больше раскрывается жизнь, то, чтò было неизвестным, становится известным. И так до самой смерти. В смерти же раскрывается всё, чтò только может в этой жизни познать человек.
2.
Смерть — это перемена в нашем теле, самая большая, самая последняя. Перемены в нашем теле мы все переживаем очень многие: то мы были голыми кусочками мяса, потом стали грудным ребеночком, потом повыросли волосы, зубы, попадали зубы — выросли новые, стала расти борода, потом стали седеть, плешиветь, и всех этих перемен мы не боялись.
Отчего же мы боимся последней перемены?
Оттого, что никто не рассказал нам, чтò с ним случилось после этой перемены. Но ведь никто не скажет про человека, если он уехал от нас и не пишет нам, что его нет, или что ему дурно там, куда он приехал, а скажет только, что нет о нем известий. То же самое и об умерших: это значит только то, что мы не знаем ничего о том, чтò будет с нами после этой жизни; но то, чтò мы не можем знать ни того, чтò будет с нами после смерти, ни того, чтò было с нами до этой жизни, показывает только то, чтò нам этого не дано знать, потому что не нужно знать. Одно мы знаем: что жизнь наша не в переменах тела, а в том, чтò живет в этом теле. А живет в этом теле душа. А душе нет ни начала, ни конца.
3.
Оттого, что один человек тихо шел от того места, с которого я вижу, до того, где мне уж больше не видно его, а другой прошел это место скоро, не стану же я думать, что тот, кто шел медленно, тот больше прошел, чем тот, кто шел скоро. Я только одно знаю, что если я видел проходящего мимо моего окна человека, скоро ли или тихо — всё равно, я знаю, что и тот и другой шли до того времени, когда я увидал их, и будут итти и после того.
4.
Мы так привыкли считать свое орудие, свое тело, собою, что нам страшно его уничтожение. А стоит привыкнуть считать собою то, чтò работает орудием, и не может быть страха, а в минуту смерти только сознание неловкости, что отнято прежнее орудие, а новое не дано еще.
5.
Каждый чувствует, что он — не ничто, в известный момент вызванное к жизни кем-то другим. Отсюда его уверенность, что смерть может положить конец его жизни, но отнюдь не его существованию.
Шопенгауер.
6.
Животное не предвидит неминуемой смерти и поэтому не знает страха смерти. Человек же часто боится смерти. Неужели то, что человек обладает разумом, открывающим ему неизбежность смерти, может ухудшить, в сравнении с животным, его положение? Это было бы так, если бы человек употреблял свой разум на предвидение смерти, а не на улучшение своей жизни.
Чем больше живет человек духовной жизнью, тем менее страшна ему смерть. Если человек живет одной духовной жизнью, то смерть совсем не страшна ему. Смерть для такого человека — только освобождение духа от тела. Он знает, что то, чем он живет, не может уничтожиться.
7.
Смерть есть то же, что рождение. С рождением младенец вступает в новый мир, начинает совсем иную жизнь, чем та жизнь, которую он вел в утробе матери. Если бы младенец мог рассказать, что он испытывал, когда уходил из прежней жизни и готовился к рождению в этой жизни, он рассказал бы, что испытывал такой же страх, как мы перед смертью.
8.
Что такое жолудь, как не дуб, лишенный своих ветвей, листьев, ствола, корней, т.-е. всех форм, всех особенностей, но который сосредоточен в своей сущности, в своей производительной силе, который вновь может завоевать всё, чтò она отбросила? Это обеднение, стало-быть, есть только внешнее сокращение. Возвратиться к своей вечности — это-то и значит умереть, но не уничтожиться, это значит возвратиться к своей потенциальности.
Амиель.
31 ОКТЯБРЯ.
1.
