[которое] всегда дѣйствуетъ на меня: я дурно сдѣдалъ, проспалъ. Я, когда418 просыпаюсь, испытываю то, что трусливая собака передъ хозяиномъ, когда виновата. Потомъ подумалъ я о томъ, какъ свѣжи419 моральныя силы человѣка при пробужденіи, и почему не могу420 я удержать ихъ всегда въ такомъ положеніи. Всегда буду говорить, что сознаніе есть величайшее моральное зло, которое толь[ко] можетъ постигнуть человѣка. Больно, очень больно знать впередъ, что я черезъ часъ, хотя буду тотъ же человѣкъ, тѣ же образы будутъ въ моей памяти, но взглядъ мой независимо отъ меня перемѣнится, и вмѣстѣ съ тѣмъ сознательно. Я читалъ Horace. Правду сказалъ братъ, что эта личность похожа на меня. Главная421 черта: благородство характера, возвышенность понятій, любовь къ славѣ, — и совершенная неспособность ко всякому труду. Неспособность эта происходитъ отъ422 непривычки, а непривычка — отъ воспитанія и тщеславія. Джеджановъ звалъ меня; у него бабы. Я отказался и ушелъ, безъ желанія и безъ отвращенія, безъ чувства, однимъ словомъ. Я этимъ доволенъ. Ходилъ, зашелъ къ Пяткину. Какой-то офицеръ говорилъ, что онъ знаетъ, какія я штуки хочу показать дамамъ, и предполагалъ только, принимая въ соображеніе свой малый ростъ, что, не смотря на то, что у него въ меньшихъ размѣрахъ, онъ такія же можетъ показать.

Обѣдали втроемъ, какъ и обыкновенно: я, братъ и Кнорингъ. Попробую набросать портретъ Кнор[инга]. Мнѣ кажется, что описать человѣка собственно нельзя; но можно описать, какъ онъ на меня подѣйствовалъ. Говорить про человѣка: онъ человѣкъ оригинальной, доброй, умной, глупой, последовательный и т. д… слова, кот[орыя] не даютъ никакого понятія о человѣкѣ, a имѣютъ претензію обрисовать человѣка, тогда какъ часто только сбиваютъ съ толку. Я вналъ, что братъ жилъ съ нимъ гдѣ-то, что вмѣстѣ съ нимъ приѣхалъ на Кавказъ и что былъ съ нимъ хорошъ.423 Я зналъ, что онъ424 дорогой велъ расходы общія; стало быть, былъ человѣкъ акуратной; и что былъ долженъ брату, стало быть, былъ человѣк неосновательной. — Потому что онъ былъ друженъ съ братомъ, я заключалъ, что онъ былъ человѣкъ несвѣтскій, и потому что братъ про него мало разсказывал, я заключалъ, что онъ не отличался умомъ. Разъ утромъ братъ сказалъ мнѣ: «Нынче будетъ сюда Кнорингъ, какъ я радъ его видѣть». «Посмотримъ этаго франта», подумалъ я. За палаткой я у слыхалъ радостныя восклицанія свиданія брата и голосъ, который отвѣчалъ на нихъ столь-же радостно: «здравствуй, морда». Это человѣкъ непорядочный, подумалъ я, и не понимающій вѣщей. Никакія отношенія не могутъ дать прелести такому нарицанію. — Братъ, по своей привычкѣ, отрекомендовалъ меня ему; я бывши уже настроенъ съ невыгодной стороны, поклонился холодно и продолжалъ читать, лежа. — Кнорингъ человѣкъ высокий, хорошо сложеной, но безъ прелести. Я признаю въ сложеніи такое же, ежели не больше выраженія, чѣмъ въ лицѣ: есть люди пріятно и непріятно сложеные. — Лицо широкое, съ выдавшим[ися] скулами, имѣющее на себѣ какую то мягкость, то, что въ лошадяхъ называется «мясистая голова». Глаза каріе, большіе, имѣющіе только два измѣненія: смѣхъ и нормальное положеніе. При смѣхѣ они останавливаются и имѣютъ выраженіе тупой безсмысленности. Остальное въ лицѣ по паспорту. — Онъ при мнѣ, какъ я замѣтилъ, удерживался.

Когда первыя минуты свиданія прошли, когда повторил[ись] нѣсколько разъ вопросы, послѣ молчаній: «Ну, что ты?» и ответы: «Да вотъ, какъ видишь», онъ обратился ко мнѣ съ вопросомъ: «На долго ли-съ, Графъ, сюда?» Я опять отвѣчалъ холодно. — Я имѣю особенно[сть] узнавать съ разу людей, которые любятъ имѣть вліяніе на другихъ. Должно быть отъ того, что я самъ люблю это. Онъ изъ таких людей. На брата онъ имѣетъ наружное вліяніе. Н[а] п[римѣръ], подзываетъ его къ себѣ. — Желалъ бы я знать, можетъ ли быть, чтобы человѣкъ сознательно старался пріобрѣсти вліяніе на другихъ. — Мнѣ это кажется такъ же невозможнымъ, какъ казалось невозможнымъ разъигрывать à livre ouvert;425 впрочемъ, я пробовалъ это; такъ почему людямъ послѣдовательнымъ посредствомъ практики не дойдти до этаго. Таковые люди при всякомъ поступкѣ имѣютъ такого рода заднюю мысль. — Мыслей такъ много можетъ вмѣщаться въ одно время, особенно въ пустой головѣ. —

————

ТЕТРАДЬ Г.

[Март — май 1851.]

L’imagination est le miroir [de la] nature, miroir, que nous portons en nous et dans lequel elle se peint. La plus belle imagination est le miroir le plus clair et le plus vrai, celui que nous appelons le genie. Le genie ne crée pas, il retrace.426

Il y a des hommes qui ont le sentiment du bon, du beau et du noble,427 mais qui ne le sont pas.428

Есть люди, которые все разумное понимаютъ быстро, всему изящному сочувствуютъ живо и все хорошее чувствуютъ, но которые въ жизни, въ приложеніи, не умны, не изящны и не добры. Отчего-бы это? Или есть двѣ способности: воспріимчивости и воспроизведенія — или не достаетъ той способности, к[оторую] называють геніемъ или талантомъ, или, наконецъ, натуры слишкомъ чистыя всегда слабы и апатичны, и потому способности не развиты.

Je n’étais pas assez gai pour avoir un ami, j’étais trop isolé pour avoir une amie.429

Chez certains hommes l’aVеu public de la faute qu’on [a] commis avec eux, augmente l’amour jusqu’à ce qu’ils se fassent une arme de cet aveu contre la femme oui l’а fait. Ce sont les natures basses.430 —

Dernièrement en parlant avec un de mes amis qui se plaignait de sa position et qui lui attribuait toutes les bévues qu’il avait faites, je disais, que ni la richesse, ni le nom, ni l’élégance ne pouvaient donner à un homme l’aplomb, qui était la cause de ses bévues, s’il lui manquait. — C’est une chose que je ne puis vous prouver, me dit-il, mais que je connais par une triste expérience: les jours, que j’ai une chemise, je suis tout autre, que quand j’ai un faux-col, et comme le héros d’un roman d’Eug[ène] Sue, qui partage ses jours en jours de pluie et de beau temps, je partage mes jours en jours de chemise et de faus-col.431 —

Что натуры богатыя лѣнивы и мало развиваются, это, во первыхъ, мы видимъ въ дѣйствительности, во вторыхъ, ясно, что несовершенныя натуры стремятся раскрыть мракъ, который покрываетъ для нихъ многія вопросы, и достигаютъ усовершенствованія и пріобрѣтаютъ привычку работать. Потомъ: труды, предстоящія натурѣ богатой, чтобы идти впередъ, гораздо больше432 и не пропорціональны съ трудами натуры несовершенной въ433 дальнѣйшемъ развитіи.

Ламартин говоритъ, что писатели упускаютъ изъ виду литературу народную, что число читателей больше въ средѣ народной, что всѣ, кто пишутъ, пишутъ для того круга, въ которомъ живутъ, а народъ, въ средѣ котораго есть лица, жаждущія просвещенія, не имѣетъ литературы и не будетъ имѣть до тѣхъ поръ, пока [не] начнутъ писать для народа. —

Я не434 буду говорить о тѣхъ книгахъ, которыя пишутся съ цѣлью435 найдти много читателей, — это не сочиненія, это произведенія авторскаго ремесла, ни о тѣхъ ученыхъ и учебныхъ книгахъ, к[оторыя] не входятъ въ область поэзіи. — —

(Гдѣ границы между прозой и поэзіей, я никогда не пойму; хотя есть вопросъ объ этомъ предметѣ въ словесности; но ответа нельзя понять. — Поэзія — стихи. Проза — не стихи: или поэзія — все, исключая деловыхъ бумагъ и учебныхъ книгъ). Всѣ сочиненія, чтобы быть хорошими, должны, какъ говорить Гоголь о своей прощальной повѣсти (она выпѣлась изъ души моей), выпѣться изъ души сочинителя. Что же доступнаго дли народа можетъ выпѣться изъ души сочинителей, большей частью стоящихъ на высшей точкѣ развитія, народъ не пойметъ. — Ежели даже сочинитель будетъ стараться сойдти на ступень народную, народъ не так пойметъ. Также какъ когда436 мальчикъ 16 лѣтъ читаетъ437 сцену насильствованія героини романа, это не возбуждаете въ438 немъ чувства негодованія,439 онъ не ставитъ себя на мѣсто несчастной,440 но невольно переносится441 въ роль соблазнителя и наслажд[ается] чувствомъ сладострастія, — такъ и народъ пойметъ совсемъ другое изъ того, что вы захотите сказать ему. Разве Антона горемыку, Geneviève пойметъ народъ? Слова доступны, какъ выраженія мысли, но мысли недоступны. — У народа есть своя литература — прекрасная, неподражаемая; но она не поддѣлка, она выпѣвается изъ среды самаго народа. Нѣтъ потребности въ высшей литературѣ, и нѣтъ ея. Попробуйте стать совершенно на уровень съ народомъ, онъ442 станете презирать васъ. —

Пускай идетъ впередъ высшій кругъ, и народъ не отстанетъ; онъ не сольется съ высшимъ кругомъ, но онъ тоже подвинется. — Pourquoi dire des subtilités, quand il y a encore tant de grosses vérités à dire.443 — Искали философальный камень, нашли много химическихъ соединеній. — Ищутъ добродѣтели съ точки зрѣнія соціализма, т. е. отсутствія пороковъ, найдутъ много полезныхъ моральныхъ истинъ. —

(Paul et Virginie). Leur affection mutuelle occupait toute l’activité de leurs âmes. — Jamais des sciences inutiles n’avaient fait couler leurs larmes, jamais les leçons d’une triste morale ne les avaient remplis d’ennui.444

C’est tenter la Providence que de tâcher d’améliorer la nature de l’homme. — Chaque loi qui promet une punition fait445 naître [un] mal aussi grand, que le mal qui existait. Dieu a fait l’homme beau et bon; il est impossible de le rendre meilleur. — Eviter le mal, les occasions de le faire et surtout de faire voir la possibilité de le faire.446 —

Mais devenue mère, elle ne craignait plus la honte d’un refus.

Elle courut au port Louis, sans se soucier cette fois d’être mal vêtue, la joie maternelle la mettant au dessus du respect humain.447

Какъ мѣняется взглядъ на жизнь, когда живешь не для себя, а для другихъ! Жизнь перестаетъ б[ыть] цѣлью и дѣлаеться средствомъ. Несчастіе дѣлаетъ добродѣтельнымъ — добродѣтель дѣлаетъ счастливымъ — счастье дѣлаетъ порочнымъ. —

Есть два рода счастья: счастье людей добродѣтельныхъ и счастіе людей тщеславныхъ. — Первое происходитъ отъ добродѣт[ели], второе отъ судьбы. — Нужно, чтобы добродѣтель глубоко пустила корни, чтобы послѣднее не имѣло вредное вліяніе на первое. — Счастіе, основанное на тщеславіи,448

разрушается449 имъ же: слова — злорѣчіемъ — богатство — обманомъ. Основанное на добродѣт[ели] счастіе — ничѣмъ. —

Elles avaient banni de leurs conversations la médisance, qui sous une apparence de justice, dispose nécessairement le coeur à la haine ou à la fausseté; car il est impossible de ne pas hair les hommes, si on les croit méchants, et vivre avec eux, si on ne leur cache sa haine sous des dehors de bienveillance. — Ainsi la médisance nous oblige à être