часов в 11, пришел в Ясную поляну, Софья Андреевна только что проснулась и оделась. Заглянула в комнату Льва Николаевича и не нашла его. Выбежала в ремингтонную. Александра Львовна поспешила к ней навстречу из зала. А я как раз подымался снизу по лестнице. Мы все столкнулись на площадке лестницы. «Где папа?» кинулась Софья Андреевна к Александре Львовне. — Уехал. «Как уехал?! Когда?» — Сегодня ночью. «Не может быть! Саша, милая…» — Ну вот, да что же я? Я передаю то, что есть. «Совсем уехал?!» — Должно быть, совсем. «Один?» — Нет, с Душаном. «Голубушка, Саша, милая! …Скажи — куда»? Софья Андреевна сложила умоляюще руки, колени ее подогнулись, она оперлась на дверь. — Я не знаю, куда, — ответила Александра Львовна. — Он мне ничего не сказал, вот дал только для вас письмо. — «Боже мой!» — прошептала Софья Андреевна. Разорвала конверт письма и прочла первую строчку: «Moй отъезд огорчит тебя»… Не могла продолжать, бросила письмо на стол в библиотеке и побежала к себе, шепча: «Боже мой!.. Что он со мной делает!» — Да вы прочтите письмо, может быть, там что-нибудь есть! — кричали ей в догонку Александра Львовна и Варвара Михайловна, но она их не слушала. Тотчас кто-то из прислуги бежит и кричит, что Софья Андреевна побежала в парк к пруду. — «Выследите ее, вы в сапогах!» — обратилась ко мне Александра Львовна и побежала надевать галоши. Я выбежал на двор, в парк. Серое платье Софьи Андреевны мелькало вдали между деревьями: она быстро шла по липовой аллее вниз, к пруду. Прячась за деревьями, я пошел за ней. Потом побежал. — «Не бегите бегом!» — крикнула мне сзади Александра Львовна. Я оглянулся. Позади шло уже несколько человек: повар Семен Николаевич, лакей Ваня и другие. Вот Софья Андреевна свернула в бок, всё к пруду. Скрылась за кустами. Александра Львовна, как паровоз, стремительно летит мимо меня, шумя юбками. Я бросился тоже бегом за ней. Медлить было нельзя: Софья Андреевна была у самого пруда. Мы подбежали к спуску. Софья Андреевна оглянулась и заметила нас. Она уже миновала спуск. По доске идет на мостки (около купальни), с которых бабы полощут белье. Видимо, торопится. Вдруг поскользнулась — и с грохотом падает на мостках прямо на спину!.. Ползком, цепляясь руками за доски, она карабкается к ближайшему, левому, краю мостков и перекатывается в воду. Александра Львовна уже на мостках. Тоже падает, на скользком месте, при входе на них… На мостках и я. На ходу, скинув теплую вязаную кофту, тотчас Александра Львовна прыгает в воду. Я делаю то же. С мостков еще вижу фигуру Софьи Андреевны: лицом кверху, с раскрытым ртом, в который уже залилась, должно быть, вода, с бледным лицом, с бессмысленным выражением на нем, беспомощно разводя руками, она погружается в воду… Вот вода покрыла ее всю. К счастью, мы с Александрой Львовной чувствуем под ногами дно. Софья Андреевна счастливо упала, поскользнувшись. Если б она бросилась с мостков прямо, там дна бы не достать: Средний пруд в Ясной поляне очень глубок, в нем тонули люди… Около берега нам — по грудь, выше пояса. С Александрой Львовной мы тащим Софью Андреевну кверху, подсаживаем на бревно козел, потом — на самые мостки. Подоспевает лакей Ваня Шураев. С ним вдвоем мы с трудом подымаем с полу тяжелую, всю мокрую Софью Андреевну и ведем ее на берег. Александра Львовна бежит скорей переодеться, поощряемая вышедшей за ней из дома Варварой Михайловной. Ваня, я, повар увлекаем потихоньку Софью Андреевну к дому. Она жалеет, что ее вынули из воды. Итти ей трудно. В одном месте она бессильно опускается на землю: — «Я только немного посижу!.. Дайте мне посидеть!» Но об этом нельзя и думать: Софье Андреевне необходимо скорее переодеться… Мы с Ваней беремся руками, делаем сиденье, с помощью повара и других садим на это сиденье Софью Андреевну и несем. Но скоро она просит спустить ее. В дверях дома Софья Андреевна останавливается и дает поручение Ване: съездить на станцию и узнать, куда были взяты Львом Николаевичем билеты. Потом переоделась с помощью Варвары Михайловны и экономки Прасковьи Афанасьевны. И всё повторяла, что найдет другие способы покончить с собой. Силой мы отобрали у нее опиум, перочинный нож и тяжелые предметы, которыми она начала колотить себя в грудь… Не прошло и часа, как снова бегут и говорят, что Софья Андреевна опять убежала к пруду. Я догнал ее в парке и почти насильно увел домой».
1600. 1258. Андрей. — Андрей Львович Толстой приехал 28 октября вечером, вызванный телеграммой Александры Львовны из гор. Крапивны, Тульской губ., где он временно находился.
1601. 1259. Они догадались, где я. — С. А. Толстая утром 28 октября посылала И. О. Шураева выяснить, до какой станции взяты Толстым и Д. П. Маковицким железнодорожные билеты. Оказалось, что на поезд № 9 были взяты 4 билета: 2 до ст. Благодатная Юго-восточной ж. д. (путь на Кочеты) и 2 до Горбачева. Повидимому, судя по этим данным, С. А. Толстая с сыном Андреем Львовичем догадывались о месте пребывания Толстого (Дневник Булгакова, стр. 354).
1602. 12512. Выписала психиатра. — А. Л. Толстая к находившейся вследствие ухода Льва Николаевича в отчаянии и покушавшейся на самоубийство Софье Андреевне вызвала из Тулы психиатра. Приводим выдержку из письма В. Ф. Булгакова от 28 октября из Ясной поляны к В. Г. Черткову в Телятинки: «Из Тулы приехал доктор-психиатр Петров, очень внушающий доверие — проницательный и внимательный. Сказал Александре Львовне, что, как он полагает, Софья Андреевна может решиться на самоубийство, с другой стороны он находит, что Софье Андреевне, если бы стали ее лечить, ни в каком случае нельзя жить вместе с Львом Николаевичем».
1603. 12512. приезда Сер[ежи] и Тани. — А. Л. Толстая 28 октября вызвала телеграммами в Ясную поляну С. Л. Толстого и Т. Л. Сухотину, которые приехали 29 октября. Очевидно, вся запись от 29 октября сделана после прочтения письма А. Л. Толстой, привезенного А. П. Сергеенко, и его рассказов. См. прим. 1596.
1604. 12519. Гулял. — В своих Записках от 29 октября Д. П. Маковицкий пишет: «Лев Николаевич ходил гулять к скиту. Подошел к юго-западному углу, прошел вдоль южной стены (мне так сказал рабочий, слышавший от товарищей) и пошел в лес. В двенадцатом часу Лев Николаевич опять ушел к скиту. Вышел из гостиницы, взял влево, дошел до святых ворот, вернулся и пошел вправо, опять возвратился до ворот, потом пошел и завернул за башню к скиту». Там он встретил монаха-гостиника о. Пахома, узнавшего Толстого, и разговаривал с ним. — (Встреча Толстого с монахами Пахомом и Василием описана корреспондентом «Нового времени» Ал. Ксюниным в его брошюре: «Уход Толстого», изд. Суворина, Спб. 1911.) — «Вернувшись, — продолжает свои записи Д. П. Маковицкий, — [Лев Николаевич] вошел ко мне и сказал, где гулял. — «К старцам сам не пойду. Если бы позвали, пошел бы». У Льва Николаевича видно было сильное желание побеседовать с старцами… По моему, Лев Николаевич желал видеть отшельников-старцев не как священников, а как отшельников, поговорить с ними о боге, о душе, об отшельничестве, видеть их жизнь и узнать условия, на каких можно жить при монастыре. О каком-нибудь искании выхода из своего положения, отлученности от церкви, как предполагали церковники, не могло быть и речи». Донесения духовенства о пребывании Толстого в Оптиной пустыни — см. в книге А. С. Николаева. «К последним дням жизни Л. Н. Толстого». — «Дела и дни» 1920, 1, стр. 289—290.
1605. 12514. вчера дописал заметку в Речь о смерт[ной] Казни. — Запись относится к последней статье Толстого «Действительное средство» — см. прим. 1581. В архиве ГТМ хранится рукопись этой статьи с собственноручными поправками Толстого, помеченная рукой А. П. Сергеенко: «29 октября 1910 г. Оптина пустынь». Статья была опубликована в петербургской газете «Речь» 1910, № 312 от 13 ноября.
1606. 12514—17. Поехал Шамардино. Самое утешительное, радостное впечатление от Машеньки, несмотря на ее рассказ о «враге», и милой Лизаньки. — Толстой вместе с Д. П. Маковицким приехал в Шамардино около 6 ч. вечера 29 октября.
Шамардино — женский монастырь в Козельском уезде, Калужской губ., в 14 верстах от Оптиной пустыни, в котором с 1889 г. жила сестра Толстого монахиня Марья Николаевна Толстая (1830—1912). См. т. 46 и 51.
Илья Львович Толстой в своей книге: «Мои воспоминания», изд. 2, Кооперативное издательство «Мир», М. 1933, на стр. 220—221 приводит, слышанный им от Марии Николаевны Толстой, следующий ее рассказ о «враге»: «Уходя от меня, он [Лев Николаевич] даже пошутил. — Надо тебе сказать, что незадолго перед тем здесь был случай, о котором я ему рассказала. Ночью распахнулась входная дверь и кто-то стал ходить по коридору и стучать палкой в стену. Мы с келейницей, конечно, перепугались и заперлись в наших внутренних комнатах. Всю ночь этот стук не прекращался. Утром, когда келейница вышла, всё оказалось цело и двери наружные заперты. Так мы и решили, что это «враг» стучался. Так вот, когда Лёвочка от меня уходил, он запутался в дверях и долго не мог найти выхода. Келейница ему посветила, а он обернулся ко мне и говорит: «Вот и я, как враг, запутался в твоих дверях». Это и были его последние слова. А ночью он неожиданно уехал».
Лизанька — Елизавета Валерьяновна Оболенская, дочь М. Н. Толстой, гостившая у нее. См. прим. 1353.
Описание переезда Толстого из Оптиной пустыни в Шамардино по рассказам А. П. Сергеенко и Д. П. Маковицкого — см. Вл. Россинский, «Последние дни Л. Н. Толстого». О пребывании Толстого в Шамардине — см. письмо Е. В. Оболенской, опубликованное П. И. Бирюковым Б, 4, стр. 238—241.
1607. 12522—24. Достал у Машеньки Кр[уг] Чт[ения]….. испытание нужно мне, благотворное мне. — В «Круге чтения» на 28 октября помещены мысли о значении и необходимости в жизни страдания и испытаний.
Экземпляр «Круга чтения», взятый Толстым у сестры М. Н. Толстой, был им с собою увезен и находился при нем до самой его смерти.
1608. 12525. Хорошее письмо от Ч[ерткова]. — Приводим полностью это письмо В. Г. Черткова, от 28 октября 1910 г., отправленное им с А. П. Сергеенко: «Дорогой друг, посылаю вам это письмо через Сашу, не знаю, куда. Не могу высказать словами, какою для меня радостью было известие о
