набросав первый вариант повести, Толстой остался им недоволен. «Написал о Хаджи-Мурате очень плохо, начерно», — читаем в его Дневнике 14 сентября 1896 года. «Перечел Хаджи-Мурата, не то» (запись 23 октября 1896 года).

Работая над повестью, Толстой стремится показать судьбу главного ее героя не изолированно, а в тесной связи с историческими событиями 50-х годов прошлого века. Он говорил по поводу своей повести: «Меня здесь занимает не один Хаджи- Мурат с его трагической судьбой, но и крайне любопытный параллелизм двух главных противников той эпохи — Шамиля и Николая, представляющих вместе как бы два полюса властного абсолютизма — азиатского и европейского».[32] И Николай и Шамиль показаны в повести как два жестоких деспота, свирепо подавлявших всех, кто не покорялся их тупой власти.

Отношение Толстого к личности Хаджи-Мурата отчетливо выражено в дневниковой записи от 4 апреля 1897 года. «Вчера думал очень хорошо о Хаджи-Мурате, — отмечает Толстой, — о том, что в нем, главное, надо выразить обман веры. Как он был бы хорош, если бы не этот обман» (стр. 144).

В соответствии с этой записью Толстой рисует Хаджи- Мурата в повести бесстрашным, выносливым, наделяет чертами личного обаяния. О его необычайной жизнестойкости напомнил художнику куст татарина (репья) — «отстаивает жизнь до последнего, и один среди всего поля, хоть как- нибудь, да отстоял ее» (стр. 100). Этот замечательный образ послужил Толстому художественным «ключом» для раскрытия характера героя повести.

Вместе с тем Толстой показывает Хаджи-Мурата ослепленным жаждой мести, увлеченным стремлением к личной власти. Он сожалеет, что его герой, наделенный многими положительными чертами, захвачен фанатическим, изуверским движением мюридизма и гибнет за «обман веры».

Дневники 1896—1898 годов свидетельствуют, с каким напряжением и настойчивостью трудился Толстой над художественной формой повести. Как выразить в художественном произведении сложность человеческого характера, его противоречивость, как выразить «диалектику души» человека? «Одно из самых обычных заблуждений, — говорит Толстой, — состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр и наоборот. В этом величие человека» (стр. 179).

Работая над «кавказской повестью», Толстой стремился передать движение, богатство характера Хаджи-Мурата. «Есть такая игрушка английская peepshow[33] — под стеклушком показывается то одно, то другое. Вот так-то показать надо человека Хаджи-Мурата: мужа, фанатика и т. п.» (стр. 188).

Эти записи, раскрывающие «тайны» творческого метода великого художника, сохранили все свое значение до нашего времени и могут послужить школой мастерства для наших писателей, призванных показывать жизнь в ее развитии, в непрестанной борьбе нового и старого, в становлении и укреплении новых черт характера людей социалистического общества.

«Воскресение» и «Хаджи-Мурат» были главными, но не единственными произведениями, над которыми Толстой работал в 1895—1899 годах. В частности, Дневники этих лет говорят о его упорной работе над автобиографической драмой «И свет во тьме светит».

«Написал скверно 3 акта… Мало надеюсь на успех» (стр. 77).

«Написал 4-й акт. Всё плохо» (стр. 78).

«Нет ни одной сцены, которой бы я был вполне доволен» (стр. 83).

Ни над одним из своих драматических произведений Толстой не работал столь долго и ни в одном из них он не достиг столь малых успехов, как в этой драме. Реальный жизненный материал, общественные противоречия эпохи не давали основы для создания полноценного произведения, подтверждающего догматы «очищенной» религии, исповедуемые главным героем драмы — дворянином Сарынцевым. Итти же на прямое извращение действительности в угоду своей тенденции Толстому не позволяло его могучее чутье художника-реалиста, поборника жизненной правды. Так и осталась неоконченной эта драма — свидетель глубоких противоречий в мировоззрении художника. Наряду с проповедническими речами ее главного героя, «опростившегося» дворянина Николая Ивановича Сарынцева, составляющими самые слабые страницы произведения, есть в драме сцены, потрясающие силой обличения, силой жизненной правды. Это сцены в разоренной деревне, в дисциплинарном батальоне, в больнице, с суровым реализмом показывающие действительность царской России и — вопреки воле автора — обнажающие всю несостоятельность «проповеди» Сарынцева.

В Дневниках Толстого читатель не раз встретит перечни художественных замыслов, увидит, как в творческом воображении писателя вспыхивали «целые задачи, замыслы художественных произведений» (стр. 25). Не все из них были осуществлены. Но все они, вместе с законченными художественными и публицистическими произведениями, с Дневниками и письмами, служат свидетельством неустанного труда великого художника.

4

Дневники Толстого содержат многочисленные записи, рассказывающие о его тяжелых душевных переживаниях, вызванных расхождением во взглядах на жизнь с членами семьи.

«Очень тягочусь дурной, праздной, городской роскошной жизнью», — записывает он в Дневнике во время пребывания в Москве весной 1895 года (стр. 18). Через год — в мае 1896 года — он снова отмечает: «Дурное расположение духа, усиливаемое пустотой, бедной, самодовольной, холодной пустотой окружающей жизни» (стр. 95).

«Вчера, — рассказывает он в Дневнике 12 января 1897 года, — сижу за столом и чувствую, что я и гувернантка мы оба одинаково лишние, и нам обоим одинаково тяжело. Разговоры об игре Дузе, Гофмана, шутки, наряды, сладкая еда идут мимо нас, через нас. И так каждый день и целый день… Бывает в жизни у других хоть что-нибудь серьезное, человеческое — ну, наука, служба, учительство, докторство, малые дети, не говорю уж заработок или служение людям, а тут ничего кроме игры всякого рода… Отвратительно. Пишу с тем, чтобы знали хоть после моей смерти» (стр. 131).

Все чаще и чаще задумывается Толстой над необходимостью уйти из дома, зажить простой крестьянской жизнью. Но нежелание огорчить близких, причинить им страдания удерживают его пока от этого шага.

Значительный интерес представляют вошедшие в настоящий том записи, относящиеся к завещанию Толстого (см. запись 27 марта 1895 года). Завещание, написанное им в этот период, отмечено глубоким демократизмом и горячим стремлением сделать свое творчество достоянием всего народа. Сочинения свои он завещает народу и просит наследников отказаться от права собственности на них. «То, что сочинения мои продавались эти последние 10 лет, было самым тяжелым для меня делом в жизни», — пишет Толстой.

Незадолго перед смертью, в 1910 году, желая придать своим распоряжениям юридическую силу, Толстой составил новое, официальное завещание. Разъясняя его смысл, он снова подчеркнул свое желание, чтобы его литературные произведения не составляли после его смерти ничьей собственности, а могли бы быть издаваемы и перепечатываемы всеми, кто этого захочет.

Эта четко выраженная воля великого художника не была и не могла быть осуществлена в условиях буржуазно-помещичьего строя. Лишь Великая Октябрьская социалистическая революция, сделавшая всенародным достоянием все культурные ценности страны, открыла широким массам доступ к наследию Толстого, чье гениальное творчество знаменовало собою, по словам Ленина, «шаг вперед в художественном развитии всего человечества».

К. Н. Ломунов,

А. И. Шифман

РЕДАКЦИОННЫЕ ПОЯСНЕНИЯ

При воспроизведении текста Дневников и Записных книжек Л. Н. Толстого соблюдаются следующие правила.

Текст печатается по новой орфографии, но с сохранением прописных букв в тех случаях, когда в тексте Толстого стоит прописная буква. Особенности правописания Толстого воспроизводятся без изменений, за исключением случаев явно ошибочного написания. В случаях различного написания одного и того же слова эти различия воспроизводятся, если они являются характерными для правописания Толстого и встречаются в тексте много раз.

Случайно не написанные автором слова, отсутствие которых затрудняет понимание текста, дополняются в прямых скобках.

Условные сокращения — типа «к-ый», вместо «который» — раскрываются, причем дополняемые буквы ставятся в прямых скобках: «к[отор]ый».

Слова, написанные не полностью, воспроизводятся полностью, причем дополняемые буквы ставятся в прямых скобках: т. к. — т[ак] к[ак]; б. — б[ыл].

Не дополняются: а) общепринятые сокращения: и т. п., и пр., и др., т. е.; б) любые слова, написанные сокращенно, если «развертывание» их резко искажает характер записей Толстого, их лаконичный, условный стиль.

Описки не воспроизводятся и не оговариваются в сносках, кроме тех случаев, когда есть сомнение, является ли данное написание опиской.

Слова, случайно написанные в автографе дважды, воспроизводятся один раз, но это оговаривается в сноске.

Ошибочная нумерация записей в тексте исправляется путем правильной нумерации, с оговоркой в сноске.

После слов, в чтении которых редактор сомневается, ставится знак вопроса в прямых скобках [?].

На месте не поддающихся прочтению слов ставится: [1, 2, 3 и т. д. неразобр.], где цифры обозначают количество неразобранных слов.

Из зачеркнутого в рукописи воспроизводится лишь то, что имеет существенное значение.

Более или менее значительные по размерам зачеркнутые места (абзац или несколько абзацев) воспроизводятся не в сносках, а в тексте и ставятся в ломаных скобках. В некоторых случаях (например, в Записных книжках) допускается воспроизведение и отдельных зачеркнутых слов в ломаных скобках в тексте, а не в сноске.

Вымаранное (не зачеркнутое) самим Толстым или другим лицом с его ведома или по его просьбе воспроизводится в тексте, с оговоркой в сноске. На месте вымаранного, но не поддающегося прочтению, отмечается количество вымаранных слов или строк.

Написанное в скобках воспроизводится в круглых скобках.

Подчеркнутое воспроизводится курсивом. Дважды подчеркнутое — курсивом, с оговоркой в сноске.

В отношении пунктуации: 1) воспроизводятся все точки, знаки восклицательные и вопросительные, тире, двоеточия и многоточия (кроме случаев явно ошибочного употребления); 2) из запятых воспроизводятся лишь поставленные согласно с общепринятой пунктуацией; 3) привносятся необходимые знаки в тех местах, где они отсутствуют, причем отсутствующие тире, двоеточия, кавычки и точки ставятся в самых редких случаях. При воспроизведении многоточий Толстого ставится столько же точек, сколько стоит их у Толстого.

Воспроизводятся все абзацы. Делаются отсутствующие абзацы: 1) когда запись другого дня начата Толстым не с красной строки (без оговорок); 2) в тех местах, где начинается разительно отличный по теме и характеру от предыдущего текст, причем каждый раз делается оговорка в сноске: Абзац редактора. Знак сноски ставится перед первым словом сделанного редактором абзаца.

Перед началом отдельной записи за день, в случае отсутствия, неполноты или неточности авторской даты, ставится редакторская дата (число дня и месяц) в прямых скобках, курсивом.

Географическая дата ставится редактором только при первой записи по приезде Толстого на новое место.

Линии, проведенные Толстым между строк, поперек всей страницы, и отделяющие один комплекс строк от другого (делалось почти исключительно в Записных книжках), так и передаются линиями.

На месте слов, не подлежащих воспроизведению в печати, ставится многоточие (четыре точки).

Примечания, принадлежащие Толстому, печатаются в сносках (внизу страницы, петитом, без скобок и с оговоркой).

Переводы иностранных слов и выражений в тексте Толстого, принадлежащие редактору, печатаются в сносках в прямых скобках.

Слова, написанные рукой не Толстого, воспроизводятся петитом.

Рисунки и чертежи, имеющиеся в тексте, воспроизводятся в основном тексте или на вклейках факсимильно.

В комментариях приняты следующие сокращения:

ГМТ — Рукописный отдел Государственного музея Л. Н. Толстого АН СССР.

ДСТ, II, III — «Дневники С. А. Толстой», II — 1891—1897, изд. Сабашниковых, М. 1929; III — 1897—1899, изд. «Север», М. 1932.

ЕСТ — «Ежедневник»