да рядом и производит такое неприятное, немецкое впечатление. Ну, да содержание и всё, чорт знает что такое. Только одно я узнал из всего, что наш любезный товарищ жил в Мордовской деревни, и у него [[2]] на белесую мордовку, которая не [[1]] ему, и на горничную. Это единственное чувство, к[оторым] проникнуто всё сочинение. Вы прочтите, имея это в виду, и вам всё будет понятно. Зачем! Непонятно.
Тоже статья о Русской Беседе,2 к[оторую] писали вы, ужасно мне не понравилась. Хотя совершенно согласен с мыслью статьи, выраженной однако неясно и неловко, за что скверно-матерно обругали Филиппова3 да и всех, да еще говорят: мы хотим, чтобы спор был благородный. Это похоже на то, что: «честью тебя прошу [[3]]». И потом я совершенно игнорирую и желаю игнорировать вечно, что такое постуляты и категорические императивы. Нет, вы сделали великую ошибку, что упустили Дружин[ина]4 из вашего союза.5 Тогда бы можно было надеяться на критику в «Совр[еменнике]», а теперь срам с этим клоповоняющим господином. Его так и слышишь тоненький, неприятный голосок, говорящий тупые неприятности и разгорающийся еще более от того, что говорить он не умеет и голос скверный. — Всё это Белинский.6 Он то говорил во всеуслышание, и говорил возмущенным тоном, потому что бывал возмущен, а этот думает, что для того, чтобы говорить хорошо, надо говорить дерзко, а для этого надо возмутиться. И возмущается в своем уголке, покуда никто не сказал цыц и не посмотрел в глаза. Не думайте, что я говорю о Б[елинском], чтобы спорить. Я убежден, хладнокровно рассуждая, что он был, как человек, прелестный и, как писатель, замечательно полезный; но именно от того, что он выступал из ряду обыкновенных людей, он породил подражателей, которые отвратительны. У нас не только в критике, но в литературе, даже просто в обществе, утвердилось мнение, что быть возмущенным, желчным, злым очень мило. А я нахожу, что очень скверно. Гоголя любят больше Пушкина. Критика Белинского верх совершенства, ваши стихи любимы из всех теперешних поэтов. А я нахожу, что скверно, потому что человек желчный, злой, не в нормальном положении. Человек любящий — напротив, и только в нормальном положении можно сделать добро и ясно видеть вещи. — Поэтому ваши последние стихи7 мне нравятся, в них грусть и любовь, а не злоба, т. е. ненависть. А злобы в путном человеке никогда нет и в вас меньше, чем в ком-нибудь другом. Напустить на себя можно, можно притвориться картавым, и взять даже эту привычку. Когда это нравится так. А злоба ужасно у нас нравится. Вас хвалят, говоря: он озлобленный человек, вам даже льстят вашей злобой, и вы поддаетесь на эту штуку. — Хотя это не может быть, чтобы я не узнал автора статьи о Р[усской] Б[еседе], но мне приходит в мысль, что ежели вы ее (не писали наверно), но пополняли и были очень довольны. Так сердитесь на меня, если не согласны со мной, сколько хотите, но я убежден в том, что написал, это не словесный спор, и еще о многом по этому случаю хотел бы с вами потолковать, да некогда.
Я пишу «Юность»,8 но плохо, лениво. Зато мне так хорошо, что век бы не выехал. О бумаге, что я просил вас, теперь не нужно, я получил деньги. То есть нужно, но деньги могу прислать сейчас же. Прощайте, отвечайте пожалуйста.
Можете себе представить, что только теперь, в деревне, вспомнил историю с Лонгиновым9 и убедился, до какой степени я глупо и нехорошо поступил во всем этом деле. И теперь от души прошу у вас извинения и то же сделаю с Лонгиновым, как только его увижу. И хотел бы ему рассказать всю историю. Согласны ли вы, чтобы я сказал ему про письмо? Теперь этого я прошу вовсе без кровожадных замыслов.
Еще проездом в Москве, я проходил мимо него, величественно глядя ему в глаза. Странная вещь, как мог я в два месяца не понять всей глупости, коли не гораздо хуже, этой штуки, так я теперь это делаю. Ньюкомов10 по англ. 4 и дальнейшие части, ежели есть, у меня 3 части, и Крошку Доррит.11 Пожалуйста отвечайте. Дружинина от меня расцелуйте и скажите, что я собираюсь всё ему написать, а может он напишет, да не можете ли вы мне сказать, что делается с Островским и как ему писать?
Ежели вы будете видеться с Лонгиновым, то вы меня одолжите, объяснив ему дело и показав ему хоть то, что я вам пишу.
Впервые напечатано в «Современнике», 1913, 1, стр. 239—241. Год определяется содержанием и записью в Дневнике под 2 июля.
1 В «Современнике», 1856, 6 (стр. 164—228, отд. I), напечатана повесть «В глуши», подписанная «В. Б-ви» (в оглавлении: «В. В. Б-и»), принадлежащая перу Василия Васильевича Берви (1829—1918), более известному под псевдонимом Н. Флеровский. Он учился в Казанском университете в одно время с Толстым, почему последний и называет его своим казанским товарищем. Берви был популярен в революционных кружках 1860—1870 гг. как автор запрещенных книг: «Азбука социальных наук» (1871), «Положение рабочего класса в России» (1872), «Исследования по текущим вопросам» (1872). Ему принадлежит крайне резкий разбор «Войны и мира», напечатанный под псевдонимом С. Навалихин в журнале «Дело», 1868, № 6, под заглавием: «Изящный романист и его изящные критики».
О повести из мордовской жизни Берви, так зло осмеянной Толстым, весьма низкого мнения был и Панаев («Красная нива», 1928, 9, стр. 226).
2 Речь идет о статье Н. Г. Чернышевского (не подписанной) в № 6 «Современника» 1856 г. (стр. 244—256) «Заметки о журналах. Май 1856. «Русская беседа» и ее направление» (перепечатана в Полном собрании сочинений Чернышевского, 1906, т. II, стр. 421—431). Статья написана по поводу 1 книги «Русской беседы». Чернышевский отрицательно отнесся к статье Т. И. Филиппова «Не так живи, как хочется».
3 Тертий Иванович Филиппов (1825—1899) — реакционный журналист, крупный чиновник, с 1889 г. — государственный контролер.
4 Александр Васильевич Дружинин.
5 В 1856 г. Дружинин, стоя на позициях так называемого «чистого искусства» и враждебно относясь к революционно-демократическому направлению Чернышевского и Некрасова, оставил «Современник» и с сентября начал свою деятельность в новой роли, взяв на себя отдел критики журнала «Библиотека для чтения». Некрасов, желая удержать в «Современнике» лучших сотрудников, предоставил им право участвовать в доходах журнала. В 1856 г. группа писателей — Тургенев, Толстой, Григорович и Островский — соединилась как бы в союз и решила печататься только в «Современнике». Помимо уведомлений об этом на обложках журнала «Современник» за 1856—1857 гг., в ноябрьской и декабрьской книжках 1856 г. за подписями Панаева и Некрасова, и в «Московских ведомостях» 1856 г., октября 22, № 114, об этом «обязательном» соглашении было сказано: «Все новые беллетристические произведения названных писателей (романы, повести, комедии и т. п.), начиная с 1857 г., будут появляться исключительно в «Современнике» — кроме тех статей, которые обещаны этими писателями (в др. журналы) до заключения этого условия. Впрочем, обещание каждого не превышает одной статьи». Но идея этого соглашения оказалась нежизненной, и в начале 1858 г. союз распался (см. пп. №№ 104 и 105).
6 В Дневнике под 2, 3 и 4 января Толстой отмечает чтение статей Белинского о Пушкине.
7 Какие стихи — не установлено.
8 «Юность» была окончена 24 сентября и напечатана в № 1 «Современника» за 1857 г.
9 Михаил Николаевич Лонгинов (1823—1875) — библиограф. Лонгинов был дружен с кружком Некрасова, Панаева и Дружинина. С 1867 г. был орловским губернатором; в 1871 г. назначен начальником Главного управления по делам печати. О вызове на дуэль Толстым Лонгинова см. т. 47, стр. 68 и 308.
10 Ньюкомы («Newcomes») — роман Теккерея. См. т. 47, стр. 346.
11 «Крошка Доррит» («Little Dorrit») — роман Диккенса, печатался с декабря 1855 г. по апрель 1857 г. в журнале, основанном Диккенсом в 1850 г., «Household words». В этом издании и читал ее Толстой. О чтении этого романа Толстой отметил в Дневнике под 25 августа 1856 г. См. т. 47, стр. 90.
На это письмо (а также и на письмо от 29 июня) Толстого Некрасов отвечал письмом от 22 июля. Приводим отрывок: «О том, что в ваших письмах, хотел бы поговорить на досуге. Но ни с чем я не согласен. Особенно мне досадно, что вы так браните Чернышевского. Нельзя, чтоб все люди были созданы на вашу колодку. И коли в человеке есть что хорошее, то во имя этого хорошего не надо спешить произносить ему приговор за то, что в нем дурно или кажется дурным. Не надо также забывать, что он очень молод, моложе всех нас, кроме вас разве. Вам теперь хорошо в деревне, а вы не понимаете, зачем злиться, вы говорите, что отношения к действительности должны быть здоровыми, но забываете, что здоровые отношения могут быть только к здоровой действительности. Гнусно притворяться злым, но я стал бы на колени перед человеком, который лопнул бы от искренней злости — у нас ли мало к ней поводов? И когда мы начнем больше злиться, тогда будем лучше, т. е. больше будем любить — любить не себя, а свою родину. — Напишу вам еще на-днях» (опубликовано в альманахе «Круг», книга шестая, М. 1927, стр. 199—200).
* 19. В. В. Арсеньевой.
1856 г. Августа 17. Я. П.
Многолюбезные Судаковские барышни! Пожалуй «c’est ne pas convenable»1 писать вам; но ведь нынешний вечер никогда не возвратится, а в нынешний вечер и в сию минуту мне доставит точно удовольствие писать вам. Так Бог с ним совсем с «convenable», как говорит Гимбут2 — доставляю себе точно удовольствие. Хотел с своей глупой манерой подтрунивать над чем-то, написать, что я умираю с тоски без вас и вырвал все волосы и до крови разбил грудь, но это говорится из трусости, из боязни чего-то, а теперь я в спокойном состоянии, тетинька3 сидит, тасует карты, делает губами кроткое: эте, эте! часы постукивают, ноги у меня выше головы, потому скажу, что думаю, мне, без шуток, к удивлению моему, грустно без вас. Особенно ежели бы В[алерия] В[ладимировна] оставила последнее впечатление неблагополучное, а то, по вашему выражению, с которым я в последний день согласился, милой девушки, которую все любят. Ну, что Москва? Николай Дмитрев4 пишет, что там белые грибы дешевы, я у вас не об этом спрашиваю. —
Как Аверьянов,5 милая тетинька,6 полковая командирша, кружева, Мортье?7 Не изменился ли с вашим приездом взгляд на какой-нибудь из этих предметов?
