Спб. 1900, стр. 517—519. Год определяется содержанием и записью в Дневнике под 6 октября 1856 г. (т. 47, стр. 94).
Иван Иванович Панаев (1812—1862) — писатель. Подробнее о нем см. т. 59, стр. 316—317.
Письмо является ответом на два письма И. И. Панаева: от 16 августа и 25 сентября 1856 г. (опубликованы в «Красной нови», 1928, кн. 9, стр. 225—227).
1 Ответ Толстого на письмо Панаева от 16 августа 1856 г. не сохранился.
2 А. В. Дружинин.
3 Толстой имеет в виду данное им, Григоровичем, Островским и Тургеневым обязательство помещать свои новые произведения исключительно в «Современнике», участвуя в прибылях от журнала (см. прим. 5 к п. № 18).
4 «Красная буква» — роман американского писателя Натаниэля Готорна (в «Современнике» назван Готсорном), печатался в сентябрьской и октябрьской книжках «Современника» за 1856 г.
5 «о деревне и городе» — статья Панаева «Заметки нового поэта» в № 8 «Современника», 1856, стр. 182—204.
На это письмо Панаев ответил 13 октября (см. «Красная новь», 1928, 9, стр. 228—229).
28. А. В. Дружинину.
1856 г. Октября 19. Тула.
Чрезвычайно благодарен я вам, милейший Александр Васильевич, за ваше славное, искреннее и дружеское письмо и слишком лестный суд, который мне всё кажется, что я подкупил хитрым выражением беспомощности и особенной любви к вам, в чем я не лгал, но которую мог бы выразить в другой раз. — Как бы то ни было, мне ужасно хочется, и я почти верю всему, что вы мне говорите, поэтому непременно хочу исправить всё, что можно. Уж ежели есть хорошее в ней, то я хочу сделать всё, что могу, чтобы это хорошее представить в наилучшем свете. Рукопись не давайте никому, на это, кроме того, что я хочу переправить, есть другие причины, а я недели через две надеюсь быть в Петербурге1 и надеюсь по вашим указаниям переправить, что можно. — Я пишу из ненавистной мне Тулы, куда приехал на минутку, и тороплюсь.2 Не знаю, что значит обещание Григоровича печататься у вас в Феврале, но по смыслу условия это невозможно.3 Сестра, которую вы знаете и у которой я получил ваше письмо, после того, как мы, прочтя ваше письмо, много говорили о вас, просила меня написать вам, что она гордится тем, что, сказав с вами только несколько слов в Спасском, она раскусила вас и поняла именно таким, каким я вас описывал ей. Каким, вы сами знаете.4 Прощайте, до свиданья, любезнейший друг. Мне ужасно приятно и лестно вас назвать так. —
Безобразие Чернышевского, как вы называете, всё лето тошнит меня.5 Ежели бы вы отдали до моего приезда переписать Юность, с большими полями, это было бы отлично. —
Ваш Гр. Л. Толстой.
Впервые опубликовано в статье «Молодой Толстой» — «Звезда», 1930, № 3, стр. 162, с редакторской датой: «Октябрь 1856. Тула». Датируется содержанием и записью в Дневнике.
Ответ на письмо Дружинина от 6 октября 1856 г., в котором последний давал отзыв о «Юности» (см. К. Чуковский, «Люди и книги шестидесятых годов», стр. 257—258).
1 1 ноября 1856 г. Толстой выехал из Ясной Поляны в Москву, а оттуда 6 ноября в Петербург.
2 Толстой приехал в Тулу для подачи рапорта К. И. Константинову (см. пп. №№ 261 и 262).
3 По договору, заключенному с «Современником» группой писателей (см. прим. 5 к п. № 18), Григорович не имел права печататься в каком-либо другом органе, в том числе и в «Библиотеке для чтения». Григорович с договором не считался, за что Некрасов называл его «клятвопреступником».
4 Сестра Толстого М. Н. Толстая познакомилась с А. В. Дружининым еще весной 1855 г., когда Дружинин вместе с Боткиным и Григоровичем был у Тургенева в Спасском.
5 Толстой здесь имеет в виду свое недовольство статьями Н. Г. Чернышевского «Очерки гоголевского периода русской литературы». См. предисловие к настоящему тому.
29. И. И. Панаеву.
1856 г. Октября 26. Я. П.
Виноват, любезный Иван Иванович, что пишу два слова. Письмо Ваше получил и распоряжением Вашим поместить Юн[ость] в Январе весьма доволен. Она одобрена моим критиком, чему я очень счастлив, и стало быть на нее Вы можете [рассчитывать] наивернейше. Передам же я Вам ее сам, потому что недели через 2 буду в Петер[бурге]. До свиданья. Пожалуйста извините, что так мало пишу. Денег не нужно.
Ваш Гр. Л. Толстой.
26 Октября.
На четвертой странице:
Его Высокоблагородию Ивану Ивановичу Панаеву. В Петербург. В редакцию Современника.
Впервые опубликовано в журнале «Красная новь», 1928, 9, стр. 229—230. Год определяется почтовыми штемпелями.
Ответ на письмо Панаева от 13 октября 1856 г. (см. заключительное прим. к п. № 27).
* 30. Т. А. Ергольской.
Je me porte tout à fait bien, chère tante, vous pouvez donc être complètement tranquille sur mon compte; je vous envoye une lettre de Pauline,1 que j’ai eu l’indiscrétion de décacheter, croyant qu’il y avait une réponse à celle que je leur ai écrit. — Quand reviendrez vous? — J’ai reçu sans vous deux visites féminines celle de M-me Brandt2 et de M-elle Vergani.3 Le moine4 est revenu. — Au revoir.
Léon.
На четвертой странице:
Ее Высокоблагородию Татьяне Александровне Ергольской. В Пирогово.
Я совершенно здоров, дорогая тетенька, можете не беспокоиться обо мне; посылаю вам письмо Полины,1 которое позволил себе вскрыть, думая, что в нем может быть ответ на то, которое я ей написал. — Когда вы возвращаетесь? — У меня были без вас две гостьи: г-жа Брандт2 и м-ль Вергани.3 Монах4 вернулся. — До свидания.
Лев.
Предположительно относим письмо к 1856 г.
1 Пелагея Федоровна Перфильева. Письмо ее к Т. А. Ергольской неизвестно.
2 Брандт — жена Фомы Ивановича Брандта, владельца имения Бабурино (в 4 километрах от Ясной Поляны).
3 О Вергани см. вступительное прим. к п. № 22.
4 Николай Сергеевич Воейков — сын тульского помещика. Подробнее см. т. 59, стр. 22.
31. В. В. Арсеньевой.
1856 г. Ноября 2. Москва.
2-е Ноября.
Москва.
Вчера приехал ночью,1 сейчас встал и с радостью почувствовал, что первая мысль моя была о вас и что сажусь писать не для того, чтобы исполнить обещание, а потому что хочется, тянет. — Ваш фаворит, глупый человек во всё время дороги совершенно вышел из повиновения, рассуждал такой вздор и делал такие нелепые, хотя и милые планы, что я начинал бояться его. Он дошел до того, что хотел ехать назад с тем, чтобы вернуться в Судаково, наговорить вам глупостей и никогда больше не расставаться с вами. К счастью, я давно привык презирать его рассужденья и не обращать на него никакого внимания. — Но когда он пустился в рассуждения, его товарищ, хороший человек, которого вы не любите, тоже стал рассуждать и разбил глупого человека в дребезги. Глупый человек говорил, что глупо рисковать будущим, искушать себя и терять хоть минуту счастия. «Ведь ты счастлив, когда ты с ней, смотришь на нее, слушаешь, говоришь? — говорил г[лупый] ч[еловек], — так зачем же ты лишаешь себя этого счастия, может, тебе только день, только час впереди, может быть, ты так устроен, что ты не можешь любить долго, а все-таки это самая сильная любовь, которую ты в состоянии испытывать, ежели бы ты только свободно предался ей. Потом, не гадко ли с твоей стороны отвечать таким холодным, рассудительным чувством на ее чистую, преданную любовь». — Всё это говорил г[лупый] ч[еловек], но хороший человек, хотя и растерялся немного сначала, на всё это отвечал вот как: «Во первых, ты врешь, что с ней счастлив; правда, я испытываю наслаждение слушать ее, смотреть ей в глаза, но это не счастье и даже не хорошее наслаждение, простительное для Мортье,2 а не для тебя; потом, часто даже мне тяжело бывает с ней, а главное, что я нисколько не теряю счастия, как ты говоришь, я теперь счастлив ею, хотя не вижу ее. Насчет того, что ты называешь моим холодным чувством, я скажу тебе, что оно в 1000 раз сильнее и лучше твоего, хотя я и удерживаю его. Ты любишь ее для своего счастия, а я люблю ее для ее счастия». Вот как они рассуждали, и хороший человек 1000 раз прав. Полюбите его немного. Ежели бы я отдался чувству глупого человека и вашему, я знаю, что всё, что могло бы произойти от этого, это месяц безалаберного счастия. Я отдавался ему теперь перед моим отъездом и чувствовал, что я становился дурен и недоволен собой; я ничего не мог говорить вам, кроме глупых нежностей, за которые мне совестно теперь. На это будет время, и счастливое время. Я благодарю Бога за то, что он внушил мне мысль и поддержал меня в намереньи уехать, потому что я один не мог бы этого сделать. Я верю, что он руководил мной для нашего общего счастья. Вам простительно думать и чувствовать как гл[упый] ч[еловек], но мне бы было постыдно и грешно. Я уже люблю в вас вашу красоту, но я начинаю только любить в вас то, что вечно и всегда драгоценно — ваше сердце, вашу душу. Красоту можно узнать и полюбить в час и разлюбить так же скоро, но душу надо узнать. Поверьте, ничто в мире не дается без труда — даже любовь, самое прекрасное и естественное чувcтво. Простите за глупое сравнение. Любить, как любит гл[упый] чел[овек], это играть сонату без такту, без знаков, с постоянной педалью, но с чувством, не доставляя этим ни себе, ни другим истинного наслаждения. Но для того, чтобы позволить себе отдаться чувству музыки, нужно прежде удерживаться, трудиться, работать, и поверьте, что нет наслаждения в жизни, кот[орое] бы давалось так. Всё приобретается трудом и лишениями. Но зато, чем тяжелее труд и лишения, тем выше награда. А нам предстоит огромный труд — понять друг друга и удержать друг к другу любовь и уважение. — Неужели вы думаете, что, ежели бы мы отдались чувству гл[упого] чел[овека], мы теперь бы поняли друг друга? Нам бы показалось, но потом мы бы увидали громадный овраг и, истратив чувство на глупые нежности, уж ничем его бы не заравняли. Я берегу чувство, как сокровище, потому что оно одно в состоянии прочно соединить нас во всех взглядах на жизнь; а без этого нет любви. — Я в этом отношении очень много ожидаю от нашей переписки, мы будем рассуждать спокойно; я буду вникать в каждое ваше слово, и вы делайте то же, и я не сомневаюсь, что мы поймем друг друга. Для этого есть все условия
