Думаю всё о любви: о том, как нельзя проявлять нарочно любовь, как-то выпускать ее. Помилуй Бог проявлять ее так. Это выходит фарисейство. —
Соня пришла и сказала нам. Они собирались. Мне б[ыло] очень совестно, тяжело, больно. Одно утешенье, что пускай про меня дурно думают. Я, слава Б[огу], люблю и С[оню] и их. Я проводил их и Пастухова и вернулся поздно. Читал Der Handschuh.106 Хорошо. Немного писал предисловие. Больше портил. Вечером не помню.
[12 августа.] 13 А. Я. П. 90. Встал рано. Ходил. Хотел писать. Приехал Абамелик. Я осрамился за обедом, говоря с ним о картине Ге. Говорил ему неприятное. Поехал с ним до Колпны, где всё пожары, и на почту. Там письма от Кавк[азского] офицера, от человека, советующ[его] мне прочесть толковое еванг[елие], и о конвенции. Из Тулы были письма от двух американцев о Кр[ейцеровой] Сон[ате], хорошие. —
[13 августа.] 14 А. Я. П. 90. Встал особенно рано, ходил очень много по засеке, купался, вернулся в 12. Только что хотел заснуть и потом заняться, как пришел Якуб[овский] с девочк[ой] из Пет[ербурга]. Едет в Самарканд. Тяжел был. Ему тяжело. И я не нужен ему. Вечером рубил колья с Стах[овичем] и Кузм[инским]. Стах[ович] раздражает меня с своим постным. Надо стараться выдержать экзамен. Думал:
К О[тцу] С[ергию]. Когда он падает, он видит рожи. Пухлые рожи, и ему думается, что это черти.
Не comprendre c’est tout pardonner,107 a вот как: Aimer c’est comprendre, comprendre c’est pardonner, pardonner c’est aimer.108 —
Думал еще: юродство, разумеется, неестественно; идеал: ровное отношение и полное равнодушие к похвале или осуждению людей; но мы в нашем мире (я по крайней мере) до такой степени привыкли жить ради одного тщеславия, — для славы людской, что, чтобы исправиться, надо умышленно приучать себя переносить осуждение людей. Палка согнута в одну сторону, чтобы выправить ее, надо пер[е]гибать ее в другую.
Теперь 11-й час, иду пить чай и спать.
15 Ав. 90. Я. П. Если буду жив. —
[15 августа.] Я жив и записал вчера лишнее число. То, что написано 14-го, было 13. 14 же было след[ующее]: Я встал очень поздно. Сходил купаться. Молился и думал. Пил кофе и говорил с С[оней] едва ли не в первый раз после многих лет по душе. Она говорила о молитве искренно и умно. Именно о том, что молитва должна быть в делах, а не так, как говорят: Господи, Господи. И вспомнила о Руг[ине]. Очень б[ыло] радостно. Утром же во время гулянья б[ыло] еще более радостно, когда я почувствовал возможность забыть себя настолько, чтобы не думать о будущей своей жизни, а только делать дело божие, участвовать в нем. —
Думал: православие есть не вера (религия), а отрицание всякой веры, есть заполнение сором того места, к[оторое] должно бы принять веру.
Еще думал: Мы часто, чтобы смягчить свою нелюбовь к людям — говорим про нелюбимого человека: жалею его, мне жаль его. Это ложь. Если ты не любишь, то ты не жалеешь. Если ты не любишь, то старайся уничтожить то, что мешает тебе полюбить, а пока не уничтожил, избегай сделать ему зло и не тужься любить и не уверяй себя, что ты жалеешь. Мало ли людей заблудших в России, в Китае; отчего же ты не жалеешь их?
Еще думал: свойственно забывать себя в деле, в работе, можно забыть себя в пахоте, в косьбе, в шитье. Так же надо забыть себя во всей жизни, в деле божьем: не спрашивать себя: что будет из моего труда, что выйдет из меня после смерти, а отдаваться делу с такой же, хотя, любовью, с таким же, хотя, желанием сделать хорошо, с каким пашешь, шьешь. Это тем более легко, что дело божие есть дело любви, кот[орое] свойственно и радостно делать. —
Начал поправлять заключение к непротивлению, я казалось, что сделал хорошо, но вышло не хорошо. После обеда с детьми пошел рубить. Приехали Филос[офовы] Н[иколай] А[лексеевич] и Н[аташа]. Очень милы. Вечером вернулись наши, ездившие смотреть дом старый Яснопол[янский], потом приехала Вера и Варя и Лева, и засиделись до 2-го часа. Ссора Кузм[инских]. Соня добра.
15 А. Я. П. 90. Да, вчера статьи о Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Скандал в Америке и ругательства Никанора. Мне б[ыло] не неприятно. Встал поздно. Юноша, Епиф[анский] мещанин, с стихами и просьбой о помощи. Потом Золотарев милый, тихий, вдумчивый. Ходил с ним купаться. С трудом молился. Разговор о картине Ге. Надо бы много мягче и предоставить думать, что я вру. Начал писать, не мог, съездил в Колпну на новый 5-й пожар. Дома обедал, вздремнул, порубил дрова и вот записал. 10-й час. Иду пить чай и спать.
16 А. Я. П. 90. Если буду жив.
[16 августа.] Жив. Письмо от Ч[ертковых]. У них ребенок болен, и они страдают, мучаются и борются. Встал поздно, ходил купаться с Золот[аревым]. Начал писать — не идет. Пришла старуха Борискина, поехал верхом за иструбом. Нашел в Судакове. После обеда задремал. Приехал Пареного. Ужасная вещь! Человеку меня не нужно, но нужно, чтобы я им занимался, а он глуп и нагл. Я ходил с ним, гуляли долго. Молился. А он думал, что я обиделся, что он не согласен со мной. Тяжело было. Но хуже всего дома. Дети девочки хохочут на него. Тут б[ыл] Сухотин. Лег раньше.
17 А. Я. П. 90. Встал рано. Тут Булыгинской юноша, к[оторый] говорил, что он уехал к брату. Он б[ыл] неясен, боюсь, неправдив, но я б[ыл] дурен совсем, недобр, не оставил его напиться чаю. — Груб, гадок был. И понял это, когда помолился. Надо молиться всегда. Надо, главное, помнить, что в те минуты, когда неприятно, надо молиться и делать усилие не соблазниться и поступить по-божьи. — Ходил купаться. В воздухе мгла. Даже и не начинал писать. Пошел на деревню, потом пешком в Судаково, купил иструб для П[етра] Борискина. Вернулся к обеду, пошел рубить. Здесь Руднев. Теперь 9 часов, похожу, потом пить чай и спать. Чувствую, что буду дурно спать.
18 А. Я. П. 90. Если б[уду] ж[ив]. —
[17 августа.] Думал: отчего мы так рады обвинять и так злобно несправедливо обвиняем? Оттого, что обвинение других снимает с нас ответственность. Нам кажется, что нам дурно не от того, что мы дурны, а оттого, что другие виноваты.
Смерть ребенка, болезнь, потеря дорогого, все это только указания нашей кривизны, неладности. Все эти внешние события только видимости, в них нет ничего реального, реально только то, что мы испытываем при этих явлениях, наше отношение к ним.
Вчера, т. е. 16, получил письмо о смерти дорогого Ballou и 17, нынче, письмо от Чичерина — ужасное. Для сообщения мне сведений о том, как утонченные тамбовцы относились к крепостным, он пишет мне свою речь мужик[ам] на празднике с водкой, на к[отором] опил[ся] один мужик до смерти. Это ужасно. Это такая пучина холодного эгоизма и подлой тупости, возможности существов[ания] кот[орой] я уже переставал верить. —
[18 августа.] Жив. Утро по обыкнов[ению]. Очень сонный.
К О[тцу] С[ергию]. Подробность, долженств[ующая] дать уровень реальности. Адвокат на морозе втягивает сопли. И от109 него пахнет духами, табаком и ртом. —
Всё глубже и глубже забирает эта история. Соблазн славы людской и прославления, — т. е. обман, чтоб скрыть веру. —
Начал разбирать письма, да бросил. Вечером приехал Эрдели, проводил Золот[арева]. Сам свез — тоже прекрасное чувство к нему — спокойно дружелюб[ное]. Дурно спал.
110[19 августа. Пирогово.] 1) Думал: когда молишься: остави нам долги наши и т. д., надо вспоминать хорошенько свои грехи — хорошенько свои глупости. Ну, я сержусь на глупость сыновей, а давно ли я мечтал о лошадях, о том, что мне царь подарит засеку, окруж[ающую] Ясн[ую] Пол[яну]. Глупости и гадости для нехристя нет пределов, и все равны, и на все сердиться — нельзя. А мерзость свою как вспомню: Федорову жену — пруд, зеркало. Женеву. Надо бы написать. Да не знаю, польза или вред. Польза знать, что все мы одинаковы, вред, что ничто не скверно. Не знаю. Подумаю об этом.
2) Думал: виновность, виноват — это понятие дикости, или оправдание злобы, или указание пути к благу. Первое — чаще. Мы говорим: «он виноват» только тогда, когда мы злимся на человека. Если же мы про себя говорим: виноват, то это только значит, что я, сбившись с дороги, увидал, что я не на ней и что надо не сбиваться — так приладиться, чтобы не сбиваться.
Спорят о том, есть ли или нет свобода воли, т. е. может или не может человек сделать лучшее или худшее. Это всё равно, что спорить о том, может или не может путник после мятели сбиваться с пути и итти по нем? Всё дело состоит в том, чтоб итти по пути; это одно дело. И вопрос, может ли сбиваться и итти по пути? — неуместен. Также и вопрос, может ли человек итти по пути к благу и сбиваться с пути? Жизнь есть не что иное, как шествие по пути, стремление к шествию по пути, так где ж тут место вопросу о свободе воли? — Но скажут: вопрос в том: может ли человек по своей воле сбиваться с пути? Разумеется: не может. Так стало быть детерминизм? Нисколько. Человек всегда стремится к благу, к тому, чтобы итти по пути, и то, что он пойдет по нем или мимо, есть дело самой жизни, таинственной и самой реальной силы. В какой мере есть у каждого из нас эта сила, никто не знает. Сила эта свободна — может возрасти до всемогущества и спуститься до нуля.
3) Еще думал: Страхов и Темирязев хорошие, порядочные люди и вот ругаются. Отчего? От науки, как мужики от вина; стало быть — наука ихняя скверная.
4) Церковь есть учреждение для скрытия Христова учения. Они заботятся скрывать Христово учение, но вовсе не озабочены распространять свое; так мало озабочены, что, утверждая, что троица есть главный догмат, они не внуши[ли] его народу. —
5) Доброе учение, кот[орое] попадается в церкви, как Тихон Зад[онский], происходит от того, что в сети скверного учения, предназначенного для скрытия от людей Хр[истова] учения, попадают[ся] люди добрые, христианск[ие] по духу, и вот они, не разрывая сети, вносят туда, сколько могут, доброго. —
Поехали в 6 с девочками прекра[сно], весело доехали в 10. Брат всё тревож[ен]. Тяжело было.
20 Авг. 90. Пирогово. Встал поздно, слаб, читал Ибсен[а] Wilde Ente. Нехорошо. Сер[ежа] волнует[ся] убытками. Уехал верхом
