97. Т. А. Ергольской.
1855 г. Марта 13. Позиция на р. Белъбек.
13 Mars 1855.
Chère tante!
Il у a des siècles, que je n’ai rien reçu ni de vous ni de personne des notres. Je sais que la faute en est à moi ou plutôt aux circonstances. En partant le 2 de Novembre pour Sévastopol je n’ai pas changé mon adresse mais on m’envoyait mes lettres réguliérement, quoique tard pendant que l’état major de Gortchakoff était à Kichineff ; mais à présent que le Prince comme vous savez probablement est nommé à la place de Menchikoff1 et est venu en Crimée2 avec tout son état major Serjpoutovsky3 et tous les autres, je suis sûr qu’il y a une quantité de mes lettres qui y sont restées. Dès à présent mon adresse est tout bonement à Sévastopol. Je vous ai parlé, je crois de la manière dont j’ai passé le premier tems de mon séjour en Crimée. En somme je l’ai passé agréablement, occupé que j’étais de mon service et de l’interêt général de la guerre; mais à commencer du nouvel an quand j’ai reçu l’argent destiné au journal qui a avorté, mon genre de vie a été des plus désagréables oisif et immoral.
Pendant la plus vilaine saison ici, la vie de camp, dans (la) plus mauvaise société, sans occupations — n’ayant même pas le moyen de m’occuper, ayant reçu la somme assez considérable destinée à mon Journal, j’ai commencé à jouer et une fois le premier pas fait je n’ai plus pu m’arrêter, que lorsque j’ai tout perdu et que je suis resté de voir encore près de 700 r. arg.4 — A présent grâce à Dieu, le printems qui a toujours sur moi une influence bienfaisante, mes dévotions que j’ai faites la semaine passée,5 l’arrivée du Prince chez lequel j’ai été et qui de nouvau m’a très bien reçu et surtout l’amitié d’un de mes camarades un Certain Броневской (le cousin de ceux de Casan) avec lequel je me suis lié ici: tout cela Dieu merci a agi sur moi poui m’arrêter sur le point où j’étais de nouvau de retomber dans la position dans laquelle j’étais avant mon départ au Caucase. La somme que j’ai perdu est considérable je sais; mais avec de l’économie de la persévérance pour le travail j’espère réparer ce mal avant un an. Soutenez moi chère tante dans ces dispositions, je l’ai dit et je répeterai toujours: rien ne me fait tant de bien moral comme vos lettres. Je ne puis pas cependant ne pas vous parler de ce que m’occupe pour le moment plus que toute chose — c’est Броневской. — Je n’ai jamais rencontré un meilleur coeur un caractère aussi noble, que cet homme et j’espère que jamais je ne me desenchanterai sur son compte, que notre amitié durera et que quelques uns des plans que nous faisons se réaliseront un jour.6 — Que vous dirais-je de la guerre. Rien n’a changé ici, excepté le commandant en chef et que nous avons plus d’ordre et plus de troupes, Sévastopol est toujours assiégé on se bat tous les jours et on désire la paix. Quelle sera la fin de tout ceci, personne ne le sait, mais Dieu donne seulement qu’elle arrive plus vite; tout le monde en a assez et surtout l’ennemi. Adieu chère tante je baise vos mains mille et mille fois et vous prie de me pardonner tous les chagrins que je vous cause. — Je ne sais trop pourquoi, mais je suis convaincu que je vous reverrai l’année 55.
Si vous voyez Valérien dites lui, je vous en prie, qu’il m’envoye le [plus tôt] plutôt possible l’argent les 600 r. arg. que je lui demande dans ma derniere lettre.7 Cette dette me pèse terriblement.
13 марта 1855.
Дорогая тетенька!
Целый век не получал писем ни от вас, ни от кого из наших. Знаю, что виноват я, или, вернее; обстоятельства. Уезжая в Севастополь 2 ноября, я не дал другого адреса, но пока главный штаб Горчакова находился в Кишиневе, письма мои пересылались мне аккуратно, хотя и с опозданием. Теперь же, как вам, вероятно, известно, князь назначен на место Меньшикова,1 он приехал в Крым,2 со своим главным штабом, с Сержпутовским3 и со всеми прочими, и я уверен, что пропасть писем ко мне осталась там. Теперешний мой адрес просто в Севастополь. Кажется, я уже описывал вам первое время своего пребывания в Крыму. В общем я провел его приятно, будучи занят службой и охваченный общим интересом к войне; но начиная с нового года, когда я получил деньги, предназначенные на журнал, который провалился, мой образ жизни стал праздным и безнравственным.
В самое плохое здешнее время, лагерная жизнь, в отвратительном обществе, без занятий — не имея даже возможности заниматься и получив порядочную сумму, предназначавшуюся для моего журнала, я стал играть; а сделав первый шаг, не смог остановиться, пока не спустил всего, да еще остался должен около 700 р. сер.4 — Теперь же, слава богу, весна, которая всегда действует на меня благотворно — говение на прошлой неделе,5 приезд князя, у которого я был и который вновь меня хорошо принял, главное, дружба, с моим товарищем, неким Броневским (двоюродным братом Казанских), с которым я здесь близко сошелся, всё это, благодаря бога, спасло меня от того положения, в котором я находился перед отъездом на Кавказ и в которое мог снова опуститься. Сумма, которую я проиграл, значительна, я знаю, но экономия в тратах и упорство в работе помогут мне раньше чем через год, справиться с этой бедой. Поддержите меня в этих намерениях, дорогая тетенька, я говорил и опять повторяю, ничто мне так не помогает в нравственном отношении, как ваши письма. Не могу не сказать вам о том, что теперь меня более всего занимает — о Броневском. — Я не встречал еще человека с таким горячим сердцем и благородством натуры; надеюсь, что я никогда в нем не разочаруюсь, что наша дружба будет продолжаться и что некоторые наши планы когда-нибудь сбудутся.6 — Что же вам сказать про войну? Всё по-прежнему, кроме нового главнокомандующего, порядка больше и больше войск, осада Севастополя всё продолжается, всякий день сраженья, желают мира. Чем всё это кончится, никому неизвестно; дай бог, чтобы поскорее наступил конец; для всех пора и, в особенности, для неприятеля. Прощайте, дорогая тетенька, тысячи и тысячи раз целую ваши ручки и прошу вас простить меня за все огорчения, которые я вам причиняю. — Сам не знаю почему, но я уверен, что мы увидимся в 55 году.
Ежели увидите Валерьяна, скажите ему, пожалуйста, чтобы он выслал мне поскорее 600 р. сер., о которых я просил его в последнем письме.7 Этот долг меня ужасно тяготит.
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Публикуется впервые.
1 Кн. Александр Сергеевич Меншиков (1787—1869), ген.-адъютант, начальник морского штаба, член Государственного совета. Принимал участие в Турецкой кампании 1809 г.; в войне 1812—1814 гг. Перед войной 1853—1856 гг. был послан в Константинополь, а во время самой кампании главнокомандующий в Крыму. Поставленный в тяжелое положение, в виду отсутствия достаточного количества войск, должной организации и надежных помощников, а также и лично не обнаружив умелости и распорядительности, проиграл ряд сражений (Алманское, Инкерманское). После неудачного наступления в Евпатории, Меншиков, серьезно больной, был отставлен. Пробыв после этого короткое время Кронштадтским ген .-губернатором, Меншиков не занимал больше ответственных должностей и поселился в деревне.
2 Назначенный, вместо кн. Алдр. Серг. Меншикова, главнокомандующим крымской армией, кн. М. Д. Горчаков прибыл в Севастополь 8 марта.
3 Адам Осипов. Сержпутовский. О нем см. прим. 3 к п. № 86.
4 Кроме записей о проигранных с 28 января по 19 февраля деньгах, в дневнике есть запись под 6—11 марта: «Я еще проиграл 200 р. Одаховскому, так что запутан до последней крайности».
5 С 7 по 13 марта в этом году была пятая неделя великого поста.
6 Броневский — вероятно, Аркадий Алексеевич Броневский (р. 22 октября 1821 г., ум. 18.. г.) сын ст. советника, бывшего прокурором в Земле Войска Донского (1790—18..) и Варвары Тулиновой. В АТБ сохранилось четыре письма М. А. Броневского к Толстому за 1855 г.
7 Имеется в виду письмо № 96. Следующее за этим было несохранившееся письмо Толстого от 21 марта. На это письмо отвечал гр. В. П. Толстой 9 апреля:
«Письмо твое, любезный друг Léon, от 21 марта я получил — оно обрадовало меня тем, что после долгого молчания дало мне об тебе весточку, — но впрочем во всем остальном крайне меня встревожило и огорчило. — Не стану распространяться насчет последней неприятности, тебя постигшей, ты, верно, сам мучаешься более нас, — скажу только одно, что проигрыш этот по мнению моему окончательно расстроил твои дела, ибо последний рессурс Ясной поляны пошел на ветер, и теперь самый утонченный агроном и спекулятор ничего не придумает, чтобы извлечь из этого имения, в которое надобно, напротив, много положить, чтобы привесть в порядок. Со всем моим искренним желанием сделать для тебя всё угодное — я решительно не могу принять твоего предложения — взять Ясную на аренду; 1) потому, что в прошедшем году последовал указ, коим воспрещается помещикам отдавать свои имения в аренду — даже в Литве, в Польше и Белоруссии, где издавна существовали поссессии; 2) ты желаешь за уплатой опекунского долга получать 1200 р. сер. —этого при расстроенном Ясенском хозяйстве, — без скотоводства, при упадке всех хозяйственных построек, которые нужно поддерживать и при необходимом домашнем расходе — ни один арендатор тебе не даст. — А я. как человек, мало знающий экономическую часть и сельское хозяйство вообще — не в состоянии буду свести концы с концами,—ибо, условившись высылать тебе деньги в известный срок, не захочу быть неаккуратным и запутаю свои собственные дела. 3) Если бы я умел, как должно, взяться за это — то конечно не оставил бы Ясную в управлении Василия старосты, а где найти хорошего человека? — Послать туда которого-нибудь из своих приказчиков — значит привесть в расстройство свое имение. 4) Крестьяне твои чрезвычайно избалованы, и хорошие крайне расстроились пожаром, неурожайными годами и скотскими падежами. Привесть их
