же выраженная, ее центр на месте, и она равномерно развивается во все стороны.
6) Писал Озмидову о том, что говорить то, что не надо внешним образом бороться с своими пороками, всё равно, что говорить, что, корчуя пни, не надо их расшатывать руками сверху, а только подбивать кирками и ломами.
7) В чем грех денег? обладания ими? В произвольном употреблении их, в пользовании той властью, к[отор]ую они дают. Греха нет тогда, когда я вынужден употреблять их; когда у меня требуют их или того, что можно приобресть на них, требуют другие или моя нужда. Грех же тогда, когда я употребляю их произвольно, когда я могу сделать то, могу сделать другое, когда должен решать, идти ли мне в театр, или ужинать, ехать ли путешествовать, или купить велосипед и т. п. Я иду в Тулу прогуляться и оттуда еду на поезде, мне нужно на это 15 к. — это грех. Я еду к больному, к[оторый] зовет меня в Париж, мне на дорогу нужно 200 р. Нет греха. Не совсем еще ясно. Как-то было яснее.
8) Нужны не стачки против работы, а стачки против солдатчины, и тогда достигнутся все те цели, к[оторые] преследуются стачкой.
9) Мольтке уверяет, что теперь народы хотят воевать, а не правительства. Раздразнили петухов, воспитали к тому, а потом говорят: это они сами.
10) С Новоселовым говорили о том, почему разрушились общины. Общинники не обманывали себя, что они свободны от собственности, если они владеют сообща, а видели, что они удерживали собственность вместе так же, как прежде удерживали порознь. Окружающие тащили. А им надо было держать. И держать нельзя было, п[отому] ч[то] у живших вместе людей та степень, дальше к[оторой] человек не может уступить, была не одна и та же. Оттого разлад. Оказалось, что жить надо в той перетасовке черного и белого и всех теней, в к[оторой] мы все находимся, и не выделяться одним более или менее светлым и окрашиваться еще одной краской. Жить можно только перетрощенным с всякими людьми. Жить же святым вместе нельзя. Они все помрут. Жить нельзя одним святым. И для Божьего дела невыгодно. Одно сходство с другим.
11) Говорил с тетей Таней. Она стала хвалить Иоан[на] Кронштадт[ск]ого. Я возражал, потом вспомнил: благословляйте ненавидящих вас, и стал искать доброе в нем и стал хвалить его. И мне так весело, радостно стало: Да, благословлять, творить добро врагам, любить их, есть великое наслаждение — именно наслаждение, захватывающее, как любовь, влюбленье. Любить врагов — ведь только на врагах-то и можно познать истинную любовь. Это наслажденье любви.
12) Молиться можно об чем хочешь: о том, чтоб выиграть 200.000, о том, что[бы] выздоровел умирающий, только прибавить надо то, что цель молитвы, душевное удовлетворение, может быть достигнуто двояко, и потому и всякая молитва может быть двояка : можно просить выиграть 200.000 и не желать этого, — что[бы] выздоровел и чтоб не желать.
13) Приступы половой похоти порождают путаницу мыслей, и скорее отсутствие мыслей. Весь мир потемнеет; теряется отношение к миру. Случайность, мрак, бессилие.
14) «Как же можно жить, не зная, что будет, не зная, в каких формах будешь жить?» Только тогда и начинается настоящая жизнь, когда не знаешь, что будет. Только тогда творишь жизнь и исполняешь волю Бога. Он знает. Только такая деятельность служит свидетельством веры в Бога и в Его закон. Только тогда и свобода и жизнь.
15) Человек бывает силен только, когда он один (Ибсен).
16) Работа, всякая работа (сапогов) дает возможность человеку уйти из себя в работу. Особенно работа Божьего дела. Всякая работа (работа сапогов тоже) есть работа Божьего дела, и ты не воспользуешься ею, не войдешь в обетованную землю. В том-то и самозабвенье работы.
17) Пишут: война погубит сама себя, так страшны ее орудия; неправда, будь они еще страшнее — будь они таковы, что 0,99 погибнут наверное, и люди все-таки пойдут и будут идти, пока не проснется человек — религиозный человек.
14 Сентября. Я. П. 1891 г. Если буду жив.
[18 сентября. Пирогово.] 15, 16, 17, 18. Вернулась С[оня]. Были накануне Бобринские. Мало интересного. С[оня] вернулась хорошо. Я мучался ее молчание[м] о письме: но оказалось, что она соглас[на]. Письмо 16 послал. Был Львов, говорил о голоде. Ночь дурно спал и не спал до 4 часов, всё думал о голоде. Кажется, что нужно предпринять столовые. И с этой целью поехал в Пирогово. В этот же день с С[оней] был разговор нехороший. Она начала из желания, чтоб я не ехал, говорить совсем другое. Я разгорячился. А нынче с Сер[ежей] разгорячился. Он раздражен б[ыл] вчера. Из столов[ых] до сих пор ничего не выходит. Боюсь, что я ошибся. Не надо искать, а только отвечать на требования. О деньгах думал. Можно так сказать: употребление денег грех, когда нет несомненно нужды в употреблении их. Что же определит несомненность нужды? Во 1-х то, что в употреблении нет произвола, нет выбора, то, что деньги могут быть употреблены только на одно дело; во 2-ых (забыл). Хочу сказать — то, что неупотребление денег в данном случае будет мучать совесть, но это неопределенно. Теперь 12 час. Я в Пирогове. И мне не хорошо и телом и духом.
[25 сентября. Клекотки.] 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25.
Прошла целая неделя. 19 поехал с Таней и Верой верхом в Успенское. Очень добродушный Бибиков, уложил спать и на другой день повез в глубь уезда. Осматривали деревню Огаревку. Умный староста — перечислил все дворы. Бедность не так велика, п[отому] ч[то] есть картофель. Я было успокоился. Но там стало хуже. Вложу листки из дневника о поездке по Богородицк[ому] и Ефрем[овскому] уездам. — 20 провел у Свечина. 21 вернулся к Сереже. 22 у Сережи б[ыло] натянуто. Осталось дурное расположен[ие] духа. Говорил с Варей, чтоб она училась. 22. Дома, приехал, С[оня] нездорова и не в духе, и я тоже. Ночь почти не спал. Утром я сказал о том, что здесь есть дело, кормление голодающих. Она поняла, что я не хочу ехать в Москву. Началась сцена. Я говорил ядовитые вещи. Вел себя очень дурно. В тот же день вечером поехал в Тулу к Зинов[ьеву]. Узнал от него мало. Но дружелюбно говорили. Вернувшись домой, нашел готовность к примирению и примирились. 23 решил ехать в Епифань. Таня проводила меня. В Обол[енском] захватил Машу. Писарев прекрасный тип земца — находящий смысл в служении людям. И жена милая, кроткая. 24-го ходили в дер[евню] Мещерки. Опущенность народа страшная: разваленные дома — б[ыл] пожар прошлого года — ничего нет, и еще пьют. Как дети, попавшие в беду, смеются, так и они. К вечеру приехали Богоявл[енский] и Раевский. Решил поселиться у Раевского. Хорошо бы, если С[оня] не воспротивится. Я даже оставил 90 р. на закупку карт[офеля] и свеклы.
Нынче 25 Сент. Клекотки, 1891. Доехали до Кл[екоток] и собираем[ся] дальше. Мне хорошо. Немного писал о Непрот[ивлении] у Писарева. К стыду своему испытываю иногда некот[орое] неудовольствие при мысли о ругании меня во всех журналах и думаю о том, как будут ругать за статью. Надо: не думать, а делать для Б[ога]. Помоги, О[тец]. В Пирогове прочел О[тца] С[ергия] и, к удивлению, недурно, как есть. Начал поправлять начало, но не пошло. С Писар[евым] и Богоявл[енским] б[ыл] оживленный разговор о жизни. Писарев жив.
26 Сен. Я. П. 91. Есл. б. ж.
Нынче 8 Окт. Я. П. 11 дней не писал. Попробую, идя назад, вспомнить. Нынче пытался вновь писать статью о голоде. Ничего не вышло. Вечером написал 8 писем и свез на Козловку. Только что писал Золотар[еву] рецепт о том, как установить любовь к людям, с к[оторыми] живешь, и, взойдя наверх, поддался поддразниванию С[офьи] А[ндреевны], утверждавшей, что люди, пытающиеся жить нравственно, утеряли простоту. И рассердился, сдержался. — Вчера 7-го. То же писал утром и не шло. Уехали Эрдели и Таня в Москву. 6 и 5 поправлял первые главы статьи о воинск[ой] повинности. 4 и 3 писал 8-ю главу и хорошо кончил, 3 и 2-го и 1-го писал статью о голоде. Всё это время работал, засыпал завалину. Были за это время Стаховичи, Полякова, Зиновьев и Давыдов с дочерьми. Особенно выдающихся писем не б[ыло]. Нет, были: письма Хохлова и англичанина пастора, сочувственное. Отослал за это время, исправив ее, «Первую ступень».
Думал только две вещи:
1) То, что быть в нужде по отношению к пище и одежде и помещению есть наивыгоднейшее положение человека — не переесть, не перегреться, не перепокоиться. Особенно первое: есть надо так, как будто не достанет на всех, и всегда оставлять другим.
2) То, что когда трудно, как мне теперь,62 безвыходно, кажется [1 перечеркнутое и неразобранное], надо думать, что это отличие мне. Мне задается урок трудный, п[отому] ч[то] в меня верят, надеются на меня и любят меня. Надо быть благодарным. Теперь 12 ч. ночи.
9 октября 1891 г. Я. П. Е. б. ж.
Читал. Нынче 24 Окт. 1891. Я. П. Прошло 15 дней. И много пережито. Вчера 23 был нездоров, в роде инфлуенцы, был Миташа Оболенский и Булыгин. Утром писал 4-ую главу. Вечером послал Гроту дополнение статьи о голоде. 22-го уехала Соня. Я уж нездоров. Перед отъездом она поговорила со мной так радостно, хорошо, ч[то] нельзя верить, ч[тоб] это б[ыл] тот же человек. Писал о голоде целый день, б[ыл] Грот, и я устал очень головой. Вечером уехал Грот. 21. Поправлял по коректурам статью. Она мне нравится. Надо б[ыло] глубже взять вопрос. Вечером читал и кончил «Долой оружие». Хорошо собрано. Видно горячее убеждение, но бездарно. 20. Бился над 4-ой главой. Вечером приехал Грот. Очень тяжелый разговор с Соней. Здесь Попов. Тих, добр, серьезен. Утром уехал Каневский. Трогательный человек своей простотой и самоотверженностью. Пришел из Москвы без копейки денег. Я отправил его к отцу с 4-мя рублями. Он две ночи ночевал. 19-го. Тоже 4-ая глава и разговоры с Каневск[им]. [Вымарано 11/2 строки.] 18-го пришел Каневский, В этот же день был Петя Раевский. Накануне, 17-го или 16-го, должно быть, приехал Попов. Всю неделю почти писал о голоде. Письма замечательные: из Канзаса от автора Kingdom of God и Kingdom of the Clergy contrasted,63 очень хорошее и письмо и брошюра, хотя и с ссылками на апокалипсис с придаванием Библии сверхъестественного значения. Еще письмо от Фельдман — о сошедшей будто бы с ума девушке — затруднительное; нынче ответил. Думал за это время не
