mal avec les autres ou avec nousmêmes.450 —

Enfin je crois la solitude tellement nécessaire au bonheur dans le monde même, qu’il me parait impossible d’y goûter un plaisir durable d’un sentiment, quel qu’il soit, ou de régler sa conduite d’après quelque principe stable, si l’on ne se fait une solitude intérieure, d’où notre opinion sorte bien rarement, et l’opinion d’autrui u’entre jamais.451— Pour savoir apprécier le bonheur que donnent le calme et la vertu, il faut souvent envisager le malheur que donnent le mouvement et les passions. — On jouit du bonheur dont jouit un naufragé sur une plage déserte.452 — La vie et les livres.453 — Parmi un grand nombre d’infortunés que j’ai essayé de ramener à la nature, je n’ai pas trouvé un seul, qui ne soit enivré de ses propres misères. Ils m’écoutaient d’abord avec attention, croyant que [je] les enseignerai à acquérir de la gloire et de la fortune; mais voyant que je ne voulais les apprendre qu’à s’en passer, ils me trouvaient moi-m[ême], misérable.454

Говорить, что жизнь есть испытанія, что смерть есть благо,455 отчуждая насъ отъ всѣхъ горестей, — не должно. — Это не есть ни утѣшеніе въ потеряхъ близкихъ людей, ни нравственное поученіе. — Сочувствовать этому невозможно иначе, какъ въ отчаяніи, a отчаяніе есть слабость вѣры и надежды въ Бога. — Какъ нравственное поученіе, эта мысль слишкомъ тяжела для души молодой, чтобы не поколебать вѣру въ добродѣтель. — Ежели человѣкъ лишился существа, которое онъ любилъ, онъ456 можетъ любить другое; ежели457 же нѣтъ, то отъ того, что онъ слишкомъ гордъ. — Начало зла въ дупгѣ каждаго. —

L’habit qui sied le plus mal au mendiant, c’est l’habit de mendiant, et c’est la cause principale qui en détourne l’aumône.458— Il y a des gens qui ont des petitesses sans avoir assez d’esprit pour les voir. Il y en a qui en ont, qui les voyent, mais qui n’ont pas459 la force de les avouer. Il y en a qui les voyent et les avouent; ceux la n’y tiennent pas, ils s’en jouent. Une petitesse avouée n’est plus une petitesse.460 —

«Quand le dernier des Gracques expira, iljeta un peu de poussière vers le Ciel; de cette poussière, naquit Marius. — Marius moins grand pour avoir exterminé les Cimbres, que pour avoir abattu l’aristocratie de noblesse dans Rome» (Mirabeau aux Marseillais).461

Quand la fin finale adviendra

Tout à rebours clopinera,

Lors celui-là deviendra riche

Qui plus sera sot, larron, chiche.

Tant moins aura-t-on d’honneur

Tant plus sera-t-on grand seigneur.

Suffira d’avoir jeune hure,

Petite âme et large serrure.

Laides guenons, singes bottés

Comme patrons seront festés.

Ânes seront assis en chaire

Et les docteurs debout derrière.462

Старухи-тетушки и старики-дядюшки считаютъ себя обязанными за право имѣть племянниковъ платить наставленіями, какъ бы они не были безполезны. Имъ даже непріятно, когда племянники такого поведенія, что ихъ совѣты не умѣстны; имъ кажется, что они лишены должнаго. —

Нѣтъ ничего тяжеле, какъ видѣть жертвы, которыя для тебя дѣлаютъ люди, съ которыми ты связанъ и долженъ жить; особенно же жертвы, кот[орыхъ] не требуешь, и отъ людей, к[оторыхъ] не любишь. — Самая обидная форма эгоизма — это самопожертвованіе. —

Adrien Duport discuta sur la peine de mort et prononça en faveur de son abolition. Il démontra avec la plus profonde logique, que la société en se réservant l’homicide, le justifiait jusqu’à un certain point chez le meurtrier et que le moyen le plus efficace de déshonorer le meurtre et de le prévenir était d’en montrer elle même une sainte horreur. Robespierre qui devait tout laisser immoler plus tard demandait qu’on désarma la société de la peine de mort. Si les préjugés des juristes n’eussent pas prévalu sur les saines doctrines de la philosophie morale, qui peut dire combien de sang eût été épargné à la France?463 —

Всѣ описываютъ слабости людскія и смѣшную сторону людей, перенося ихъ на вымышленныя личности, иногда удачно, смотря по таланту писателя,464 большей частью неестественно. Отчего? Отъ того, что слабости людскія мы знаемъ по себѣ, и чтобы выказать ихъ вѣрно, надо ихъ выказать на себѣ, потому что извѣстная слабость идетъ только извѣстой личности. У рѣдкихъ достаетъ силы сдѣлать это.465 Личность, на к[оторую] переносятъ собственныя слабости, стараются сколько можно исказить, чтобы не узнать466 самихъ себя. Не лучше ли говорить прямо: «вотъ, каковъ я. Вамъ не нравится, очень жалѣю: но467 меня Богъ такимъ сдѣлалъ». Никто не хочетъ сдѣлать перваго шага, чтобы не сказали, наприм[ѣръ]: «Вы думаете, что ежели вы дурны и смѣшны, что и мы всѣ тоже». — Отъ этаго всѣ молчатъ. Это похоже, какъ въ провинціи на балъ ѣздятъ: всѣ боятся пріѣхать 1-ми, отъ этаго всѣ пріѣзжаютъ поздно. — Покажи всякій себя, каковъ есть,468 то, что было прежде469 смѣшнымъ и слабостью, перестанетъ б[ыть] такимъ. — Развѣ это не огромное благо избавиться, хотя немного, отъ ужаснаго ига — боязни смѣшнаго. Сколько, сколько истинныхъ наслажденій теряемъ мы отъ этаго глупаго страха. — Ne pouvant ni rester sous un passé qui croule, ni jeter d’un seul jet l’аVеnіr dans son moule. — (Lamartine, Jocelyn.)470 La supériorité tse une infirmité sociale. — (Emile Souvestre.)471

2 Іюня 1851. Ахъ Боже мой, Боже мой, какія бываютъ тяжелые, грустные дни! И отчего472 грустно такъ? Нѣтъ, не столько грустно, сколько больно сознаніе того, что грустно и не знаешь, о чемъ грустишь. Я думалъ прежде — это отъ безъдѣйствія, праздности. Нѣтъ, не отъ праздности,473 а отъ474 этаго положенія я дѣлать ничего не могу. Главно[е], я ничего похожаго на ту грусть, которую испытываю, не нахожу нигдѣ: ни въ описаніяхъ, ни даже въ своемъ воображеніи. Я представляю себѣ, что можно475 грустить о потерѣ какой нибудь, о разлукѣ, о обманутой надеждѣ. Понимаю я, что можно разочароваться: все надоѣстъ, такъ часто будешь обманутъ въ ожиданіяхъ, что ничего ждать не будешь. Понимаю я, когда таятся въ душѣ: любовь ко476 всему прекрасному, къ человѣку, къ природѣ, когда готовъ все это высказать, попросить сочу[в]ствія, и вездѣ найдешь холодность и насмѣшку, скрытую злобу на людей, и оттого477 грусть. Понимаю я грусть человѣка, когда положеніе его горько, а тяжелое, ядовитое чувство зависти давитъ его. Все это я понимаю, и въ каждой такого рода грусти есть что-то478 хорошее съ одной стороны. —

Свою же грусть я чувствую, но понять и представить себѣ не могу. Жалѣть мнѣ нечего, желать мнѣ тоже почти нечего, сердиться на судьбу не за что.479 Я понимаю, какъ славно можно бы жить воображеніемъ; но нѣтъ. Воображеніе мнѣ ничего не рисуетъ — мечты нѣтъ. Презирать людей — тоже есть какое то пасмурное наслажденіе, — но и этаго я не могу, я о нихъ совсѣмъ не думаю; то кажется: у этаго есть душа, добрая, простая, то кажется: нѣтъ, лучше не искать, зачѣмъ ошибаться! — Разочарованности тоже нѣтъ, меня забавляетъ все; но въ томъ горе, что я слишкомъ рано взялся за вѣщи серьезныя въ жизни, взялся я зa нихъ, когда еще не былъ зрѣлъ для нихъ, а чувствовалъ и понималъ; такъ сильной вѣры въ480 дружбу, въ любовь, въ красоту: нѣтъ у меня, и разочаровался я въ вѣщахъ важныхъ въ жизни; а въ мелочахъ еще ребенокъ. —

Сейчасъ я думаю, вспоминая о всѣхъ непріятныхъ минутахъ моей жизни, которыя въ тоску одни и лѣзутъ въ голову, — нѣтъ, слишкомъ мало наслажденій, слишкомъ много желаній, слишкомъ способенъ человѣкъ представлять себѣ счастіе, и слишкомъ часто, такъ ни за что, судьба бьетъ насъ, больно, больно задѣваетъ481 за нѣжныя струны, чтобы любить живнь; и потомъ что то особенно сладкое и великое есть въ482 равнодушіи къ жизни, и я наслаждаюсь483 этимъ чувствомъ. Какъ силенъ кажусь я себѣ противъ всего съ твердымъ убѣжденіемъ, что ждать нечего здѣсь, кромѣ смерти; и сейчасъ-же я думаю съ наслажденіемъ о томъ, что у меня заказано сѣдло, на которомъ я буду ѣздить въ Черкескѣ, и какъ я буду волочиться за Козачками, и приходить въ отчаяніе, что у меня лѣвый усъ хуже484 праваго, и я два часа расправляю его передъ зеркаломъ. Писать тоже немогу, судя по этому — глупо.

Et puis cette horrible nécessité de traduire par des mots et aligner en pattes de mouches des pensées ardentes, vives, mobiles, comme des rayons de soleil teignant les nuages de l’air. Où fuir le métier, Grand Dieu!485

Et quae fuerunt vitia, mores sunt. — (Sénèque).486 —

La conversation est un trafic; et si l’on l’entreprend sans fonds, la balance penche et le commerce tombe (Sterne).487

Записки.—

4 Іюня 1851. Чувствую себя довольно свѣжимъ, довольно и веселымъ, какъ физически, такъ и морально. Одно, въ чемъ я могу упрекнуть себя, это:488 недостатокъ твердости характера, тщеславіе и неакуратность. Человѣкъ имѣетъ врожденную склонность испытывать судьбу — счастіе, т. е. недовольствоваться однимъ или нѣсколькими счастливыми случаями, а желать, чтобы они безконечно повторялись. Чѣмъ чаще бываетъ человѣкъ счастливъ въ какомъ нибудь отношеніи, тѣмъ болѣе рискуетъ онъ; тогда какъ надо бы предполагать имянно, что счастіе, наконецъ, истощилось. —

L’esprit délateur, qui alla porter ce jurement rougit en le déposant et l’ange chargé de tenir les régistres laissa tomber une larme sur ce mot en l’inscrivant et l’effaça.489 —

[8 июня. Старый Юрт.] 8 Іюня. — Любовь и религія — вотъ два чувства — чистыя, высокія. — Не490 знаю, что называютъ любовью. Ежели любовь то, что я про нее читалъ и слышалъ, то я ея никогда не испытывалъ. — Я видалъ прежде Зинаиду институ[то]чкой, она мнѣ нравилась; но я491 мало зналъ ея (фу! какая грубая вѣщь слово! — какъ площадно, глупо выходятъ переданныя чувства). Я жилъ въ Казанѣ недѣлю. Ежели бы у меня спросили, зачѣмъ я жилъ въ Казанѣ, что мнѣ было пріятно, отчего я былъ такъ счастливъ? Я не скавалъ бы, что это потому, что я влюбленъ. Я не зналъ этаго. Мнѣ кажется, что это-то незнаніе и есть главная черта любви и составляетъ всю прелесть ея. Какъ морально, легко492 мнѣ было въ это время. Я не чувствовалъ этой тяжести всѣхъ мелочных страстей, которая портитъ всѣ наслажденія жизни. Я ни слова не сказалъ ей о любви, но я такъ увѣренъ, что она знаетъ мои чувства, что ежели она меня любитъ, то я приписываю это только тому, что она меня поняла. Всѣ порывы