Сон[ату] очень верно, желал бы последовать его совету, да нет охоты. Апатия, грусть, уныние. Но не дурно мне. Впереди смерть, т. е. жизнь, как же не радоваться? — Поэтому самому по тому, что чувствую уменьшение интереса, не говорю уже к своей личности, к своим радостям (это, слава Богу, отпето и похоронено), а к благу людей: к благу народа, чтобы образовались, не пили, не бедствовали, охлаждение даже к благу всеобщему, к установлению Ц[арства] Б[ожия] на земле, по случаю этого охлаждения думал: Человек переживает 3 фазиса, и я переживаю из них теперь 3-й. Первый фазис: человек живет только для своих страстей, еда, питье, веселье, охота, женщины, тщеславие, гордость и жизнь полна. Так у меня было лет до 30,123 до седых волос (у многих это раньше гораздо), потом начался интерес блага людей, всех людей, человечества (началось это резко с деятельности школ, хотя стремление это проявлялось, кое-где вплетаясь в жизнь личную, и прежде). Интерес этот затих было в первое время семейной жизни, но потом опять возник с новой и страшной силой при сознании тщеты личной жизни. Всё религиозное сознание мое сосредоточивалось в стремлении к благу людей, в деятельности для осуществления Ц[арства] Б[ожия]. И стремление это б[ыло] так же сильно, так же наполняло всю жизнь, как и стремление к личному благу. Теперь же я чувствую ослабление этого стремления: оно не наполняет мою жизнь, оно не влечет меня непосредственно; я должен рассудить, что это деятельность хорошая, деятельность помощи людям матерьяльной, борьбы с пьянством, с суевериями правительства и церкви. Во мне, я чувствую, выростает новая основа жизни, — не выростает, а выделяется, высвобаживается из своих покровов, новая основа, к[оторая] заменит, включив в себя стремление к благу людей, так же как стремление к благу людей включило в себя стремление к благу личному. Эта основа есть служение Богу, исполнение его воли по отношению к той его сущности, к[оторая] поручена мне. — Не само совершенствование, нет. Это б[ыло] прежде и включает любовь к личности; это другое. Это стремление чистоты божеской (и нечистоты телесной, нечистота телесная противна, но она не нарушает этого, нарушает главное ложь перед людьми и перед собой), соблюдение в чистоте полученного от Б[ога] дара и вступление в жизнь, где нет осквернения его, в жизнь другую: Стремление к лучшей, высш[ей] жизни и соблюдение себя в готовности к ней. Стремление это начинает всё больше и больше охватывать меня, и я вижу, как оно охватит меня всего и заменит прежн[ие] стремления, сделав жизнь столь же полною. Я не ясно выразил, но ясно чувствую. Главное дело в том, что когда во мне исчез интерес личной жизни и не вырос еще интерес религиозный, представши сначала в виде стремления к общему благу человечества, я ужаснулся, но потом тотчас же успокоился, когда возникло религиозное чувство стремлен[ия] к благу человечества; и в этом стремлении нашел удовлетворение полное стремлению к благу личности. Точно так же, теперь, когда исчезает во мне прежнее страстное стремление к благу человечества, мне немножко жутко, как будто пусто, но стремление к той жизни и приготовление себя к ней уже заменяет прежнее, вылупляется из прежнего и точно так же, как и с стремлением к личному благу, удовлетворяет вполне и лучше стремление к благу общему: Готовясь к той жизни, я вернее достигаю цели блага человечества, чем когда я ставил себе целью это благо. Точно так же, как, стремясь к благу общему, я достигал своего личного блага вернее, чем когда я ставил себе целью личное благо. — Стремясь, как теперь, к Богу, к чистоте божеской сущности во мне, к той жизни, для к[оторой] она очищается здесь, я попутно достигаю вернее, точнее блага общего, и своего личного блага, как-то неторопливо, несомненно, спокойно и радостно. И помоги мне, Боже. 3 часа. Хочу ехать в Ясенки.
Ездил в Ясенки, получил письма Евдокимова и Семенова хорошие, вечер обыкновенно. Грусть и смущение по случаю Р.
1 Н. Я. П. 89. Встаю поздно, хожу, думаю. Писал письма Поше, В[асилию] И[вановичу], Майнову, Леве. Они беспокоятся о Р. и прислали письмо. Читал Disciple. Какая гадость! Апатия во мне. Вечером еще письма, Тане и еще кому-то. Думал: Люди говорят: La planète roulera ainsi quand elle ne sera plus qu’une boule sans air et sans eau, dont l’homme aura disparu comme les bêtes et les plantes,124 и им кажется, что такие соображения очевиднее всего доказывают ничтожество человека; а между тем ничто так очевидно не показывает его величие, вечность. Ведь одно из двух: или это рассуждение есть рассуждение червяка, не могущего иначе думать, как в нелепых формах пространства и времени, и тогда всё рассуждение это вздор, или то, что рассуждает об уничтожении мира, не есть то, что может уничтожиться.
2 Н. Я. П. 89. Встал поздно и застал в кабинете посланного от литогра[фа] Пашкова с глупым письмом, я ответил и поговорил с юношей. Написал еще два письма и пошел на Козловку. Думал: Не надо сердиться на злых, недобрых людей — они прямо — это не утешение себя, не игра слов — они прямо определяют, утверждают добро в добрых. Без них не б[ыло] бы добра. Как всё нужно, всё хорошо. Всё очень б[ыл] уныл. Вечером сказал С[оне] об учите[ле] фр[анцузе] и она [вымарано два слова] ответила. Ах, как больно! Получил письмо от Тани сестры, о чтении Кр[ейцеровой] Сон[аты]. Производит впечатление. Хорошо и мне радостно. Читал журнал Грота. И грешил, сердился на Труб[ецкого]. Философия, имеющая целью доказать Иверскую. Решение уравнений со многими х, у, z, когда придано произвольно x самое нарочно нелепое решение. Ведь сколько труда! Да и весь журнал — подбор статей без мысли и ясности выражения.
Теперь 12 час. Иду спать. Если буду жив 3 Н. 89. Я. П.
[3 ноября. Я. П.] Встал поздно, ходил. Дети больны. С[оня] волнуется. Я стараюсь помочь, не умею, жалко ее. Писал много о науке, искусстве. Едва ли выйдет прок. Вечером устал, играл в шахм[аты], говорил с детьми и А[лексеем] М[итрофановичем]. Думал: Большая ошибка думать, что Ц[арство] Н[ебесное] там, за гробом, и такая же большая ошибка думать, что оно здесь. Оно внутри, а когда внутри, то здесь и там не раздельно. Теперь 12. Ложусь спать. 4 Н. Я. П. 89. Если буду жив.
[5 ноября. Я. П.] Жив не только 4-го, но и 5-го. — Но чуть жив.125 Пошел, еле встав[ши], на Козловку, оттуда письмо Рахманова к М[аше] хорошее; пришел и не мог писать. Читал R[evue] d[es] d[eux] M[ondes]. Спал плохо. Поехал в Ясенки. После обеда знобило. Умеренно ел и справился. Делал пасьянсы и думал о статье «Об искусстве». Главное дело, чего я прежде не понимал, это то, что вывод тот, что науки и искусства без религиозной основы, т. е. без цели, к[оторой] они должны служить, непременно баловство.
5 Н. Я. П. 89. Спал лучше, но всё с сновиденьями. Всё утро читал роман R[evue] d[es] d[eux[ M[ondes] и делал пасьянсы об иск[усстве]. — Да, самое важное вчерашнее о том, что наука и иск[усство] без религиозной основы — вздор и зло. Показать, как наука и иск[усство] зло: наука теория заражений, теория наследственности, гипнотизма, искусство распаление похотей. Хочу начать в новой тетради писать статьи без поправок. Беспапиросочная тетрадь. Хотел еще написать к Татьяниному дню статью о том, чтобы празднующие отпраздновали бы учреждением общества трезвости с забранием в свои руки кабаков и трактиров, как в Швеции. Теперь 3.
Ходил на Козловку. Вечер дома, нездоровилось.
6 Н. Я. П. 89.Начал писать опять снача[ла] об искусстве; немного написал не дурно; но мало и не тянет продолжать.
Нечего делать. Не надо насиловать. Вечером приехал новый фр[анцуз]. Живее Л[амбера]. И участник и сочувственник Armée du Salut. Ал[ексей] Митр[офанович] страшно предан Раевским. От Левы получили письмо. Он оправдывает себя в В. Я написал ему рано утром. Не спалось. С[оня] больна лихорадка. С М[ашей] мало вижусь и мне лишение. Я очень нравственно упал. Ничего не хочется, апатия. Сомнений нет, но и стремлений и радости нет. Лег раньше.
7 Н. Я. П. 89. Получил письмо от Черт[кова], что они хотят жить в Тул[е]. Очень рад. Ездил на Козл[овку], а после завтрака в Тулу. Приятно проехался, но всё это какое-то увеселение себя жалкое. Дочел Облом[ова]. Как бедно! Получаю известия, что Кр[ейцерова] Сон[ата] действует, и радуюсь. Это нехорошо. Нынче в Туле, глядя на всю суету и глупость и гадость жизни, думал: Не надо, как я прежде, бывало, негодовать на глупость жизни, отчаяваться. Всё это признаки неверия. Теперь у меня больше веры. Я знаю, что всё это кипит в котле и варится или закисает и сварится и закиснет. Так чего же я хочу? Чтоб не двигалось? Чтобы люди не ошибались и не страдали? Да ведь это одно средство познания своих ошибок и исправления пути. Одни сами себя исправляют, другие других, третьи…. Все делают дело Божье, хотят или нет. И как хорошо хотеть. Пишу так и на меня находит сомненье — нет ли тут преувеличения, сантиментальничанья, философски христианского — cant’a126 нет ли. Опасаюсь этого. Нет ничего ужаснее, как пересолить хорошее, пережарить. Вот где именно «чуть-чуть» Брюловское. Теперь 9, иду наверх.
На верху говорил с Ал[ексеем] М[итрофановичем]. Он возражает мне о том, что наука может указать нравственный закон, что электричество как-то указывает на необходимость взаимности. Он читает всё это время «О жизни». Читает это и не видит, что он говорит то самое (только дурно), что я высказал хорошо и старательно опроверг в этой книге, именно чтобы, отвернувшись от предмета, по тени, бросаемой им, изучать его. Да, невозможно ничего доказывать людям, т. е. невозможно собственно опровергать заблуждения людей: у каждого из заблуждающихся есть свое особенное заблуждение. И когда ты хочешь опровергнуть их, ты собираешь в одно типическое заблуждение всё, но у каждого свое и пот[ому], ч[то] у него свое особенное заблуждение, он считает, что ты не опроверг его. Ему кажется, что ты о другом. Да и в самом деле, как поспеть за всеми! И потому опровергать, полемизировать никогда не надо. Художественно только можно действовать на тех, к[оторые] заблуждаются, делать то, что хочешь делать полемикой. Художеством его, заблуждающегося, захватишь совсем с потрохами и увлечешь куда надо. Излагать новые выводы мысли, рассуждая логически — можно, но спорить, опровергать нельзя, надо увлекать.
С
