контр-апрошей, а у бухты траншеи и ложементы три раза переходили из рук в руки и, наконец, около часа пополуночи были окончательно заняты французами. За ночь у нас выбыло из фронта 2516 человек, а у неприятеля — 2303 чел.
5 См. стр. 25 и 192 4 тома.
6 См. там же стр. 36 и 204.
7 См. там же стр. 45, 55, 57 и 214.
8 Письма от 14 и 16 июня.
На это письмо Панаев ответил письмом от 18 июля, которое см. в прим. к п. № 107.
* 105. Т. А. Ергольской.
1855 г. Августа 4. Севастополь.
Chère tante!
Aujourd’hui le 4 il у a eu une grande bataille. J’y ai été et pris très peu [de] part.1 Je suis sain et sauf. Mais au moral je n’ai jamais été pire, l’affaire a été malheureuse. Une journée affreuse: nos meilleurs. Généraux et officiers presque tous blessés ou tués. J’expédie cette lettre — avec un courrier, qui part l’instant même. Je crois qu’à présen[t] de longtems nous n’entreprendrons rien. — Adieu, chère tante, je bais[e] mille fois vos mains. Combien j’aurais donné pour être à présent auprès de vous.
Votre Léon.
На конверте:
Ея Высокоблагородію Татьянѣ Александровнѣ Ергольской.
Въ Тулу.
Дорогая тетенька!
Сегодня, 4 числа, было большое сражение. Я там был, но мало участвовал.1 Я жив и здоров, но в душевном отношении никогда себя хуже не чувствовал, сражение было проиграно. Ужасный день: лучшие наши генералы и офицеры почти все ранены или убиты. Отсылаю это письмо с курьером, который сейчас уезжает. Думаю, что надолго мы теперь ничего предпринимать не будем. — Прощайте, дорогая тетенька, целую тысячу раз ваши ручки. Сколько бы я дал, чтобы быть теперь с вами.
Ваш Лев.
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Публикуется впервые. Датируется содержанием, почтовыми штемпелями: «Москва, 1855, августа 10» и «Получено 1855, августа 12» и ответным письмом Т. А. Ергольской от 23 августа 1855 г., которое приводим полностью:
«Не могу выразить как я была счастлива, получив твое письмо от 4 августа, дорогой мой Léon. Я плакала от радости при виде твоего почерка и узнав, что ты благополучен после этого страшного сражения. Первым долгом, я послала за батюшкой, и он отслужил благодарственный молебен. Я не могла ожидать, что ты будешь в этом сражении; ведь ты писал в последнем своем письме к Валерьяну, что ты стоишь у Бахчисарая, я и успокоилась, зная, что это далеко от Севастополя; и вдруг ты опять туда вернулся. Как быть спокойной, когда знаешь, что город бомбардируется, что бомбы летают день и ночь, и я день и ночь думаю о тебе и молюсь, чтобы всевышний сохранил твою драгоценную жизнь. И молитва моя будет услышана, оттого что я воссылаю ее из глубины своего сердца. — Последнее это письмо от 4 августа я получила только 13 и с московским штемпелем; видимо курьер, которому ты его передал, позабыл передать его на Тульскую почту, раз что оно помечено Москвою. Но по твоей любовной заботе, добрый мой Léon, я точно получила твое письмо ранее, нежели прочла в газетах об этом кровавом деле. Ах! сколько потерь! Благодарение богу, что князь Горчаков остался жив. Верно он находился в большой опасности, когда рядом с ним был убит генерал. Сколько убитых генералов и офицеров, сколько горя, сколько слез, содрогаешься при мысли об этом! Боже мой, когда настанет конец этой бойне! Не задумываясь отдала бы несколько лет своей жизни, чтобы ты вернулся невредимым. Но когда мы доживем до этого счастья, одному богу известно, всё в его высшей воле. Письмо твое я послала Мари, Валерьяну и Николеньке, который у них: они будут рады ему, рады знать, что ты благополучен. Все наши соседи живо тобой интересуются и вообще все желают тебе счастья на службе. Дай бог, чтобы их желания сбылись. М-ль Вергани и семья Арсеньевых особенно тобою интересуются. Бедненькая Валерия хворает с тех пор, как она простудилась на балу на вокзале и всё не может поправиться. Она прехорошенькая и преинтересная девушка. Жаль, что она часто хворает. Затем, прощай, дорогой, обожаемый мой Léon. Призываю на тебя благословение бога, и да хранит он тебя. Целую тебя нежно. Сердечно твоя. Тетя Е.» (Оригинал по-французски; публикуется впервые; подлинник в АТБ.)
Письмо Толстого к гр. В. П. Толстому не сохранилось. Вокзалом называлось здание в Москве, в Петровском парке, где давались спектакли, концерты и балы.
1 4 августа 1855 г. на Черной речке произошла знаменитая атака со стороны русских войск, находившихся под командованием кн. М. Д. Горчакова. К 7 часам утра, когда сражение казалось оконченным (союзники владели левым берегом Черной речки, русские — правым), кн. Горчаков решился возобновить бой и проиграл сражение. С нашей стороны потеряно было 8000 чел.; из них убито 3 генерала, 69 офицеров и 2273 нижних чинов; раненых 4 генерала, 160 офицеров и 3995 нижних чинов. Среди убитых был генерал-адъютант бар. П. А. Вревский, сраженный ядром в нескольких шагах от главнокомандующего.
* 106. Гр. С. Н. Толстому.
1855 г. Августа 7. Бахчисарай.
Какъ тебѣ нe совѣстно не отвѣчать мнѣ, когда я знаю, что ты въ Петербургѣ, черезъ Сталыпина,1 который видѣлъ тебя. Несмотря на это я все таки пишу тебѣ нѣсколько строкъ, чтобы успокоить за себя по случаю сраженія 4-го, въ которомъ я былъ и остался цѣлъ; — впрочемъ я ничего не дѣлалъ, потому что моей Горной артилеріи не пришлось стрѣлять. Какъ не грѣхъ тебѣ не написать мнѣ, я бы такъ желалъ знать, какъ и что ты подѣлываешь въ своемъ полку. Мнѣ кажется, что мы тысячу лѣтъ не видались. —
Ежели ты все въ Петербургѣ, то сдѣлай милость узнай, тамъ ли Зубковъ, кот[орому] я долженъ, гдѣ онъ живетъ, и сколько я долженъ Дюсо3 и Шармеру,4 и ихъ адресы. Даже прислалъ бы мнѣ отъ нихъ счеты, объяснивъ имъ, что я этого только жду, чтобы заплатить имъ. Пожалуйста сдѣлай это. Прощай, милый другъ, будь здоровъ и напиши хоть разъ да подлиннѣе.
Гр. Л. Толстой.
Тоже по литературнымъ дѣламъ какъ бы ты могъ мнѣ помочь, ежели бы ты былъ въ Петер[бургѣ], а письма ходятъ теперь удивительно скоро. —
7 Августа.
Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Впервые отрывок из письма (четыре строки) опубликован П. И. Бирюковым в Б, I, 1906, стр. 251. Год определяется содержанием: говорится о сражении при Черной речке 4 августа 1855.
1 Арк. Дм. Столыпин. О нем см. прим. 8 к п. № 90.
2 Влад. Вас. Зубков. О нем прим. 9 к п. № 41.
3 Дюссо — ресторан в Петербурге.
4 Шармер — очень известный в свое время портной в Петербурге.
107. И. И. Панаеву.
1855 г. Августа 8. Бахчисарай.
Иванъ Ивановичь.
Письма1 я Ваши получилъ и спѣшу отвѣтить особенно на послѣднее.2 Очень благодарю Васъ за стараніе защитить Ночь весною отъ цензуры, пожалуйста вымарывайте, даже смягчайте, но ради Бога не прибавляйте ничего; это бы очень меня огорчило. Л. Н. Т.3 не имѣетъ, могу Васъ увѣрить, ни на волосъ авторскаго самолюбія, но ему бы хотѣлось оставаться вѣрнымъ всегда одному направленію и взгляду въ литературѣ. — За Бакунина я обѣщалъ вамъ кажется неосторожно, онъ все это время былъ слишкомъ занятъ службой, а теперь раненъ. Ростовцевъ все обѣщаетъ и лѣнится. Передайте пожалуйста Н. А. Некрасову, что я получилъ деньги за Св. Д.4 и письмо, на которое прошу извиненія, что не успѣлъ еще отвѣтить. Для Юности, онъ пишетъ, Вы приготовили мѣстечко въ Сентябрѣ.5 Къ несчастію, я не ранѣе могу прислать Вамъ ее, какъ въ половинѣ Сентября, но навѣрно, ежели только буду здоровъ и живъ, пришлю къ этому времени. Столыпииъ уже началъ разсказъ бывшаго дѣла,6 я тоже его можетъ быть. —
Затѣмъ съ совершеннымъ уваженіемъ имѣю честь быть Вашъ покорный
Гр. Л. Толстой.
8 Августа 1855.
Бахчисарай.
Не будете ли Вы такъ добры принять на себя трудъ нѣсколькихъ денежныхъ комиссій въ Петербургѣ. Вы бы меня чрезвычайно обязали.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИРЛИ. Впервые опубликовано М. А. Цявловским в «Красной нови», 1928, 9, стр. 222.
Письмо является ответом на письмо И. И. Панаева от 18 июля, которое приводим полностью:
«Благодарю вас несказанно, Лев Николаевич, за ваш рассказ Ночь весною в Севастополе. Я сейчас получил его и прочел. Вы правы: рассказ этот несравненно лучше первого, но он меньше понравится, по той причине, что героем его — правда, а правда колет глаза, голой правды не любят, к правде без украшений не привыкли. Сделаю всё, что могу, дабы защитить его от ценсуры. Впечатление рассказа тяжело (ах, как мы не привыкли к правде!) — и надобно бы было кое-что прибавить в конце, что дескать всё-таки Севастополь и русский народ и проч. для ценсуры, хотя это было бы пошловато; но я кое-что посмягчил и посгладил, не портя сущности рассказа и предвидя за него борьбу с ценсурою. Это было необходимо. Пишу к вам через Столыпина. Я удивляюсь, как вы не получили мое письмо по почте, — в ответ на присланный вами рассказ «Рубка лесу» — прелестный рассказ, который будет в сентябрьской книжке. Что Ростовцев и Бакунин? Поощряйте их и присылайте рассказ к следующим книжкам. Вы не можете себе представить, с какою жадностию читает их вся Россия. Тургенев Вам кланяется. Он пишет мне, что Ваше посвящение ему и приятно и лестно. Пишите ко мне, — я на вас возлагаю все мои надежды и уверен, что вы будете присылать и собственные рассказы и станете поощрять ваших сотрудников. Буквы Л. Н. Т. ждут все в журнале с страшным нетерпением — это не комплимент — а та же голая правда, которая героем в вашем рассказе, хотя эта правда не нуждается ни в малейшем украшении. Она приятна и голая. Посылаю вам при сем объявление Современника, из которого вы усмотрите, что теперь вам нечего стесняться в своих рассказах, ибо Совр. получил дозволение печатать даже военные известия. Да поощрит это вас и ваших сотрудников! Я аккуратно отвечал и буду отвечать на ваши письма. Жаль, если они пропадают на почте. Ваш искренне преданный Ив. Панаев.
Извините меня, что я так намарал. — Спешу, ибо нужно сию секунду отправиться по делу». («Красная новь» 1928, 9, стр. 220—221.)
Правда — «Севастополь в мае» в тексте Толстого кончается словами: «Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его, который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда». В «Современнике» (сентябрьская книжка за 1855 г.) рассказ
