1856 г. относится несколько фотографий Толстого в военной форме.
52. A. Н. Островскому.
1857 г. Января 5. Петербург.
Рукой И. И. Панаева:
5 января 1857 год. —
Поздравляю Вас, любезный Александр Николаевич, с новым годом и воссылаю мольбы к богу о том, чтобы он ниспослал Вам в этом году здоровья и вдохновения. До нас дошли слухи о Вашей новой комедии, которую Вы читали. Говорят, что эта вещь необыкновенно замечательная — и все мы ожидаем ее с нетерпением…1 Сегодня мы, толкуя об этом (с Толстым и Боткиным), пришли к такому заключению: если у Вас кроме нее нет ничего, — отдайте ее в Современник во 2-ю книжку. У нас печатать нечего, а «Русская беседа» может подождать. Если мы подгадим первые №№, то подписка, которая идет прекрасно, — может приостановиться — и вам и нам тогда худо. Надобно вывозить Совр[еменник] — [1 неразобр.] Алекс. Николаевич, если бы Тургенев сдержал свое слово для — 2 №, я бы не мучил Вас, — но теперь — я повторяю Вам, что без Вас 2 № погибнет. Не обескураживайте редакцию, бога ради!..
Я не хочу отвлекать Вас от Вашего слова Беседе, но дело в том, что Совр[еменник] сию минуту в критическом положении по недостатку материалов… и требует вашей помощи!.. Спасайте его — спасайте!..
Деньги, кажется, Вы уже получили, и Совр[еменник] я велел выдавать Вам. Уведомьте все-таки о получении и тех и другого…
И бога ради — пишите скорей. Последняя надежда на Вас.2
Всей душой вам преданный
И. Панаев.
Рукой Толстого:
Не понимаю, за какое письмо, на которое я будто не ответил, ты упрекаешь меня, любезный друг Александр Николаевич; я ничего не получал. Но дело не в том. Мольбы Панаева совершенно основательны, и ежели ты не пришлешь ничего ко 2-й книжке, союз наш не только примет окончательно комический характер, но просто шлепнется во всех отношениях.3 Ежели насчет комедии, про которую мы слышали, да и от которой без слухов я ожидаю наверное прекрасного по эпохе твоей деятельности, ежели ты уж дал слово печальной Р[усской] Б[еседе], то просить тебя нечего, как ни грустно зарыть такую вещь в раскольничий журнал; но ежели есть возможность приготовить другое, не торопясь и не портя матерьяла, или ежели слово не дано, то в Современнике теперь больше, чем когда-нибудь, необходимо твое имя, а главное, твоя вещь. Прощай, любезный друг, может быть, я сам скоро буду в Москве, но во всяком случае, отвечай мне хоть несколько слов, как и что твое здоровье и твоя работа? Поздравляю тебя с новым годом.
Апол[лону] Алекс[андровичу]4 от души кланяюсь и прошу не забывать меня. —
Писемский5 прочел вчера свою Старую Барыню.6 Прелестная вещь, мне кажется лучшая из всех его прежних. —
Впервые опубликовано в сборнике «Неизданные письма к А. Н. Островскому», «Academia», М.—Л. 1932, стр. 327—328. На верху письма рукой Островского помета: «Пол. 10 янв. 1857. Ответил 11».
1 Речь идет о комедии А. Н. Островского «Доходное место». Впервые напечатана в «Русской беседе» за 1857 г., № 1.
2 В ответ на это письмо Островский писал Панаеву 11 января 1857 г.: «Доходное место» я уже отдал в «Р[усскую] Б[еседу]», и она набирается. Иначе я поступить не мог: мне надобно было сдержать слово и расквитаться с «Р[усскою] Б[еседою]», чтобы уж совершенно посвятить свой труд «Современнику». В лености меня упрекнуть нельзя: с ноября, когда я получил возможность работать, и до сих пор я не отхожу от стола».
3 О союзе группы писателей, решивших печататься только в «Современнике», см. прим. 5 к п. № 18.
4 Аполлон Александрович Григорьев (1822—1864) — критик, поэт, переводчик; по воззрениям был близок к славянофилам.
5 Алексей Феофилактович Писемский (1820—1881) — писатель-реалист. Знакомство Толстого с Писемским состоялось в Петербурге в 1856 г.
6 «Старая барыня» — повесть Писемского, впервые напечатана в февральском номере «Библиотеки для чтения» 1857 г.
53. Т. А. Ергольской и гр. С. Н. Толстому.
1857 г. Января 14. Москва.
14 Января.
Chère tante!
J’ai reçu mon passe-port pour l’étranger1 et je suis venu à Moscou, pour y passer quelques jours avec Marie2 et puis aller à Ясное, arranger mes affaires et prendre congé de vous.3 — Но теперь я раздумал, особенно по совету Машиньки, и решился пробыть с ней здесь неделю или две и потом ехать прямо через Варшаву в Париж. Вы верно понимаете, chère tante, почему мне не хочется, даже не следует, приезжать теперь в Ясную, или скорее в Судаково. Я, кажется, поступил очень дурно в отношении В[алерии], но ежели бы я теперь виделся с ней, я поступил бы еще хуже. Как я вам писал, я к ней более чем равнодушен и чувствую, что не могу обманывать более ни себя, ни ее. А приезжай я, может быть, по слабости характера я опять бы стал надувать себя. Vous rappelez vous, chère tante, comme vous vous êtes moquée de moi, quand je vous ai dit, que je partais à Pét[ersbour]g, pour m’éprouver. Et cependant c’est à cette idée, que je suis redevable de n’avoir pas fait le malheur de la jeune personne et le mien. Car ne croyez pas que ce soit de l’inco[n]stance ou de l’infidélité, personne ne m’a plus pendant ces deux mois, mais tout bonnement j’ai vu que je me trompais moi-même et que non seulement jamais je n’ai eu, mais jamais je n’aurais pour V. le moindre sentiment d’amour véritable. La seule chose, qui me fait beaucoup de peine, c’est que j’ai fait du tort à la demoiselle et que je ne pourrais prendre congé de vous avant de partir. — Je compte revenir en Russie au mois de Juillet, mais, si vous le désirez, je viendrais à Ясное, pour vous embrasser, car j’aurai le temps de recevoir votre réponse à Moscou. — Dans tous les cas, adieu, je baise vos mains et vous prie (это не фраза) de ne jamais croire que j’ai et que je puisse jamais changer envers vous et ne pas vous aimer comme toujours4 изо всех сил. —
Пожалуйста, Сережа, отвечай мне немедленно, не приедешь ли ты теперь в Москву,5 это было бы лучше всего. Тогда бы я тебя ждал, а нет, и ежели тетинька этого захочет, то я уже потихоньку сделаю крюк и заеду в Пирогово проститься с вами. Прощай, мизантроп любезный, а лучше всего приезжай к нам без мизантропии.
На конверте:
Ее Высокоблагородию Татьяне Александровне Ергольской. В Тулу. В село Пирогово.
Впервые полностью было напечатано в ПТС, I, № 27 с датой «1856 г. января 12».
1 Заграничный паспорт Толстой получил 10 января, о чем отмечено в Дневнике.
2 М. Н. Толстая.
3 [Я получил заграничный паспорт и приехал в Москву, чтобы пробыть несколько дней с Машенькой, а затем ехать устраивать дела в Ясное и с вами проститься.]
4 [Помните, дорогая тетенька, как вы смеялись надо мной, когда я сказал вам, что еду в Петербург, чтобы себя испытать. А между тем, благодаря этому решению, и молодая девушка, и я избегли несчастья. Но не думайте, что это произошло из-за моего непостоянства или неверности; вовсе нет; за эти два месяца я никем не увлекался; просто я удостоверился, что я сам себя обманывал и что не только у меня никогда не было, но и никогда не будет ни малейшего чувства любви к Валерии. Меня огорчает единственно то, что я был не прав в своем поведении относительно молодой девушки, и то, что не прощусь с вами перед отъездом. — Я рассчитываю вернуться в Россию в июле; однако ж, ежели вы пожелаете, я приеду в Ясное, чтобы вас обнять; ваш ответ я еще успею получить в Москве. — На всякий случай прощайте, целую ваши ручки и прошу вас (это не фраза) никогда не думать, что я переменился или могу перемениться в отношении вас и не любить вас, как всегда]
5 C. Н. Толстой приехал в Москву около 18 января.
54. В. В. Арсеньевой.
1857 г. Января 14. Москва.
Любезная Валерия Владимировна,
Что я виноват перед собою и перед вами ужасно виноват — это несомненно. Но что же мне делать? То, что я вам писал в ответ на ваше маленькое письмо, в котором вы запрещали мне писать вам, было совершенно справедливо, и больше я вам сказать ничего не могу.1 — Я не переменился в отношении вас и чувствую, что никогда не перестану любить вас так, как я любил, т. е. дружбой, никогда не перестану больше всего на свете дорожить вашей дружбой, потому что никогда ни к какой женщине у меня сердце не лежало и не лежит так, как к вам. Но что же делать, я не в состоянии дать вам того же чувства, которое ваша хорошая натура готова дать мне. — Я всегда это смутно чувствовал, но теперь наша 2-х месячная разлука, жизнь с новыми интересами, деятельностью, обязанностями даже, с которыми несовместна семейная жизнь, доказали мне это вполне. Я действовал в отношении вас дурно, — увлекался, но ежели бы теперь я приехал к вам и, разумеется, опять бы увлекся, я поступил бы еще хуже. — Надеюсь, что вы настолько меня уважаете, что верите, что во всем, что я теперь пишу, нет слова неискреннего; а ежели так, то вы меня не перестанете любить немного. — Я на-днях еду в Париж и вернусь в Россию когда? — Бог знает. — Нечего вам говорить, что ежели вы мне напишете несколько строк, я буду счастлив и спокоен. Адрес: Paris, Rue de Rivoli2, № 206.
Прощайте, милая Валерия Владимировна, тысячу раз благодарю вас за вашу дружбу и прошу прощенья за ту боль, которую она, может быть, вам сделала. — Ради Бога попросите M-le Vergani написать мне несколько хоть бранных строк. Это, может быть, покажется вам фразой, но ей Богу, я чувствую и знаю, что вы сделаете счастие хорошего, прекрасного человека, но я, в смысле сердца, не стою вашего ногтя и сделал бы ваше несчастье. —
Прощайте, милая В[алерия] В[ладимировна], Христос с вами; перед вами так же, как и передо мной, своя большая, прекрасная дорога, и дай Бог вам по ней придти к счастию, которого вы 1000 раз заслуживаете. —
Ваш Гр. Л. Толстой.
14 Января.
Впервые опубликовано в Б. I, 3, стр. 357—358. Письмо написано из Москвы, куда Толстой выехал из Петербурга 12 января, а 29-го через Варшаву
