я знаю, что не нужно думать — но хоть делать что-нибудь доброе, угодное Тебе, пока я живу здесь. Или дай мне силы работать с сознанием служения Тебе. Впрочем, да будет Твоя воля. Если бы только я всегда чувствовал, что жизнь только в исполнении Твоей воли, я бы не сомневался. А то сомнение от того, что я закусываю удила и не чувствую поводьев. Теперь 2 часа. Иду обедать. Ходил гулять, утром, спал, читал Трильби. И всё хочется спать. За это время что было? Почти ничего. Думал об изложении веры.
Если б. ж. 23 Ф. Ник. 96.
Нынче 27 Фев. Ник[ольское]. Пишу драму. Идет очень туго. Даже не знаю, подвигаюсь ли. Из Моск[вы] от Сони письма сдержан[но] недовольные. Мне же здесь очень хорошо — главное тишина. Читал Трильби — плохо. Написал письма Черт[кову], Шмиту, Kenworthy. Читал Corneille. Поучительно. Думал:
1) Записано о том, что есть два искусства. Теперь обдумываю и не нахожу ясного выражения своей мысли. Тогда думал я то, что есть искусство, как верно определяют его, происшедшее от игры, от потребности всякого существа играть. Игра теленка — прыжки, игра человека — симфония, картина, поэма, роман. Это одно искусство — искусство и играть и придумывать новые игры — исполнять старое и сочинять. Это дело хорошее, полезное и ценное, п[отому] ч[то] увеличивает радости человека. Но понятно, что заниматься игрою можно только тогда, когда сыт. Так и общество может заниматься искусством только тогда, когда все члены его сыты. И пока все члены не сыты, не мож[ет] б[ыть] настоящего искусства. А будет искусство пресыщенных уродливое и искусство голодных — грубое, жалкое; как оно и есть. И потому в этом первом роде искусства-игры ценно только то искусство, кот[орое] доступно всем, увеличивает радости всех. Если оно таково, то оно не дурное дело, в особенности если оно не требует увеличения труда угнетенных, как это происходит теперь. (Можно бы и нужно бы лучше выразить.)
Но есть еще и другое искусство, которое вызывает в людях лучшие и высшие чувства.
Сейчас написал это, то, что я говорил не раз, и думаю, что это неправда:
Искусство только одно, и состоит в том, чтобы увеличивать радости безгрешные общие, доступные всем — благо человека. Хорошее здание, веселая картина, песня, сказка дает небольшое благо, возбуждение религиозного чувства любви к добру, производимое драмой, картиной, пением, дает большое благо. —
2) Что я думал об искусстве, это то, что ни в чем так не вредит консерватизм, как в искусстве.
Искусство есть одно из проявлений духовной жизни человека, и потому, как если животное живо, оно дышит, выделяет продукт дыха[ния], так если человечество живо, оно проявляет деятельность искусства. И потому в каждый данный момент оно должно быть — современное — искусство нашего времени. Только надо знать, где оно. (Не в декадентах музыки, поэзии, романа.) Но искать его надо не в прошедшем, а в настоящем. Люди, желающие себя показать знатоками искусства и для этого восхваляющие прошедшее искусство — классическое и бранящие современное — этим только показывают, что они совсем не чутки к искусству.
3) Рачинский говорит: заметьте, что в одно время с распространившимся употреблением наркотиков 17 века начались и поразительные успехи наук, в особенности естественных. Не от этого ли, я говорю ему, и произошло ложное направление науки — изучение того, что не нужно человеку, а есть предмет праздного любопытства, или нужно, но не есть единое на потребу? Не от этого ли заброшено так, именно с этого времени, единое на потребу, т. е. решение вопросов нравственных и приложение их к жизни?
4) Что такое благо? (я знаю только по-русски слово, выражающее это понятие). Благо есть истинное добро, добро для всех, le bien véritable, le bien de tous, what is good for every body.[81]
5) Люди в борьбе с ложью и суевериями часто успокаиваются тем количеством суеверий, кот[орые] они разрушили. Это неправильно. Нельзя успокоиться до тех пор, пока не уничтожено всё, что только противоречит разуму и требует веры. Суевер[ие], как рак (cancer). Надо вычистить всё, если браться за операцию. А остави[шь] одно маленькое и из него разрастется опять всё.
6) Знание историческое того, как возникают различные мифы и верования в народах, в различных местах и в различное время, казалось бы, должно уничтожить веру в то, что те мифы и те верования, к[оторые] нам привиты с детства, составляют абсолютную истину, а между тем так наз[ываемые] образованные люди в это верят. Как, значит, поверхностно образование т[ак] н[азываемых] образованных.
7) Сегодня был разговор за обедом о том, что с порочными наклонностями мальчика выгнали из школы и что хорошо бы его отдать в исправительное заведение. Совершенно то же, что делает человек, живущий дурно, вредной здоровью жизнью, кот[орый], когда его постигает болезнь, обращается к доктору, чтоб тот его вылечил, и в мыслях не имея того, что болезнь его есть данный ему благодетельный указатель о том, что его вся жизнь дурна и что надо изменить ее. То же и с болезнями нашего общества. Каждый больной член этого общества не напоминает нам того, что вся жизнь общества неправильна и надо изменить ее, а мы думаем, что для каждого такого больного члена есть или должно быть учреждение, избавляющее нас от этого члена или даже исправляющее его. Ничто так не мешает движению вперед человечества, как это ложное убеждение. Чем больнее общество, тем больше учреждений для лечения симптомов и тем меньше забота об изменении всей жизни.
Теперь 10-й час вечера. Иду ужинать. Очень хочется работать, а нет умственн[ой] энергии, большая слабость. А страш[но] хочется работать. Если бы завтра Бог дал.
28 Фев. 96.Ник[ольское]. Е. б. ж.
Нынче 6 Марта 96. Никольское.
Всё это время чувствую слабость и умственную апатию. Работаю над драмой очень медленно. Многое уяснилось. Но нет ни одной сцены, к[отор]ой бы я был вполне доволен. — Нынче задумал было — безумие — написать вкратце изложение веры. Разумеется, не вышло. Тоже начал и бросил письмо итальянцам. — За это время записано:
1) Corneille пишет в préface[82] к Menteur об искусстве, что цель его развлечение, divertir[83] — но оно должно быть не вредно и, если можно, и поучительно просветительно.
2) Был за обедом спор о наследственности. Говорят: от ал[ко]голика родятся[84] порочные люди…. Не могу ясно выразить своей мысли. Отложу.
3) Очень важное. Лежал засыпал. Вдруг что-то точно оборвалось в сердце. Подумал: так приходит смерть от разрыва сердца и остался спокоен, ни огорчен, ни радостен, но блаженно спокоен: здесь ли, там ли, я знаю, что мне хорошо то, что должно, как ребенок на руках матери, подкинувшей его, не перестает радостно улыбаться, зная, что он в ее любящих руках. И подумал, отчего это так теперь, а прежде не было? Оттого, что я прежде не жил жизнью всей, а жил только жизнью здешней. Чтобы верить в бессмертие, надо жить бессмертной жизнью здесь. <Можно идти ногами и видеть перед собой пропасть, к[оторую] нельзя перейти, и можно подняться на крыльях.> Не выходит. И не хочется думать.
7 Март 1896. Ник. Е. б. ж.
Нынче 2 Мая 96. Ясная Поляна. Почти два месяца не писал. Всё это время жил в Москве. Событий важных было: сближение с писарем Новиковым, кот[орый] изменил свою жизнь, вследствие моих книг, полученных его братом лакеем за границей от своей барыни. Горячий юноша. Тут же его брат рабочий просил В ч[ем] м[оя] в[ера], и Таня направила его к Халевинской. Халевинскую взяли в острог. Прокурор заявил, что надо бы взяться за меня. Всё это вместе заставило меня написать письма министрам Вн[утренних] Д[ел] и Юстиции, в к[оторых] я прошу перенести их преследования на меня. Писал всё это время Изложение веры. Мало подвинулся. Был Чертков. Поша б[ыл] и уехал. Отношения с людьми были хороши. Бросил ездить на велосипеде. Удивляюсь, как мог так увлекаться. Слушал Вагнера Зигфрида. Много мыслей по этому случаю и други[х]. Всех записано в книжечке 20.
[85]Еще важное событие это — сочинение Афр[икана] Спира. Я сейчас прочел то, что написано в начале этой тетради: в сущности, не что иное, как краткое изложение всей философии Спира, к[оторой] я не только не читал тогда, но о кот[орой] не имел ни малейшего понятия. Поразительно это сочинение осветило с нек[оторых] сторон и подкрепило мои мысли о смысле жизни. Сущность его учения та, что вещей нет, есть только наши впечатления, в представлении нашем являющиеся нам предметами. Представление (Vorstellung) имеет свойство верить в существование предметов. Происходит это от того, что свойство] мышления состоит в приписывании впечатлениям предметности, субстанционности, проэктировании их в пространстве.
3 Мая 96. Я. П. Запишу хоть что-нибудь. Нездоровится. Слабость и вялость физич[еская]. Но думается и чувствуется хорошо. Вчера написал наконец хоть кое-как письма Spir, Шкарвану, Мясоед[овой], Перф[ильевой?], Сверб[ееву]. Всё читаю Спира и чтение это вызывает глубину мыслей. Запишу хоть что-нибудь из 21 записан[ной]. Нынче работал над Изл[ожением] веры.
1) «Приди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны». Напротив: очисти сам свою душу от скверны, и Он придет и вселится в тебя. Он только и ждет этого, как вода втекает в тебя по мере освобождения места. «Вселися в ны». Как мучительно одиноко без Тебя. Испытывал это эти дни, и как спокойно, твердо, радостно, никого и ничего не нужно с Тобой. Не остави меня. Нельзя молиться. Его язык другой, чем тот, на к[отором] я говорю. Но он поймет и переведет на свой, когда я говорю: помоги мне, приди ко мне, не оставляй меня. Тут же и впал в противоречие: говорю: надо очиститься, тогда он войдет, а я, не очистившись еще, зову его.[86]
4 Май. Е. б. жить еще здесь. Я. П.
5 Мая. [Я. П.] Опять Андр[юша] и Миша на деревне. Та же общая отчаянность. И мне грустно. Причина одна: выставлено высшее нравственное требование. Во имя его отвергнуто всё, что ниже его. А ему не последовано. Я 15 лет тому назад предлагал отдать большую часть имения, жить в 4-х комнатах. Тогда бы у них был идеал. А теперь никакого. Они видят, что тот, к[оторый] им ставит мать: comme il faut’ность не выдерживает критики, а мой перед ними осмеян — они и рады. Остается одно — наслаждения. Так и живут. Нельзя жить без[87] — хоть самого низшего, честолюбивого, хоть корыстолюбивого идеала.
Нынче ехал мимо Гиля, думал: С малым капиталом невыгодно никакое предприятие. Чем больше капитал, тем выгоднее:
