Чернышевскому от 8 марта 1887 г. и к жене О. С. Чернышевской от 30 августа 1887 г., — Толстой включил в восемнадцатый выпуск «Пути жизни: «Ложная наука» гл. VIII, 4. (См. т. 45.) 1 июня Толстой читал и продолжение вышеупомянутой статьи Н. С. Русанова в майском номере «Русского богатства». А. Б. Гольденвейзер в записи от 26 июня (стр. 71) приводит слова Толстого: «Я читаю продолжение записок Чернышевского… Это очень интересно. У него много очень хороших, высоких в нравственном отношении мыслей: о войне, о половом вопросе, или мысль о том, что всё нравственное разумно, а разумное нравственно и т. д. Но очень неприятна эта самоуверенность. Он говорит о Шопенгауере, о Канте, как будто это всё дураки, один он, Чернышевский, умен. Извинительно только то, что он писал это для своего сына, не предполагая печатать, значит не вполне строго продумав».
[3 июня], стр. 59—60.
779. 5934—602. Но кое-как работал….. и то и другое. — Запись относится к работе над Предисловием к «Пути жизни» и пьесой «От ней все качества».
780. 602—4. Ездил верхом с Тр[убецким]…. и его лести. — Приводим выдержку из записи А. Б. Гольденвейзера, 2, стр. 36: «Варвара Михайловна Феокритова рассказывала мне, что Трубецкой заговорил Льва Николаевича. Лев Николаевич любит молча ездить верхом. Он думает при этом или просто отдыхает. Когда с ним едет кто-нибудь, знающий это, то едет позади и только изредка заговаривает, а Трубецкой едет рядом, заезжает вперед и говорит без умолку». О П. П. Трубецком см. прим. 764, 770 и 796.
781. 607—8. Вечером приехала совсем дикая дама с нефтяным двигателем и упряжкой à l’anglaise и tout le tremblement. — 2 июня приезжала из имения Татево близ Тулы, помещица Лидия Алексеевна Иванова. Повидимому, она рассказывала про удобства нефтяного двигателя для сельскохозяйственных работ, который находился в ее имении. О посещении Л. А. Ивановой см. Дневник В. Ф. Булгакова, стр. 220 и записи А. Б. Гольденвейзера, 2, стр. 35—36.
782. 609. обе вещи. — Предисловие к «Пути жизни» и пьесу «От ней все качества».
783. 6012—20. 1) Всё никак не приучусь жить только для себя,….. только для себя перед Ним! — Ср. мысли, перечисленные в прим. 462.
784. 6021. Ездил с Душаном. — Приводим описание этой поездки верхом по запискам Д. П. Маковицкого: «Лев Николаевич предпочел ехать со мной, не с Трубецким, как в последние три-четыре дня. Проехали крест на крест Засеку около жел.-дор. станции, к «Рвам» и забрели в дремучий лес с папортником — лошади по брюхо. Спускались по ужасно крутым и глубоким оврагам, отсюда должны были вернуться обратно, так как не сумели заставить лошадей перепрыгнуть. Лев Николаевич восхищался природой, то и дело хвалил день, красоту леса, собирал цветы, нагибаясь с лошади и заезжая за ними в стороны, и очень часто заговаривал со мной. Я ехал на Дэлире… Дэлир шел трусцой за Кривым, на котором ехал Лев Николаевич… Проехали верст 18—20. Лев Николаевич привез цветы домой и поставил себе в кабинет. Он очень любит цветы, почти каждый день собирает их и приносит домой. Имеет по два, по три букета на разных столах».
785. 6021. разговор с Николаевым — с С. Д. Николаевым (см. прим. 30). Содержание этого разговора осталось незаписанным.
4 июня, стр. 60.
786. 6025. на эпидемию писательства. — Письмо к крестьянину Самарской губ. Николаю Степановичу Чернову от 4 июня 1910 г. т. 82. Приводим его полностью.
«Писательство в наше время сделалось какой-то эпидемией, я получаю ежедневно от 2-х до 3-х писем, как ваше, стало быть до 1000 писем в год. Быть кузнецом, работая даже 17 часов в день, всё-таки без всякого сравнения не только почтеннее, но и нужнее, чем писать сочинения, никому ненужные, каковые выходят ежедневно тысячами и к каковым я причисляю и свои. Нужно я считаю одно: жить доброй жизнью, т. е. не переставая совершенствоваться в любви к людям, а этого достигнуть можно гораздо легче в кузнечной, чем в писательской профессии. А что личное совершенствование есть не только главное, но единственное дело жизни всякого человека, явно из следующего соображения: люди, и я в том числе, страдают от того, что живут дурно, так и совершенно справедливо говорят люди. Но если это так, то очевидно, что жизнь людей может улучшиться только тогда, когда люди перестанут жить дурно, будут жить хорошо. Всех людей заставить жить хорошо не может ни один человек, себя же каждый вполне может заставить жить хорошо, а не дурно. И потому единственно, что может сделать всякий разумный человек для улучшения жизни людей, хотя бы и в самой малой степени — это то, чтобы самому перестать жить дурно и начать жить как можно лучше. Выбор такой деятельности имеет то преимущество перед всеми другими, что во-1-х, приближение к такой деятельности всегда во всех условиях: кузнеца, писателя, царя, доступно и возможно для всякого человека, и во-2-х, выгода такой деятельности перед всеми другими еще и в том, что деятельность эта, доставляя неперестающую радость тому, кто посвятит себя ей, не может не вызывать подражания. Если же, хотя бы и не все, но многие люди избрали эту деятельность, то достигнута была бы и главная цель — улучшение жизни всех людей. Советую вам не заниматься писательством. Для того же, чтобы вам яснее был мой взгляд на ученую, умственную деятельность, посылаю вам книги «На каждый день», в которых на 19 и 20 числа найдете мысли, касающиеся отчасти этого дела. 4-го Июня 10 г. Ясная поляна». См. т. 82.
787. 6025—26. Стал заниматься, комедией….. Предисловие поправил порядочно. — Отмечается работа над пьесой «От ней все качества» и Предисловием к «Пути жизни».
788. 6027. десяток баб, — Вероятно просительницы.
789. 6030—32. Вернулся и застал черкеса, приведшего Прокофия. Ужасно стало тяжело, прямо думал уйти. — С. А. Толстая, как хозяйка Ясной поляны, с 1908 г. содержала объездчика-черкеса, полное имя которого было Мехамед-бек Месерамхам-Оглы, сокращенно его называли Ахметом, родом из Дербента, который должен был охранять яснополянские владения. По ее распоряжению черкес наблюдал, чтобы крестьяне не ходили через господские луга и леса. В своем «Ежедневнике» С. А. Толстая 4 июня пишет: «Льва Николаевича расстроило, что черкес привез Прокофия, укравшего слегу».
Прокофий Власович Власов — крестьянин, ученик Толстого, см. прим. 409.
Административные и хозяйственные распоряжения С. А. Толстой, направленные на охрану яснополянских владений, для Толстого, отрицавшего собственность на землю, считавшего землю общественным достоянием всех трудящихся, были источником постоянных страданий и поводом для столкновений с женою. См. записи в Дневнике: от 22 мая, 5,6, 7 июня и прим. 720, 763, 790, 795, 798, 806 и 812.
[5 июня], стр. 60—62.
790. 611—7. Пришла милая, милая Таничка….. могу радоваться этим. — Повидимому разговор с Т. Л. Сухотиной шел о стремлении Толстого уйти, чтобы порвать с мучительной для него яснополянской жизнью, чему ярким примером явился случай с черкесом, приведшим Прокофия. Но как показывает данная запись, поговорив о дочерью, Толстой справился с намерением уйти и радовался своему сознанию: возможности терпеть дальше, не изменяя внешних условий своей жизни. См. прим. 789.
О своем отношении к жизни отца в создавшихся за последнее время яснополянских условиях Т. Л. Сухотина писала С. А. Толстой 14 июня 1910 г. Приводим это письмо полностью по подлиннику, хранящемуся в ГТМ (Архив С. А. Толстой):
«14 Июня 1910 г. Кочеты».
«Милая маменька, приехавши из Ясной и долго не получая оттуда писем, у меня сердце не было покойно и я всё думала, что наверное у вас не вполне благополучно в смысле общего мира и спокойствия. Уехавши от вас, у меня всё в ушах звучали ваши слова, что у вас так нервы расстроены, так вам тяжело, суетно и не по старым силам много работы. Это совершенно верно, и в ваши года очень часто люди уже живут на покое, давая свои заботы только на то, чтобы устроить домашнюю жизнь своим близким и занимаясь каким-нибудь любимым тихим занятием. А, главное, окружая всех лаской, спокойной заботой о мелочах жизни. Всё это вам свойственно, и я так хорошо себе представляю, как вы могли бы быть радостью и украшением жизни для папа, Саши и всех окружающих вас. И сами наслаждались бы жизнью. Ведь совершенно искренно говоря, — я считаю, что в вас настолько мало эгоизма, что для вас может быть радостью доставлять удовольствие другим. Даже те удовольствия, которые вы прежде любили себе доставлять: музыка, платья и др. — теперь почти совершенно отпали от вас. После этого невольно напрашивается вопрос: зачем, для кого и для чего вы несете эту каторжную жизнь, которая заставляет вас говорить, что вы «запряженная кляча, по которой стегают со всех сторон, чтоб везла, а везти уж нет прежних сил». Папа не переставая от этого страдает, и вы не закрывайте себе на это глаза. Вы говорите, что он очень доволен и что он требует и лошадь, и Илью Васильевича, и Душана. Спросите у него хоть раз в жизни — чтò ему дороже: все внешние блага жизни — или то, чтобы вы приблизились к нему душой и не заставляли бы его страдать видом разных насилий, ни на что и никому не нужных? Напрасно вы приписываете кишкам, печени и вообще внешним причинам его страдания. Ему, приближаясь к смерти, всё тяжелее и тяжелее жить в тех условиях, где из-за сука, взятого без спроса, незнакомый, дикий молодой черкес ловит старого знакомого папа и любимого им мужика. А, главное, пaпà, любя вас, страдает от того, что вы можете делать такие дела и допускать их у него на глазах. Вы страдаете, когда ему еда плоха, стараетесь его избавить от скучных и трудных посетителей, шьете ему блузы, — одним словом окружаете его материальную жизнь всевозможной заботой, а то, что ему дороже всего — как-то вами упускается из вида. Как он был бы тронут и как он воздал бы это вам сторицей, если бы вы так же заботливо относились к его внутренней жизни. — Мне представляется, что вместо теперешнего страдания, ваша жизнь могла бы быть такой идиллией, что вы оба радовались бы на нее. Как устроить вашу внешнюю жизнь — вы сами могли бы решить. А для того, чтобы вам в этом помочь, вы могли бы спросить совета (по-моему главным образом у папа), а если не у него, так у людей, которые вас любят и которым
