его дедов и прадедов. Должен отдавать также часть своего труда и при всяком переезде с места на место, при всяком получении наследства или какой бы то ни было сделке с ближним. Кроме того, за ту часть земли, которую он занимает или своим жилищем или обработкой поля, с него требуют еще более значительную часть его труда. Так что бòльшая часть его труда, если он живет своим трудом, а не чужим, вместо того, чтобы употребляться на облегчение и улучшение положения его и положения его семьи, уходит на эти подати, пошлины, монополии.
Мало и этого: человеку этому в одних, в большинстве государств, велят, как только он войдет в возраст, поступать на несколько лет в военное, самое жестокое рабство и итти воевать; в других же государствах: в Англии и Америке, он должен нанимать людей для этого же дела.
И вот люди, поставленные в такое положение, не только не видят своего рабства, но гордятся им, считая себя свободными гражданами великих государств Британии, Франции, Германии, России, гордятся этим так же, как лакеи гордятся важностью тех господ, которым они служат.
8.
Казалось бы, естественно человеку с неизвращенными и не расслабленными духовными силами, встретившись с требованиями государственными — податей, солдатства и др., спросить себя: «да зачем же я буду исполнять всё это? Я хочу наилучшим образом прожить свою жизнь, хочу работать, кормить семью, хочу сам решать, чтò мне приятно, полезно и должно делать. Оставьте меня в покое с вашей Россией, Францией, Германией, Британией. Кому это нужно, те пускай соблюдают эти Британии и Франции, а мне они не нужны. Силою вы можете отобрать у меня всё, чтò хотите, и убить меня, но сам я не хочу и не буду участвовать в своем порабощении».
Казалось бы, естественно поступить так, но никто еще не говорит этого и никто еще так не поступает, но такое отношение к правительству должно притти и придет и, я думаю, скоро.
9.
Для разумного человека весь мир — отечество; ему везде и всегда хорошо, потому что его счастье — в его духе. Он никогда не бывает изгнанником, но всегда чувствует себя странником. Уезжая из родины, он не оставляет отечества, а только переменяет одно отечество на другое. Где он поселится, там и будет его отечество.
10.
Как движется жизнь отдельного человека от возраста к возрасту, так точно движется и жизнь всего человечества. И как рост и изменения человека совершаются незаметно, но бывают периоды, когда мы ясно определяем прежнее ребячество, детство, юность, мужество, так точно и в жизни человечества незаметно видоизменяются определенные признаки возрастов. Так в наше время мы переживаем переход из одного возраста в другой. Он близко, при дверях, как говорил Христос.
11.
Только чистотою уничтожается нечисть на теле; то же самое и в человеческих обществах. Пусть человеческие общества сделаются чистыми и здоровыми в духовном отношении, и питающиеся на них паразиты церкви и государства пропадут сами собой, как пропадают насекомые на чистом и здоровом теле.
18 ИЮЛЯ.
1.
Человеку, не думавшему о вере, кажется, что есть только одна истинная вера, — та, в какой он родился. Но только спроси себя, чтò бы было, если бы ты родился в другой вере? — христианин в магометанской, буддист в христианской, христианин в браминской. Неужели только мы в своей вере в истине, а все остальные во лжи? Вера не станет истинной оттого, что ты будешь уверять себя и других, что она одна истинная.
2.
Когда человек не может уже верить в ту веру, в которой родился, и перестает верить в нее, ему говорят: как тебе не стыдно не верить в веру отцов и дедов? Говорить так всё равно, что говорить: как тебе не стыдно шить себе новую одежду, когда у тебя есть развалившаяся, негодящаяся уже тебе одежда отцов и прадедов?
3.
Отличить ложь от правды можно прежде всего тем, что правда ясна и проста и коротка, а ложь всегда запутана, сложна и длинна. Прикинь это правило к учению церквей и к учению Евангелия, Будды, Конфуция, Эпиктета, Баба и других, и увидишь, где правда.
4.
Самая вредная ложь это — ложь хитрая, сложная и облеченная в торжественность и великолепие, как проявляется обыкновенно ложь религиозная.
5.
Главная и наизловреднейшая деятельность церкви есть та, которая направлена на обман детей, тех самых детей, про которых Христос сказал, что горе тому, кто соблазнит единого из малых сих. С самого первого пробуждения сознания ребенка, его начинают обманывать, с торжественностью внушать ему то, во чтò не верят сами внушающие, и внушать до тех пор, пока обман не срастется посредством привычки с природой ребенка. Ребенка старательно обманывают в самом важном деле в жизни, и когда обман так сросся с его жизнью, что уже трудно оторвать его, тогда перед ребенком открывают весь мир науки и действительности, который никаким образом не может совместиться с внушенными ему верованиями, предоставляя ему разбираться самому, как он умеет, в этих противоречиях.
Ведь если поставить себе задачей запутать человека так, чтобы он не мог с здоровым умом выбраться из внушенных ему с детства двух противоположных миросозерцаний, то нельзя ничего придумать сильнее того, чтò совершается над всяким молодым человеком, воспитываемым в нашем, так называемом христианском обществе.
6.
Единая истинная религия не содержит в себе ничего, кроме законов, т.-е. таких нравственных начал, безусловную необходимость которых мы можем сами сознать и которые, следовательно, мы сознаем нашим разумом. Только для целей церквей, которых может быть много различных, могут существовать постановления, представляющиеся произвольными для нравственного определения. Признавать эти постановления веры, установленные в одном народе, но не составляющие всемирной религии, за существенно обязательные правила для служения Богу, есть религиозное заблуждение, следование которому есть ложное служение Богу, т.-е. такое воображаемое почитание Бога, посредством которого совершается прямо противное истинному служению.
Кант.
7.
Вера устанавливается изнутри, а не извне.
8.
При очевидности в наше время всей неправды церковного учения, нужны особенные, сверхъестественные усилия для того, чтобы удержать людей в подчинении церкви. И такие усилия, всё более и более напрягая их, и употребляют церкви. У нас в России (кроме всех других) употребляется простое, грубое насилие покорной церкви власти. Людей, отступающих от внешнего выражения веры и высказывающих это, или прямо наказывают или лишают прав; людей же, строго держащихся внешних форм веры, награждают, дают права. Так поступают православные; но и все церкви, без исключения, пользуются всеми для этого средствами, из которых главное — то, чтò теперь называется гипнотизацией.
Пускаются в дело все искусства, от архитектуры до поэзии, для воздействия на души людей и для одурения их, и воздействие это происходит неперестающее. Особенно очевидна эта необходимость гипнотизирующего воздействия на людей для приведения их в состояние одурения на деятельности армии спасения, употребляющей новые, непривычные нам приемы труб, барабанов, песней, знамен, нарядов, шествий, плясок, слез и драматических приемов.
Но это нас поражает только потому, что это — новые приемы; разве старые приемы храмов с особенным освещением, с золотом, блеском, свечами, хорами, органом, колоколами, ризами, плаксивыми проповедями и т. п. не то же самое?
9.
Нередко приходится упрекать людей в излишнем послушании; это такой же естественный и гибельный порок, как и недоверчивость.
10.
Очевиднее всего становится та царствующая ложь, в которую верят люди, когда сличишь то, чтò считается истиной у одних людей, с тем, чтò считается несомненной истиной у других.
У одних истина в том, что Бог один, у других их три; у одних для того, чтобы угодить Богу, надо молиться по воскресеньям стоя, у других по пятницам сидя, у третьих по субботам на корточках; у одних надо поститься так-то и в одно время, у других иначе и в другое время; у одних спасение в вере в одно, а у других в совсем другое.
11.
Тот, кто хочет быть человеком, должен освободиться от веры, навеянной ему еще в детстве. Тот, кто хочет приобрести вечное, должен найти его сам.
Эмерсон.
12.
Молитва, понимаемая как внутреннее формальное богослужение и потому как средство снискать себе милость, есть суеверное заблуждение. Ибо она не что иное, как только заявленное желание по отношению к существу, которое не нуждается ни в каком заявлении. Такой молитвой мы ничего, в сущности, не делаем и не выполняем ни одной из тех обязанностей, которые возложены на нас, как Божии заповеди, и, следовательно, и не служим действительно Богу.
Сердечное желание всем нашим поведением быть угодным Богу, — другими словами, чтобы все наши действия сопровождались настроением выполнять их так, как будто мы, совершая их, находимся на службе Богу, — вот в чем заключается дух молитвы, который может и должен неукоснительно пребывать в нас. Облекать же это желание в слова и формулы (хотя бы внутренне) — это может иметь, самое большее, только ценность средства для оживления такого настроения в нас самих.
Кант.
19 ИЮЛЯ.
1.
Персидский мудрец говорит: «Когда я был молод, я сказал себе: хочу познать всю науку. И я узнал почти всё, чтò знали люди; но, когда я стал стар и взглянул на всё то, чтò я узнал, то я увидал, что жизнь моя прошла, и я ничего не знаю».
2.
Лучше немного знать правил жизни, чем выучиться многим бесполезным наукам. Правила жизни удержат тебя от злого, направят на доброе; знания бесполезных наук только введут тебя в соблазн гордости и помешают тебе ясно понимать нужные тебе правила жизни.
3.
Читайте прежде всего лучшие книги, а то вы и совсем не успеете прочесть их.
Торо.
4.
Ложная наука и ложная религия выражают свои догматы всегда высокопарным языком, который непосвященным кажется чем-то таинственным и важным. Рассуждения ученых людей часто бывают столь же мало понятны не только для других, но и для них самих, как речи профессиональных учителей веры. Педант ученый, пользуясь латинскими терминами и страшными словами, часто делает из самого простого нечто столь же непонятное, как и латинские молитвы попов для их неграмотных прихожан. Таинственность не есть признак мудрости. Чем мудрее человек, тем проще тот язык, которым он выражает свои мысли.
Люси Маллори.
5.
Наука стала теперь раздавательницей дипломов на пользование чужими трудами.
6.
Сократ не имел столь обычной слабости толковать в своих беседах о всем существующем, отыскивать происхождение того, чтò софисты называют природой, и восходить до основных причин, от которых произошли небесные тела. — Неужели, — говорил он, — люди считают, что постигли всё то, чтò важно человеку знать, раз занимаются тем, чтò так мало касается человека; или думают они, что смеют пренебрегать теми вещами, которые боги подчинили нам, а углубляться в те тайны, которые принадлежат им?
В особенности удивлялся он слепоте тех ложных ученых, которые
