которое написано, и могу быть только благодарен вам за то участие, которое вы приняли в этом деле.

Нынче скажу обо всем Тане и это будет мне очень приятно.

Лев Толстой».

1634. 13019—20. Ездил в Колпну….. копается в моих бумагах. — О поездке в Колпну см. прим. 1131 и 1137. А. Б. Гольденвейзер, описывая свое посещение Ясной поляны 2 августа в записях на стр. 191—192, сообщает: „Лев Николаевич рассказал мне, что он поехал нынче верхом один в Колпну и сказал дома, куда едет. Софья Андреевна решила, что он поехал на свидание с Чертковым и поехала ему навстречу. — «Еду я назад, вижу — она. Говорит: я хотела проехаться. Сама вся красная, взволнованная. Потом дома уже, она стала говорить: — Я тебя избавила от преступления; я тебе объясню. — Я сказал ей, что пусть лучше не говорит ничего. Я теперь стал держаться того, чтобы молчать и не отвечать, что бы она ни говорила. И это лучше»“. Далее, продолжая свои записи, Гольденвейзер пишет (стр. 193), что Александра Львовна сообщила ему, что Екатерина Васильевна [Толстая см. прим. 153] рассказала ей и В. М. Феокритовой, «что Софья Андреевна сама призналась, что подобрала все ключи и достала из среднего ящика… стола Дневник и всё списала. Там много есть про борьбу Льва Николаевича с дурными чувствами к ней и к сыновьям, и Софья Андреевна очень взволновалась, прочтя это… [Александра Львовна] пошла [к отцу] и всё рассказала. Я вошел ко Льву Николаевичу, они решили класть Дневник на старое место (кажется, где то на полке между книг)». Об этом же записали в своих Дневниках В. М. Феокритова и Д. П. Маковицкий.

1633. 13023—24. Несчастная, как мне не жалеть ее. — См. прим. 1133.

1634. 13024. Написал Гале письмо. — Приводим письмо к А. К. Чертковой, написанное Толстым 2 августа в объяснение письма к В. Г. Черткову от того же числа (см. прим. 1134 и 1631): «Милая Анна Константиновна, пишу вам, а не Диме, потому что ему надо слишком много сказать, и я не сумею сейчас. Надеюсь, что наш верный друг Гольденвейзер передаст ему мои чувства и мысли. А кроме того вам мне легче говорить о том горе, которое я делаю ему и в котором каюсь, но которое до времени не могу исправить, облегчить. Пусть то, чтò я написал ему, не смущает и не огорчает его. В теперешних тяжелых условиях я больше, чем когда-нибудь, чувствую мудрость и благодетельность неделания и ничего не предпринимаю и не предприму не только на деле, но и на словах. Говорю и слушаю как можно меньше и чувствую, как это хорошо. Простите меня, милые друзья, что я делаю вам больно. Будьте снисходительны ко мне и знайте, что я никак не думаю, что я прав перед вами, а знаю, что я плох и слаб, а не могу иначе. Просил бы и вас быть снисходительными ко мне и к ней. Она несомненно больная и можно страдать от нее, но мне-то уже нельзя — или я не могу — не жалеть ее. Целую вас обоих, милые друзья, и прошу не давать вашей любви ко мне уменьшаться. Она мне очень дорога, нужна.

Л. Т.».

3 августа, стр. 130.

1635. 13027. Дома занимался. — См. прим. 1135 и 1136.

1636. 13027—28. Ездил с Гол[денвейзером]. Мне с ним от чего-то тяжело. — См. прим. 1137. Во время этой поездки А. Б. Гольденвейзер разговаривал с Толстым о Завещании, о вмешательстве П. И. Бирюкова в это дело, о том, что Софья Андреевна рассказывает про записи Толстого в Дневнике молодости (см. прим. 1138) и о том, что она написала Мооду свои подозрения о Толстом и Черткове. (См. Гольденвейзер, «Вблизи Толстого», 2, стр. 196—199.)

1637. 13028—29. Письмо от Ч[ерткова]. Он очень огорчен. — 3 августа во время прогулки верхом Гольденвейзер передал Толстому письмо от Черткова от того же числа — в ответ на письмо Толстого от 2 августа, о своем согласии с взглядом Бирюкова на Завещание. См. прим. 1631 и Записи Гольденвейзера, стр. 196—197.

1638. 13031—33. Вечером записка сумасшедшая от С[офьи А[ндреевны]]….. послал Душана. — С. А. Толстая принесла Толстому выписку из его Дневника молодости, о любви Толстого к мужчинам, со своими комментариями и требованиями, чтобы он прочел. См. прим. 1138. Д. П. Маковицкий в своих Записках от 3 августа пишет: [После того как Лев Николаевич ушел от Софьи Андреевны], «он сошел ко мне и сказал мне: «Скажите ей, если она хочет меня уморить, то умòрит». Весь изменился в лице. Я пошел в комнату к Софье Андреевне, тоже в высшей степени взволнованной. Я сказал, что нельзя губить и Льва Николаевича, и себя. Она дала мне прочесть выписку из Дневника: — «чтобы вы убедились, что я имею право ревновать». — Потом жаловалась на Льва Николаевича, как он рассердился, когда она ему показала выписку, и погрозил, что уйдет. Боялась, не уйдет ли, не доверяет ему. Я должен был несколько раз повторять ей, что нет. Потом играла мастерски роль измученной, обиженной, желающей покоя. Я подпал под ее жалкую проделку и от сердца жалел её и сказал ей, что желаю, чтобы она не страдала, чтобы ночью не ходила по дому около спальни Льва Николаевича, как в прошлую ночь, и не нарушала его покой. Я лег в смежную комнату Гусева».

4 августа, стр. 131.

1639. 1312. коректуры, — Корректуры «Пути жизни».

1640. Погорячился с гимназистом и напрасно, — Запись относится к посещению Толстого гимназистом С. Двумянцевым (см. прим. 1139), которому, по словам В. М. Феокритовой (запись от 4 августа), Толстой сказал много неприятного о его самомнении, затем спохватился, хотел смягчить, но Двумянцев уже ушел.

1641. 1313. студенту с женой. — См. прим. 1139.

1642. 1314. к Ладыженским. — 5 августа Толстой, верхом с Д. П. Маковицким ездил в Басово с ответным визитом к Лодыженским. См. записи от 31 июля в большом Дневнике и «Дневнике для одного себя», и прим. 1120. У Лодыженского Толстой с интересом рассматривал альбом японских видов и японские изделия. (Д. П. Маковицкий «Яснополянские записки» от 4 августа и М. В. Лодыженский, «Свет незримый. Мистическая трилогия», 2. Пгр. 1915, стр. 236—237).

1643. 1315. Поша — П. И. Бирюков. См. прим. 1112.

1644. 1315. Короленк[о]. — 4 августа была получена телеграмма от В. Г. Короленко следующего содержания: «Был бы счастлив побывать, прошу сообщить, не обеспокою ли Льва Николаевича». Софья Андреевна ответила: «Все будут рады вас видеть, приезжайте». (Дневник Булгакова, стр. 280.) О пребывании Короленко в Ясной поляне см. прим. 1155, 1157.

5 августа, стр. 128.

1645. 1316. Немножко светлее думал. — См. последняя запись от 5 августа в большом Дневнике.

1646. 1316—7. Совестно, стыдно, комично и грустное мое воздержание от общения с Чер[тковым]. — Чтобы успокоить Софью Андреевну, Толстой с середины июля прекратил ездить к Чертковым в Телятинки. Последний раз он был у Черткова 17 июля. Сам же В. Г. Чертков продолжал еще несколько дней бывать в Ясной поляне с согласия С. А. Толстой. Каждое его посещение вызывало новую вспышку раздражения Софьи Андреевны. После одного из таких посещений, 24 июля, Чертков прекратил свои поездки в Ясную поляну, и тем самым прекратилось его личное общение с Толстым. Если не считать двух кратковременных свиданий: 28 сентября, когда они случайно встретились на дороге (см. прим. 1395), и 7 октября в Ясной, куда Чертков приезжал по приглашению С. А. Толстой и T. Л. Сухотиной (см. прим. 1468), — перерыв в их личном общении длился вплоть до смертельной болезни Толстого, когда 2 ноября Чертков, вызванный телеграммой, приехал в Астапово. (См. прим. 1615.) Как Толстой относился к своей вынужденной разлуке с Чертковым, свидетельствуют, кроме данной записи, запись в «Дневнике для одного себя» от 8 августа и письма Толстого к нему. Приводим выдержки из этих писем, 14 июля: «Вы поймете, милый друг, всю тяжесть приносимой мною жертвы лишения личного, надеюсь временного, лишения общения с вами, но знаю, что вы любите не меня, Льва Николаевича, а мою душу. А моя душа — ваша душа, и требования ее одни и те же…» 16 июля: «Нынче с утра мечтал о том, что поеду к вам, если меня пустят, т. е. Софья Андреевна скажет об этом. Но она торопилась и уезжая ничего не сказала, и я нынче не приеду, ce qu’est retardé n’est pas perdu [то, что отложено, не потеряно]. До другого раза… То, что в том, что меня не пустила нынче к вам Софья Андреевна, было бы что-то унизительное, стыдное, если бы я не знал, что не пускает меня нынче к вам не Софья Андреевна, а бог….» 26 июля: «Думаю, что мне не нужно говорить вам, как мне больно и за вас и за себя прекращение нашего личного общения, но оно необходимо. Думаю, что тоже не нужно говорить вам, что требует этого от меня то, во имя чего мы с вами живем. Утешаюсь, — и думаю, не напрасно, — мыслью, что прекращение это только временное, что болезненное состояние это пройдет. Будем пока переписываться». 31 июля: «Софья Андреевна очень спокойна, добра, и я боюсь всего того, что может нарушить это состояние, и потому до времени ничего не предпринимаю для возобновления свидания с вами». 7 августа: «Одно скажу, что мне в последнее время как-то совестно, смешно и вместе неприятно избегать вас, но не могу, не умею ничего сделать другого. Мне жалко ее, и она несомненно жальчее меня, так что мне было бы дурно, жалея себя, увеличить ее страдания». 26 октября (накануне ухода): «Нынче в первый раз почувствовал с особенной ясностью — до грусти — как мне недостает вас. Есть целая область мыслей, чувств, которыми я ни с кем иным не могу так естественно делиться, зная, что я вполне понят, — как с вами… Очень вы мне недостаете…»

1647. 1317—10. Вчера утром была оч[ень] жалка….. страдать других. — Запись относится к С. А. Толстой. См. прим. 1150.

6 августа, стр. 131.

1648. 13113-19. Сейчас встретил….. С[офью] А[ндреевну]….. в смысле любви к не доброму. — Приводим выдержку из Записок В. М. Феокритовой от 6 августа 1910 г.: «Утром Софья Андреевна опять встала рано и пошла в лес. Настроение тревожное… Опять у нее страх, что Лев Николаевич видится с Чертковым по утрам, когда она спит, и потому она решила