рано вставать и его выслеживать. Лев Николаевич сказал как-то, что его обычная прогулка утром, в ёлочки, где он иногда сидит и записывает свои мысли в маленькую записную книжку. Софья Андреевна это припомнила и теперь почти каждое утро идет и следит. Так было и сегодня. Вернулась только к часу дня, усталая…»

1649. 13121—22. прочел письма взял[ся] за Безуми[е]…. ни силы. См. прим. 1153 и 1154.

7 августа, стр. 131—132

1650. 13124. Беседа с Короленко. — См. прим. 1155 и 1157.

1651. 13125—28. Очень ясна предстоящая работа….. в одном направлении. — Вероятно, в этой записи Толстой имеет в виду свое намерение написать в художественной форме очерк характеров. См. записи от 21 июля, прим. 1060 и 1062, Записи Гольденвейзера, 2, стр. 213 и прим. 1239.

1652. 13129. и раздражение. Прочел у Корсакова о «паранойа» — С. А. Толстая в своем «Ежедневнике» от 7 августа отмечает: «Еще мрачнее в душе от настроения Льва Николаевича и его молчаливо-холодного отношения ко мне». Упоминается о книге проф. С. С. Корсакова «Курс психиатрии», см. прим. 923. О паранойе см. прим. 1044.

1653. 1322—3. недоброго чувства. — О Л. Л. Толстом и его разговорах 7 августа, см. Записи А. Б. Гольденвейзера, 2, стр. 215.

8 августа, стр. 132.

1654. 1327. Я явно виноват. — Имеется в виду прекращение личного общения с В. Г. Чертковым, по требованию С. А. Толстой. См. прим. 1646.

1655. 1328. Я как благая овца. Как гаркнет на нас. — Слова крестьянки, передававшей о том, как Белозерские крестьяне растащили воз водки. Приводим рассказ Толстого об этом случае по записи Д. Д. Маковицкого от 16 августа 1910 г.: «Лев Николаевич рассказал, что к нему приходили неделю тому назад сначала Белозерские бабы, потом 41 домохозяин, растаскавшие воз водки. — Проезжал мужик — старичек с двумя возами водки, которую вез в винополию. Одна лошадь у него повалилась. Позвал мужик помочь и вместе выпили пол бутылки. Старик опьянел и стал угощать подошедших, после свалился с ног. Прибежала вся деревня, растащила воз водки… — «Я, как овца благая, себя не помню, бегу», — рассказывала Льву Николаевичу одна баба. Они советовались со Львом Николаевичем относительно того, что становой предлагал им внести четыреста десять рублей (столько стоила водка), и дело прекратится. Лев Николаевич советовал им подождать обвинительного акта, думая, что они могут остаться безнаказанными и спрашивал Михаила Сергеевича, кто их будет судить и к чему присудят».

1656. 13210. не спала [до] 7-и утра. — См. начало записи от 8 августа в большом Дневнике, прим. 1167.

1657. 13211. с винополией — ехали. — Запись очевидно является продолжением предшествующей. См. прим. 1655.

Винополия — народное название казенной винной монополии.

1658. 13212—15 У меня пропала память,….. в ущерб другому. — О памяти см. мысли, перечисленные в прим. 237.

9 августа, стр. 132.

1659. 13217. Фере, — В. Ю. Фере, см. прим. 1174.

1660. 13217. Саша резка. — См. прим. 1176.

1661. 13217—18. Лева — ….. испытание. — См. прим. 1183.

10 августа, стр. 132.

1662. 13219. нездоровится. — См. прим. 1178.

1663. 13220. виноват[ым] и я чувствую. — См. ниже, последний абзац записей от 10 августа, прим. 1665.

1664. 13221—23. Помоги мне Отец….. только Тебе. — Ср. запись в Дневнике от 13 января.

1665. 13224—27. письмо Гале…. радость совершенную. — Приводим полностью письмо Толстого к А. К. Чертковой от 9 августа 1910 г.: «Милая, дорогая Галя, Спасибо вам, что написали мне. Мне так дорого чувствовать вас обоих. Я вчера только думал о том, как бы мне хотелось смягчить ваше чувствовавшееся мне очень понятное, но очень тяжелое мне, да и вам, раздражение. И нынче как раз в вашей записочке вижу, что вы сознаете его и боретесь с ним. А сознаете и боретесь, то и уничтожите. Вот это-то и дорого в вас. Помогай вам бог. Вы пишете о двух просьбах. Не мог исполнить ни той, ни другой. И я думаю, что это хорошо. Ничего не загадываю. Хочу только, насколько могу, быть в доброте со всеми. И насколько удается, настолько хорошо. Чем ближе к смерти, по крайней мере, чем живее помнишь о ней (а помнить о ней значит помнить о своей истинной, независящей от смерти жизни), тем важнее становится это единое нужное дело жизни и тем яснее, что для достижения этого ненарушения любви со всеми нужно не предпринимать что-нибудь, а только не делать. Вот я от того, что не делаю, сделал вам и Бате больно, но и вы и он простили и простите меня. — Ну да не хочу, да и не нужно рассуждать с вами. Мы знаем и верим друг другу и, пожалуйста, будем такими же друг к другу, какими всегда были. Для меня вы оба от всего этого стали только ближе. Прощайте пока все вы: Батя, вы, Ольга, Лизавета Ивановна, именно прощайте, простите. Знаю, что я плох, и мне нужно прощение. Целую вас. Л. Т.». Просьбы А. К. Чертковой были: чтобы Толстой поговорил с Короленко, очевидно, о своих семейных делах, и повидался с нею. (Записи A. Б. Гольденвейзера, 2, стр. 224.)

1666. 13227—30. Как просто, как легко….. и удержалось бы! — Об отношении Толстого к «славе людской» см. записи, перечисленные в прим. 462.

11 августа, стр. 132—133.

1667. 13231—32. Здоровье….. чужда. — Приводим запись С. А. Толстой в «Ежедневнике» от 11 августа: «С утра Лев Николаевич охрип и у него насморк, и он вял, никуда не выходил. Утром диктовал мне письмо о вере крестьянину» (см. следующее примечание).

1668. 13232. Письма. Отвечал два. — Мастеровому из Черкизова (Москва) А. Мирову о вере (прим. 1188) и А. М. Хирьякову по поводу его тюремных переживаний и освобождения из тюрьмы. См. т. 82.

1669. 13233—1334. Длинное письмо от Ч[ерткова]….. Я напишу тому и другому. — 11 августа вечером А. Б. Гольденвейзер привез длинное письмо B. Г. Черткова от 11 августа, в котором подробно излагалась история отречения Толстого от своих авторских прав и в связи с этим вся история его Завещания. См. т. 89. Письмо — «докладная записка», как его называл Чертков, было вызвано теми сомнениями, которые были внесены в вопрос о Завещании разговором Толстого с П. И. Бирюковым 1 августа. См. прим. 1134. Прочитав это письмо и вспомнив все обстоятельства, побудившие его написать формальное Завещание, Толстой признал неправоту Бирюкова и об этом написал Черткову 12 августа. См. прим. 1631. Письма к Бирюкову Толстой не написал. (Б 4, стр. 229.)

12 августа, стр. 133.

1670. 1335. Решил вчера все сказать Тане. — Этими словами Толстой отмечает свое намерение сказать о Завещании Татьяне Львовне, которая до сих пор о существовании его не знала. См. Записи Гольденвейзера, 2, стр. 244 и конец письма к В. Г. Черткову от 12 августа, прим. 1631.

1671. 1338—9. Ч[ертков] оч[ень] доволен моим письмом, по словам Саши. — Письмом от 12 августа о неправоте П. И. Бирюкова в вопросе о Завещании. См. прим. 1631 и 1669.

1672. 13310. Ге хорошо рассказывал о Швейцарии. — Приехавший в Ясную поляну Н. Н. Ге, постоянно живший в Швейцарии, много рассказывал о жизни швейцарцев, об их государственном и земельном устройстве. Подробно этот рассказ Ге записан А. Б. Гольденвейзером в его Записях, 2, стр. 247—253.

1673. 13310—12. С[офья] А[ндреевна]….. оч[ень] жалка. — Приводим выдержку из «Ежедневника» С. А. Толстой от 12 августа: «Таня была в Туле; вечером осы́пала меня незаслуженными упреками и огорчила, что Лев Николаевич опять собирается к ней в Кочеты, а он кашляет и совершенно нездоров. Опять я взволновалась, те же страдания, желание смерти. Были Ге, Николаев, Гольденвейзер, и всё разговоры». Кроме того о волнении С. А. Толстой 12 августа см. Записи А. Б. Гольденвейзера, 2, стр. 246. Он передает, что Толстой сказал ему про Софью Андреевну: «Вы слышите? Она совсем больна, возбуждена ужасно».

13 августа, стр. 133.

1674. 13313—14. Ч[ерткова] хорошее письмо — Письмо от 13 августа, см. прим. 1198.

1675. 13315. отъезду. — В Кочеты к Сухотиным.

14 августа, стр. 133.

1676. 1331б—21. Все хуже и хуже….. Едет с нами. — См. запись в Дневнике и прим. 1195. Приводим выдержку из Записок В. М. Феокритовой от 14 августа: «Сегодня решено было окончательно, что Лев Николаевич поедет в Кочеты с Татьяной Львовной и Сашей. И как следовало ожидать, Софья Андреевна не могла остаться спокойной, так как с приезда Татьяны Львовны она всё время уже волновалась об отъезде Льва Николаевича. Очевидно, ей самой ехать не хотелось, а отпустить Льва Николаевича без себя — боялась его свидания с Чертковым, да кроме того, ясно было нежелание Льва Николаевича и Татьяны Львовны брать ее с собой, так как и цель поездки была исключительно дать отдохнуть измученному ею Льву Николаевичу. Сознавая это нежелание и не будучи в состоянии побороть свою ревность к Черткову и, главное, не желая оставлять ни на шаг без себя Льва Николаевича, Софья Андреевна решила ехать с ними, но не признавалась в этом, опять употребляла свое орудие — истерику, которое до сих пор доставляло ей всё ею желанное. С утра она была так взволнована, что видом своим пугала всех: глаза были расширены, лицо красное, говорила много… Как встала, Софья Андреевна быстро прошла в кабинет Льва Николаевича и там что-то говорила истерическим громким голосом, когда же Татьяна Львовна вошла к Льву Николаевичу, то нашла его уже одного в ужасно подавленном состоянии. Лев Николаевич сказал ей, что он теперь вполне убедился, что она больна, потому что говорить такие вещи, которые она ему говорила, здоровый человек не может, и Лев Николаевич только и говорил, что ее нужно жалеть и жалеть… Татьяна Львовна, совсем измученная и растерянная, говорила нам: «Как вы не видите, что она совсем больна? Что она говорила папа! Ведь вы знаете, что она спрашивала его, можно ли ей поехать к Масловым и не будет ли папа ревновать ее к Танееву, который там будет. Что же, здоровый может спросить это в 66 лет?. И потом она ему говорила еще что-то такое неприличное, что папа мне даже не хотел сказать. Нет, я убеждена, что она больна, и скоро надо будет приставить к ней доктора и назначить над ней опеку». А. Б. Гольденвейзер в примечании к записи от 14 августа (стр. 260) передает, что «Татьяна Львовна рассказывала; что когда она утром вошла в комнату Льва Николаевича, он сидел за столом и, опустивши голову на