любишь. Видите, мне так сильно хочется любить вас, что я учу вас, чем заставить меня любить вас. И действительно, главное чувство, которое я имею к вам, это еще не любовь, а страстное желание любить вас изо всех сил. —
Пишите же, ради Бога, поскорее, побольше и как можно понескладнее и побезобразнее, поэтому искреннее.
Отлично можно жить на свете, коли уметь трудиться и любить, трудиться для того, что любишь, и любить то, над чем трудишься. Душку Женичку10 обнимаю изо всех сил. Пинди[га]шек11 тоже немножко. О[льге] В[ладимировне]12 жму руку изо всех сил. Н[аталье] П[етровне] скажите, что О. Тургенева13 не думала выходить замуж. Ежели вам случится хотеть написать что-нибудь мне и не решиться, то пожалуйста намекните о чем. Надо все вопросы разъяснять смело. Я вам делаю много и грубых, а вы никогда. —
Впервые опубликовано в Б. I, 3, стр. 333—336.
1 Книги, посланные Толстым В. В. Арсеньевой, неизвестны.
2 Николай Владимирович Арсеньев.
3 Соседка Толстого и Арсеньевых, Екатерина Сергеевна Лазаревич, рожд. Игнатьева (ум. в 1868 г.).
4 Судя по записям Дневника, Толстой за это время видел из своих «литературных приятелей» в Москве Боткина, Островского, Григорьева, а в Петербурге — Дружинина, Анненкова, Панаева, Гончарова, Краевского и Ковалевского.
5 И. И. Сахаров — переписчик Толстого.
6 3 ноября вышли в свет «Повести и рассказы» Тургенева в трех частях, изд. П. В. Анненкова.
7 [Дерзай заблуждаться и мечтать!] — строка из стихотворения Шиллера «Тэкла». Приведена в рассказе «Поликушка».
8 К. А. Иславин.
9 См. прим. 4 к п. № 31.
10 Женни Вергани.
11 Пиндигашками Толстой называл маленьких детей вообще, а в данном случае малолетних детей Арсеньевых: Евгению и Николая.
12 Ольга Владимировна Арсеньева (1838—1867) — сестра В. В. Арсеньевой.
13 Ольга Александровна Тургенева (1836—1872) — единственная дочь Александра Михайловича Тургенева (1772—1862), крестница Жуковского.
* 35. Гр. С. Н. Толстому.
1856 г. Ноября 10. Петербург.
Извини, любезный друг Сережа, что пишу два слова — всё некогда. — Мне всё неудача с моего отъезда, никого нет здесь, кого я люблю. В От[ечественных] З[аписках], говорят, обругали меня за В[оенные] Р[ассказы],1 я еще не читал, но, главное, Константинов2 объявил мне, только что я приехал, что Вел. Князь Михаил3, узнав, что я, будто бы, сочинил песню, недоволен особенно тем, что, будто бы, я учил ее солдат. Это грустно, я объяснялся по этому случаю с Нач[альником] Штаба.4 — Хорошо только то, что здоровье мое хорошо, и что Шипулинской5 сказал, что у меня грудь здоровешенька. Тет[еньке] целую ручки. —
Гр. Л. Толстой.
Книги идут плохо. Продано и тех и других экземпляров 900. —
10 Nоября.
Вели сказать старосте моему, чтобы он не торопился продавать дрова.
Отрывки из письма впервые напечатаны в Б. I, 1, 1906, стр. 295—296, и в ПТС, I, стр. 54—55.
1 В № 11 «Отечественных записок» 1856 г. (отд. III, стр. 11—18) появилась статья С. С. Дудышкина о «Военных рассказах Толстого». Критик находил рассказы однообразными и наблюдения Толстого — поверхностными.
2 К. И. Константинов.
3 Вел. кн. Михаил Николаевич (1832—1909) — четвертый сын Николая I.
«Песня», о которой говорит Толстой в этом письме, это песня, сочиненная в Севастополе кружком офицеров, во главе с Толстым, собиравшихся у начальника штаба артиллерии Н. А. Крыжановского, о сражении 4 августа 1855 г. «Как четвертого числа» (см. т. 4, стр. 307—308).
4 Толстой ездил объясняться по поводу песни «Как четвертого числа» не с начальником штаба, как сказано в письме, а с помощником начальника, которым в то время был Алексей Абрамович Якимах (см. Дневник, т. 47, стр. 98 и 368).
5 Павел Дмитриевич Шипулинский (1808—1872) — петербургский врач. В 1848—1864 гг. был ординарным профессором терапевтической клиники Медико-хирургической академии. Шипулинский постоянно лечил Некрасова, через которого и обратился к нему Толстой.
36. В. В. Арсеньевой.
1856 г. Ноября 12—13. Петербург.
Чувствую, что я глуп, но не могу удержаться, милая барышня, и, не получив все-таки от вас ни строчки, опять пишу вам. Теперь уж за 12 часов ночи, и вы сами знаете, как это время располагает к нежности и, следовательно, глупости. — Напишу вам о будущем образе жизни Храповицких, ежели суждено им жить на свете. — Образ жизни мущины и женщины зависит 1) от их наклонностей, а 2) от их средств. Разберем и то и другое. Храповицкой, человек морально старый, в молодости делавший много глупостей, за которые поплатился счастьем лучших годов жизни, и теперь нашедший себе дорогу и призвание — литературу, — в душе презирает свет, обожает тихую, семейную, нравственную жизнь и ничего в мире не боится так, как жизни рассеянной, светской, в которой пропадают1 все хорошие, честные, чистые мысли и чувства, и в которой делаешься рабом светских условий и кредиторов. — Он уж поплатился за это заблуждение лучшими годами своей жизни, так это убеждение в нем не фраза, а убеждение, выстраданное жизнью. Милая Г-жа Дембицкая2 еще ничего этого не испытала, для нее счастье: бал, голые плечи, карета, брильянты, знакомства с Камергерами, Генерал-Адъютантами и т. д. Но так случилось, что Х[раповицкий] и Д[ембицка]я как будто бы любят друг друга (я, может быть, лгу перед самим собой, но опять в эту минуту я вас страшно люблю). — Итак эти люди с противуположными наклонностями будто бы полюбили друг друга. Как же им надо устроиться, чтобы жить вместе? Во-первых, они должны делать уступки друг другу; во-вторых, тот должен делать больше уступок, чьи наклонности менее нравственны. Я бы готов был жить всю свою жизнь в деревне. У меня бы было 3 занятия: любовь к Д[ембицкой] и заботы о ее счастии, литература и хозяйство — так, как я его понимаю, т. е. исполнение долга в отношении людей, вверенных мне. При этом одно нехорошо — я бы невольно отстал от века, а это грех. — Г-жа Д[ембицкая] мечтает о том, чтоб жить в Петербурге, ездить на 30 балов в зиму, принимать у себя хороших приятелей и кататься по Невскому в своей карете. Середина между этими двумя требования[ми] есть жизнь 5 месяцев в Петербурге, без балов, без кареты, без необыкновенных туалетов с гипюрами и point d’Alençon3 и совершенно без света, и 7 мес[яцев] в деревне. У Храп[овицкого] есть 2000 сер. дохода с именья (т. е. ежели он не будет тянуть последнее, как делают все, с несчастных мужиков, как делают все), есть у него еще около 1,000 р. сер. за свои литературные труды в год (но это неверно — он может поглупеть или быть несчастлив и не напишет ничего). У Г-жи Д[ембицкой] есть какой-то запутанный вексель в 20,000, с кот[орого], ежели бы она получила его, она бы имела процентов 800 р. — итого, при самых выгодных условиях, 3,800 р. — Знаете ли вы, что это такое 3,800 р. в Петербурге? Для того, чтобы с этими деньгами прожить 5 мес[яцев] в Пет[ербурге], надо жить в 5-м этаже, иметь 4 комнаты, иметь не повара, а кухарку, не сметь думать о том, чтобы иметь карету и попелиновое платье с point Alençon, или голубую шляпку, потому что такая шляпка jurera4 со всей остальной обстановкой. — Можно с этими средствами жить в Туле или Москве, и даже изредка блеснуть перед Лазаревичами,5 но за это merci. Можно тоже и в Петербурге жить в 3-м этаже, иметь карету и point Alençon и прятаться от кредиторов, портных и магазинщиков, и писать в деревню, что всё, что я приказал для облегчения мужиков, — это вздор, а тяни с них последнее, и потом самим ехать в деревню и с стыдом сидеть там годы, злясь друг на друга, и за это — merci. Я испытал это. — Есть другого рода жизнь на 5 этаже (бедно, но честно), где всё, что можно употребить на роскошь, употребляется на роскошь домашнюю, на отделку этой квартирки на 5 этаже, на повара, на кухню, на вино, чтоб друзьям радостно было придти на этот 5 этаж, на книги, ноты, картины, концерты, квартеты дома, а не на роскошь внешнюю для удивления Лазарев[ичей], холопей и болванов (12 Nоября). Прощайте, ложусь спать, жму вашу милую руку и слишком, слишком много думая о вас. Завтра буду продолжать. Теперь же буду писать в желтую книжечку и опять о вас6. Я дурак.
13 Nоября. Буду продолжать это письмо в другой раз, получив от вас; а теперь как-то это не занимает, и в голове другое. — Последний раз пишу вам. Что с вами? Больны вы? или вам снова совестно отчего-нибудь передо мной, или вы стыдитесь за те отношения, которые установились между нами? Но что бы то ни было, напишите строчку. Сначала я нежничал, потом злился, теперь чувствую, что становлюсь уже равнодушен, и слава Богу. Какой-то инстинкт давно говорит мне, что кроме вашего и моего несчастия, ничего из этого не выйдет. Лучше остановиться во время. Посылаю вам программу о вступлении в приготов[ительный] класс Правоведения.7 Там всё есть. Когда будете подавать в Мае прошение, напишите в нем, что документы, посланные мной тогда-то, уже находятся в Совете Правоведения. Заметьте, что Николиньке нужно для поступления выучиться читать и писать по-немецки, чего он, кажется, не знает. Поручительство даст тот, кто его повезет. — Когда я люблю вас, мне часто хочется приехать к вам и сказать вам всё, что чувствую; но в такие минуты, как теперь, когда я злюсь на вас и чувствую себя совершенно равнодушным, мне еще больше хочется видеть вас и высказать вам всё, что накипело, и доказать вам, что мы никогда не можем понимать и поэтому любить друг друга, и что в этом никто не виноват, кроме Бога и нас, ежели мы будем обманывать себя и друг друга. —
Во всяком случае, ради истинного Бога, памятью вашего отца и всего, что для вас есть священного, умоляю вас, будьте искренны со мной, совершенно искренны, не позволяйте себе увлекаться. —
Прощайте, дай вам Бог всего хорошего.
Ваш Гр. Л. Толстой.
Впервые полностью опубликовано в Б. I, 3, стр. 336—340. См. записи в Дневнике Толстого под 12 ноября (т. 47, стр. 100).
1 В автографе: пропадает
2 Дембицкой Толстой называл В. В. Арсеньеву, изображая в письмах историю их отношений.
3 Кружева из французского города того же названия.
4 [не будет гармонировать]
5 О Лазаревичах см. прим. 3 к п. № 34.
6 В Записной книжке Толстого 1856 г. после записи от 25 октября идет сразу 18 ноября, но следует принять во внимание, что часть записей сделана