плакать читая его, и с Н[атальей] П[етровной], которая находится в восхищеньи, доходящем до отчаяния: как она может в ее года обо всем вспомнить, мне же особенно нравится то, что вы разрубили гордьев узел сплетен, который заварила рыжая барышня. Брависсимо. Но как это случилось? Продолжаете ли вы также веселиться? Совсем не иронически дай Бог вам побольше. — Как музыка? И вернетесь ли вы и когда? Счастье наше, что есть дети,3 а то бы вы, я боюсь, совсем исчезли. — Главное, мучает меня то, что я, беспутный человек, осмеливаюсь давать советы кому же? вам, которые приводите Н[аталью] П[етровну] в отчаянье своей практичностью, а меня в умиление деятельной любовью, которая выражается в ваших письмах. — Прощайте, от души жму вашу руку с шишкой (о которой все таки ничего не знаю) и все таки в беспокойном сомнительном состоянии остаюсь ваш

Гр. Л. Толстой.

Тетинька здорова и наверное знаю, что вас обнимает всегда мысленно изо всех сил.

Как вы поживаете, милые и бесценные M-lle Vergani? Vous ne nous donnez pas signe de vie, et sans plaisanter comme vous savez comme on vous aime à Ясное, vous savez aussi combien de plaisir nous ferait un petit mot de vous. D’après plusieurs sources indirectes nous savons à peu près du moins ce que fait M-lle Valѐriе, mais de votre genre de vie et de vos occupations, je ne puis me faire aucune idée,4 исключая деятельной любви, выражающейся в проймах и фестончиках. — Но немногие на это способны. Прощайте, Христос с вами. Флинта, краска, лакакунья. Tu! — Пожалуйста не будируйте меня, а будьте паиньки такие же, как я в эту минуту. — Не только не хорошо добрым людям притворяться злым, но даже злым людям лучше притворяться добрыми. —

Александр Петрович5 кланяется и приказал написать, чтобы ему непременно были привезены из Москвы сапоги с каблуками и на пробках, работы Брюно. Мерка его при сем прилагает[ся].6

Женни Вергани — итальянка, служившая гувернанткой и воспитательницей М. Н. Толстой (в 1840-х гг., в Казани), а с 1850 г. — у Арсеньевых.

1 Дата и обращение написаны рукой Н. П. Охотницкой.

2 Вероятно, соседка Арсеньевых Екатерина Васильевна (фамилия неизвестна), упоминаемая в сохранившейся записке В. В. Арсеньевой к Толстому.

3 Младшие сестра и брат В. В. Арсеньевой: Евгения и Николай.

4 [Вы не подаете нам признака жизни, а без шуток, так как вы знаете, как вас любят в Ясной, вы знаете также, какое удовольствие доставило бы нам маленькое словечко от вас. Из многих косвенных источников мы знаем приблизительно о том, что делает m-lle Валерия, но о вашем образе жизни и ваших занятиях я не могу составить никакого представления,]

5 Александр Петрович — неизвестен.

6 См. вклейку между стр. 88 и 89.

На это письмо, а также и на два предыдущие письма Толстого (от 17 августа и 23 августа) В. В. Арсеньева ответила письмом от 12 сентября.

23. Гр. С. Н. Толстому.

1856 г. Сентября 10. Я. П.

Теперь только в 9 часов вечера сегодня — понедел[ьник] могу тебе дать хороший ответ; а то всё было хуже и хуже, привозили 2-х докт[оров], пускали еще 40 пиявок, но сию минуту только я заснул и, проснувшись, почувствовал себя значительно лучше. — Раньше дней 5, 6 все-таки и думать нельзя мне ехать. Так до свиданья, пожалуйста уведомь, когда ты уедешь и точно ли есть большие упущения у тебя в хозяйстве и не очень без меня выбивай места. Собак может быть пошлю завтра.1 —

Твой Гр. Л. Толстой.

АВТОТИПИЯ С ПИСЬМА ТОЛСТОГО К В. В. АРСЕНЬЕВОЙ и Ж. ВЕРГАНИ ОТ 8 СЕНТЯБРЯ 1856 ГОДА

Впервые опубликовано в Б. I, 4, стр. 295.

Письмо датируется содержанием и записью в Дневнике о болезни.

1 Толстой собирался с братом на охоту в Курскую губернию, но из-за болезни осуществить этого ему не удалось. См. п. № 24.

К настоящему письму Толстого сделана приписка П. И. Юшковой (подлинник по-французски) о здоровье Льва Николаевича и о ее тревогах, когда братья уезжают на охоту.

* 24. Гр. С. Н. Толстому.

1856 г. Сентября 16. Я. П.

16 Сентября.

Любезный друг Сережа!

Здоровье мое и поправилось и нет. Боли той нет и воспаленья нет, но какая-то тяжесть в груди, покалывает и к вечеру болит. — Может быть, оно и пройдет по немногу само собой, но я нескоро решусь ехать в Курск, а ежели нескоро, то и совсем нечего ехать. Скорее, ежели недели две не будет лучше, я съезжу в Москву.1 Пожалуйста не сердись на меня и не думай, чтобы я желал тебе изменить. Мне, напротив, страшно хотелось ехать, и собак я вернул почти с дороги. А кто знает, ежели очень скоро совсем пройдет, то я приеду, собак посажу с собой. А лошадь там, надеюсь, достанем. Но вообще ежели через неделю, т. е. до 23 Сентября, я не приеду, значит не приеду совсем, и тогда, может быть, ты вернешься, ежели тебе там будет скучно.2 — Но хорошо бы было, ежели бы ты там кончил с Щербачовкой. Право, это неподходящее дело с Николинькой,3 а запродай там этому соседу или кому-нибудь, ежели цена не слишком малая и превосходно бы было, а деньги ведь нам всем нужны и очень. По крайней мере, мне нынешний год очень нужны. Я еще не выхожу из комнаты, тетинька4 здорова и целует тебя. Прощай, будь здоров и затрави там 10 лисиц и приезжай к нам.

Твой бр.

Отвечай пожалуйста.

Впервые отрывки из письма напечатаны в Б. I, 1, стр. 295, в ПТС, 1, стр. 54, и Бир. XXI, 1913, стр. 146.

1 В Москву Толстой выехал 1 ноября 1856 г.

2 См. прим. 1 к п. № 23.

3 H. Н. Толстой предполагал купить Щербачовку.

4 П. И. Юшкова.

25. А. В. Дружинину.

1856 г. Сентября 21. Я. П.

Письмо ваше1 очень обрадовало меня, милейший Александр Васильевич; особенно потому, что я с каждым днем всё собирался писать вам и, без фразы, почти каждый день думал о вас. — Во-первых, я думал о вас потому, что я вас очень люблю и уважаю, тоже без фразы, а во-вторых, потому, что хотел просить вас о помощи. Ваше желание я надеюсь исполнить и исполнил бы его сейчас же, ежели бы меня не связывало обещание, которое я дал Краевскому, дать ему первое, что буду печатать. Ведь к последней книжке значит к Декабрю? а для Краевского у меня уже готовится,2 для вас же почти готово, был написан для имевшего издаваться Воен[ного] Ж[урнала],3 правда, крошечный эпизодец Кавказский, из кот[орого] я взял кое-что в Руб[ку] Леса и к[оторый] поэтому надо переделать.4 Не для того, чтобы вас задобрить к услуге, которую от вас прошу, но просто мне ужасно приятно сделать вам что-нибудь приятное и, получив ваше письмо, да и прежде я раскаивался в этом поспешном условии с Современником.5 Вот в чем моя просьба. Я написал 1-ю половину Юности,6 кот[орую] обещал в Современник. Я никому ее не читал и писал пристально, так что решительно не могу о ней судить — всё у меня в голове перепуталось. Кажется мне однако, без скромности, что она очень плоха — особенно по небрежности языка, растянутости и т. д. Кажется мне это потому, что когда я пишу один, никому не читая, то мне обыкновенно одинаково думается, что то, что я пишу, превосходно и очень плохо, теперь же гораздо больше думается последнее. Но я совершенно с вами согласен, что раз взявшись за литературу, нельзя этим шутить, а отдать ей всю жизнь, и поэтому я, надеясь впредь написать еще хорошее, не хочу печатать плохое. Так вот в чем просьба. Я к вам пришлю рукопись, — вы ее прочтите и строго и откровенно скажите свое мнение, лучше она или хуже Детства и почему и можно ли, переделав, сделать из нее хорошее или бросить ее. Последнее мне кажется лучше всего, потому что, раз начав дурно и проработав над ней 3 месяца, она мне опротивела до нельзя. —

Ну да довольно об этом. Адрес мой в Тулу просто. Живу я в деревне, жду денег, чтоб ехать в Петерб[ург] и за границу. Охотился, писал, читал много, ездил кое-куда по деревням, немножко влюбился в одну деревенскую барышню,7 но теперь сижу дома, потому что болен и очень серьезно. У меня было воспаление в груди, от кот[орого] я не вылечившись, простудился снова, и теперь нехорош. Прощайте, любезный Александр Васильевич, я с удовольствием думал со вчерашнего дня, что я напишу вам и было что-то много, но теперь я так устал и так болит грудь, что кончаю. Напишите пожалуйста, а Юность я с этой почтой вам вышлю, вы ее храните у себя, не показывайте никому и только ежели ваше решение хорошо и я напишу еще вам, тогда отдайте Панаеву.

Истинно любящий вас Гр. Л. Толстой.

21 Сентября.

Кланяйтесь милому Генералу8 и всем, кто меня помнит. Ежели бы, против чаяния, в Юн[ости] только нужно бы было вымарать кое-что, то марайте, где вам это покажется нужным.

Впервые опубликовано не вполне точно в статье «Молодой Толстой» — «Звезда», 1930, № 3, стр. 160—161.

Датируется содержанием и записью в Дневнике под 21 и 22 сентября 1856 г.

Александр Васильевич Дружинин (1824—1864) — критик, проповедник «чистого искусства», переводчик и беллетрист. Толстой находился с ним одно время в дружеских отношениях. Подробнее см. предисловие к настоящему тому и т. 47, стр. 323—324.

1 Письмо Дружинина от 15 сентября 1856 г. было получено Толстым 21 октября. Опубликовано в книге К. Чуковский, «Люди и книги шестидесятых годов», Изд-во писателей в Ленинграде, 1934, стр. 256. Дружинин просил Толстого дать ему в «Библиотеку для чтения» «хоть самую крошечную статейку, отрывок, эпизод из севастопольских воспоминаний».

2 Толстой готовил для «Отечественных записок» «Утро помещика», напечатанное в № 12 за 1856 г. См. прим. к п. № 48.

3 Во время пребывания в Крыму на военной службе Толстому пришла мысль организовать общество содействия просвещению и образованию среди войск и издавать журнал, но последовал запрет со стороны Николая I, и намерение Толстого не осуществилось. См. т. 47, стр. 26 и 268.

Текст проекта журнала и заметки о военном журнале см. в т. 4, стр. 281—285.

4 Речь идет об очерке «Поездка в Мамакай Юрт» (см. т. 3, стр. 215). Впоследствии Толстой заимствовал кое-что из этого рассказа для «Рубки леса». Намерение переработать и дополнить для Дружинина этот рассказ было оставлено, и Толстой написал для Дружинина совершенно