Казанского военного губернатора в 1832—1844 гг., жена богатого казанского помещика Александра Евграфовича Лебедева. В апреле 1846 г. она участвовала с Толстым в «живых картинах» в зале Казанского университета. (Сообщено К. С. Шохор-Троцким.)

21 Барышни Молоствовы.

22 Депрейс — дочери казанского помещика, бывшего казанским губернским предводителем дворянства, Николая Исаевича Депрейса (1788—1854) и Натальи Порфирьевны Молоствовой (1806—1870) — Екатерина Николаевна Депрейс (р. в 1833 г.), Варвара Николаевна, впоследствии вышедшая замуж за Ив. Вас. Троицкого, и Ольга Николаевна, впоследствии вышедшая замуж за Алексея Николаевича Булыгина. Екатерине Николаевне 6 апреля 1899 г. Толстой лисал: «Всегда с большим удовольствием вспоминаю о вашей семье и о вас». (К. С. Шохор-Троцкий «Казанские знакомства Толстого», в кн. «Великой памяти Л. Н. Толстого Казанский университет 1828—1928 г.». Казань. 1928, стp. 105.) О Е. Н. Депрейс см. в воспоминаниях Марии Ватаци «Быль минувшего» — «Исторический вестник», 1913, №№ 5—7.

23 Кого разумеет Толстой под «Брр», неизвестно.

24 Чечня (Большая и Малая) — область на Кавказе на северном склоне Андийского водораздела и в равнине р. Сунжи и ее притоков.

25 Об этом походе Толстой в дневнике под 3 июля кратко записал: «был в набеге». Впечатления от этого похода, в котором Толстой принимал участие волонтером, послужили материалом для рассказа «Набег».

26 Гр.Николай Николаевич Толстой.

27 Вероятно А. П. Оголин, штабс-капитан батарейной № 4 батареи 20 артиллерийской бригады, сослуживец Толстого, часто упоминающийся в его дневнике 1852—1854 гг., письмо которого ко Льву Николаевичу от 16 сентября 1854 г. сохранилось в АТБ.

28 что я прошу вспомнить обо мне.

* 47. Т. А. Ергольской.

1851 г. Июня 24. Старый Юрт.

24 Juin.

Le soldat qui a porté ma lettre du 22 à la poste1 vient de m’apporter la vôtre,2 chère tante, dans laquelle vous dites, que j’ai voulu vous reprocher votre indifférence. — Chère Tante. Comment pouvez vous croire, que moi, pour qui votre tendre affection et la ferme confiance, que j’ai dans votre amour, est un point d’appui [pour moi] dans tous les moments difficiles de la vie, que j’aie l’idée de vous reprocher votre indifférence? Non, vous êtes injuste! Vous savez, bonne tante, que si j’ai des défauts ce n’est pas la franchise, qui me manque. Eh bien je vous direz avec cette franchise, que votre lettre m’a fait verser des larmes. Pourquoi avoir de ces tristes pensées? — Vous dites que vous n’espérez plus revoir Nicolas. — Pourquoi le croire, espérons en D’ieu. Dans 4 ou 5 mois de nouveau nous nous réunirons tous à Ясное, de nouveau recommencerons ces douces causeries. — Vous êtes trop nécessaire pour notre bonheur pour que Dieu ne vous conserve point. —

J’ai pris la ferme décision de rester servir au Caucase. Je ne suis pas encore décidé, si ce sera au militaire ou au civil auprès du Prince Voronzoff,3 mon voyage à Tifliss4 décidera de la chose. Dites à Valérien et à Marie,5 que je leur fait cadeau de mon piano et que je les prie de ne pas me remercier; car il n’y a aucun mérite à faire cadeau d’une chose dont on n’a pas besoin. Envoyez le leur, je vous prie. — Faites dire, je vous prie, à Arsénieff6 que la nouvelle de sa convalescence m’a fait beaucoup de plaisir et que je l’embrasse tendrement malgré sa figure bourgeonnée. —

Моимъ вѣрнымъ и добрымъ слугамъ Гашѣ7 и Прову8 кланяюсь. — Adieu, chère tante, je baise mille fois vos mains. —

Léon.

На 4 странице:

Ея Высокоблагородію Татьянѣ Александровнѣ Ергольской. Въ Тулу.

24 июня.

Солдат, который снес мое письмо от 22-го на почту,1 принес мне сейчас ваше2 письмо, дорогая тетенька, в котором вы говорите, что я хотел упрекнуть вас в равнодушии. — Дорогая тетенька, как могли вы подумать, что я, для которого ваша нежная привязанность и твердая уверенность в вашей любви — поддержка во всех тяжелых минутах моей жизни, я мог иметь намерение вас упрекнуть в равнодушии? Нет, вы несправедливы! Вы знаете, добрая тетенька, что при всех моих недостатках скрытности во мне нет. И я откровенно сознаюсь вам, что плакал от вашего письма. Отчего у вас такие грустные мысли? — Вы говорите, что не надеетесь больше свидеться с Николенькой. — Но почему? Бог даст, через 4 или 5 месяцев мы снова соберемся все в *Ясном*, и возобновятся наши мирные беседы. — Вы так необходимы для нашего общего счастья, что Бог вас сохранит. —

Я твердо решил остаться служить на Кавказе. Не знаю еще в военной службе или гражданской при князе Воронцове,3 это решится в мою по- ездку в Тифлис.4 Скажите Валерьяну и Машеньке,5 что я дарю им свое фортепьяно и прошу меня не благодарить за него, так как нет заслуги дарить то, в чем не нуждаешься. Перешлите его им, пожалуйста. — Поручите сказать Арсеньеву,6 что я рад, что он поправляется, и что я нежно его целую, не взирая на его пятнастое лицо. —

*Моимъ вѣрнымъ и добрымъ слугамъ Гашѣ7 и Прову8 кланяюсь*. — Прощайте, дорогая тетенька, тысячу раз целую ваши ручки. —

Лев.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Публикуется впервые. Год письма определяется пометой, сделанной рукой Т. А. Ергольской: «Получила 21 июня 1851 года».

1 Письмо № 45.

2 Письмо это не сохранилось.

3 Граф (с 1845 г. князь; с 1852 г. светлейший князь) Михаил Семенович Воронцов (1782—1856) — известный государственный деятель. В 1844—1853 гг. главнокомандующий войск на Кавказе, наместник кавказский с неограниченными полномочиями. Его Толстой изобразил в «Хаджи Мурате».

4 В Тифлис Толстой приехал только 1 ноября 1851 г.

5 Гр. Валерьян Петрович и Марья Николаевна Толстые.

6 Владимир Михайлович Арсеньев. О нем см. прим. 3 к п. № 23.

7 Об Агафье Михайловне см. прим. 2 к п. № 23.

8 О Прове никакими сведениями не располагаем.

* 48. T. A. Ергольской.

1851 г. Августа 17. Станица Старогладковская.

Chère et excellente Tante!

Vous m’avez dit plusieurs fois, que vous n’avez pas l’habitude d’écrire des brouillons pour vos lettres, je suis votre exemple; mais je ne m’en trouve pas aussi bien que vous; car il m’arrive fort souvent de déchirer mes lettres après les avoir relues. Ce n’est pas par fausse honte que je le fais, — une faute d’orthographe, un pâté, une phrase mal tournée ne me gênent pas; mais c’est que je ne puis parvenir à savoir diriger ma plume et mes idées. Je viens de déchirer une lettre que j’avais achevée pour vous; parceque j’y avais dit beaucoup de choses, que je ne voulais pas vous dire et rien de ce que je voulais vous dire.

Vous croirez peut-être, que c’est dissimulation et vous direz, qu’il est mal de dissimuler avec les personnes qu’on aime et dont on se sait aimé. Je conviens; mais convenez aussi, qu’on dit tout à un indifférent et que plus une personne nous est chère, plus il y a de choses qu’on voudrait lui cacher.

Je viens d’écrire cette page et je me reprends. Ne croyez pas que ce soit une préface (приготовленіе къ чему нибудь), ne vous effrayez pas. Tout bonnement cette idée m’est passée par la tête et je vous la dit. — Avant hier j’ai reçu votre réponse1 à la première lettre, que je vous ai écrit[e] du Caucase. Deux mois pour recevoir une réponse! C’est énorme surtout quand on voudrai[t] ne pas cesser de causer avec vous.

Vous me dites «je crains que ma lettre ne te paraisse longue». — Sans figures R[h]étoriques, malgré que je relis au moins une dizaine de fois chacune de vos lettres elles me paraissent tellement courtes que je m’étonne, comment vous faites pour écrire si peu, ayant tant à dire; —vous avez dû recevoir ma lettre, dans laquelle je vous parle du piano.2 — Les bonnes nouvelles que vous me donnez sur les bonnes dispositions de Serge, à l’égard de la Sultane3 me paraissent douteuses. Pardon, chère tante, mais je ne vous crois pas aveuglement sur ce qui nous concerne. — Votre trop grand amour pour nous vous trompe souvent sur le véritable état des choses; mais je voudrais bien savoir à quoi m’en tenir sur le compte de Serge.

Comme frère cadet c’est à moi de lui écrire le premier; je le ferais et par sa réponse je jugerai.

Depuis deux semaines j’ai quitté Nicola[s],4 il est au camp des eaux chaudes et moi à son quartier Général. Au mois de Septembre il revient. Beaucoup de personnes m’engagent à prendre du service ici, surtout le prince Bariatinsky5 dont la protection est paissante. Me le conseillerez — vous? — Adieu, je baise vos mains.

На конверте:

Ея Высокоблагородію Татьянѣ Александровнѣ Ергольской. Въ Тульской Губерніи Г. Чернъ.

Дорогая и чудесная тетенька!

Вы мне говорили несколько раз, что вы пишете письма прямо набело; беру с вас пример, но мне это не дается так, как вам, и часто мне приходится, перечтя письмо, его разрывать. Но не из ложного стыда, — орфографическая ошибка, клякса, дурной оборот речи меня не смущают; но я не могу добиться того, чтобы управлять своим пером и своими мыслями. Вот только что я разорвал доконченное к вам письмо, в котором я наговорил то, чего не хотел, а что хотел сказать, того не сказал.

Вы, может быть, припишете это скрытности и упрекнете меня, говоря, что ее не должно быть с теми, кого любишь и о ком знаешь, что любим. Согласен; но согласитесь и вы, что всё можно сказать тому, к кому равнодушен, а от дорогого человека многое хочется скрыть.

Дописал эту страницу и должен оговориться. Не примите этого за предисловие *(приготовленіе къ чему-нибудь)* и не пугайтесь. Просто эта мысль пришла мне в голову, и я высказал ее вам. — Третьего дня получил ваш ответ1 на мое первое письмо с Кавказа. Ответ через два месяца — это ужасно! Особенно когда беспрестанно хочется говорить с вами.

Вы пишете: «боюсь, чтобы мое письмо не показалось тебе чересчур длинным». — Не для фразы я говорю: несмотря на то, что я перечитываю, по крайней мере, до десяти раз каждое ваше письмо, все они мне кажутся такими короткими, что я удивляюсь, как можно писать так мало, имея столько сказать. — Вероятно, вы уже получили то письмо, в котором