произведет ничего вполне гениального, потому что сознание своей гениальности у него перешло свои границы. Это сознание у него уже теперь не сила, двигающая его талант, а убеждение, оправдывающее каждое его движение. Познакомился я здесь получше с Чичериным,7 и этот человек мне очень, очень понравился. Славянофилы мне кажутся не только отставшими, так что потеряли смысл, но уже так отставшими, что их отсталость переходит в нечестность. — 3-го дня вернувшись домой, застал Григоровича8 и обрадовался несказанно — он чудесен, привез три очерка,9 и для меня остался здесь на 2 дня, так что письмо это придет прежде него. План путешествия приводит его в восторг. Много бы еще хотелось написать вам, но всё личные предметы, которые затянут меня, а надо ехать. Прощайте, дорогой Василий Петрович, коли вздумается, напишите мне в Варшаву, где я пробуду несколько времени, на мое имя — с оставлением на почте. — Ежели кто-нибудь захочет писать брату,10 то адрес его в Кизляр в станицу Старогладовскую в Штаб 4-й батарейной батареи 20 бригады. Ваше письмо о нем я ему посылаю. — Наших милых друзей изо всех сил обнимаю. Что выйдет не знаю, а работать ужасно хочется, да и жить хочется. — Прощайте, пишите почаще.
Ваш. Гр. Л. Толстой.
Впервые опубликовано в ТПТ, 4, стр. 14—15. Дата определяется содержанием: «надо ехать». Толстой уехал из Москвы за границу 29 января.
1 Под очерком H. Н. Толстого «Охота на Кавказе», напечатанным в № 2 «Современника» за 1857 г. (т. LXI, стр. 169—232), первоначально были проставлены одни инициалы «H. Н. Т.», и под текстом статьи так и осталось; только в оглавлении инициалы были раскрыты, и имя, отчество и фамилия автора были напечатаны полностью.
2 «Детские годы Багрова внука», являющиеся продолжением «Семейной хроники», были напечатаны позже, в 1858 г., отдельной книгой. В 1857 г. отрывок из этого произведения под названием «Детские годы молодого Багрова» был напечатан в «Русской беседе», кн. 8 (см. т. 47, стр. 112).
3 См. предыдущее письмо, прим. 7.
4 «Банкротом» первоначально называлась комедия Островского «Свои люди — сочтемся».
5 Гр. Владимир Александрович Соллогуб (1814—1882) — писатель. Будучи аристократом, Соллогуб вместе с тем был своим человеком в кружках молодых писателей, группировавшихся около «Отечественных записок» времен Белинского. Повести Соллогуба пользовались в свое время большим успехом, особенно «Тарантас».
6 Михаил Евграфович Салтыков (1826—1889), литературный псевдоним Щедрин — знаменитый русский писатель-сатирик, в ярких образах своих произведений клеймивший крепостническую и бюрократическую сущность общественного строя царской России. См. т. 47, стр. 150, 490—491.
7 Борис Николаевич Чичерин. См. п. № 109 и прим. к нему.
8 Дмитрия Васильевича Григоровича.
9 «Очерки современных нравов», объединенные общим названием, с предисловием «К читателю» и с посвящением сестре Толстого М. Н. Толстой: «Отражения (сверху вниз)», «Суета», «Отражения (оконные занавесы и портьеры)», были напечатаны в «Современнике», 1857, 3 (т. LXII), стр. 5—50.
10 H. Н. Толстому.
58. A. H. Островскому.
1857 г. Января 29? Москва.
Очень жалею, любезный друг А[лекеандр] Н[иколаевич], что не успел проститься с тобой еще раз.1 Выздоравливай скорее и приезжай в Петербург и напиши мне оттуда. Благодарствуй за комедию.2 В публике, где мы читали, она имела успех огромный. Мое впечатление в отношении сильных мест и лиц усилилось, в отношении фальшивых также. По-моему их немного — только интрига Вишневских и еще кое-какие мелочи. Ежели бы этих пятнушек не было, это было бы совершенство, но и теперь это огромная вещь по глубине, силе, верности современного значения и по безукоризненному лицу Юсова.
Мне на душе было сказать тебе это. Ежели ты за это рассердишься, тем хуже для тебя, а я никогда не перестану любить тебя и как автора и как человека.
Полностью впервые опубликовано в кн. «Неизданные письма к А. Н. Островскому», «Academia», М.—Л. 1932, стр. 566. Дата на основании пометки Островского на письме: «Пол. 30 янв. 1857 г.».
1 Толстой выехал за границу из Москвы 29 января 1857 г. в мальпосте, т. е. на почтовых, до Варшавы, а оттуда, уже по железной дороге в Париж, куда прибыл 9/21 февраля.
2 «Доходное место» Островского.
59. В. П. Боткину.
1857 г. Февраля 10/22. Париж.
10/12 Февраля.
Вчера приехал я в Париж, дорогой друг Василий Петрович, и застал тут Тургенева и Некрасова. Они оба блуждают в каком-то мраке, грустят, жалуются на жизнь — празднствуют и тяготятся, как кажется, каждый своими респективными от ношениями. Впрочем я еще их мало видел. Тургенева мнительность становится ужасной болезнью и в соединении с его общительностью и добродушием — такое странное явление.1 Это первое впечатление было мне грустно, тем более, что после моей московской жизни я до сих пор еще ужасно lebensfroh.2 Германия, которую я видел мельком, произвела на меня сильное и приятное впечатление, и я рассчитываю пожить и не торопясь поездить там. Некрасов нынче возвращается в Рим. Я думаю через месяц приехать туда. Этот же месяц надеюсь здесь кончить Кизиветера,3 который в продолжение дороги так вырос, что уже кажется не по силам. Авось к апрельской книжке поспеет. Тургенев ничего не пишет, пилить я его буду, но что выйдет из того, не знаю. Прощайте, дорогой Вас[илий] Петр[ович]. Это письмо не в счет, но все-таки жду от вас писем и лучше, чем ничего. Rue de Rivoli, Hôtel Meurice4, № 149.
Л. И. Менгден5 вам нравится — я ужасно рад. Видно, мы не в одной поэзии сходимся во вкусах.
Впервые полностью опубликовано в ТПТ, 4, стр. 17—18.
1 Ср. записи в Дневнике 9/21 и 13/25 февраля 1857 г., т. 47. стр. 113 и 114, а также стр. 414, прим. 1481, и стр. 416, прим. 1502.
2 [жизнерадостен.]
3 Так Толстой сначала иногда называл свой рассказ, потом получивший заглавие «Альберт».
4 [Улица Риволи, гостиница Мёрис,]
5 Бар. Елизавета Ивановна Менгден, рожд. Бибикова. Подробнее см. т. 47, стр. 407—408.
Боткин 8 марта 1857 г. писал Дружинину, что письмо Толстого «занимает только одну страничку, но исполнено бодрости и свежести» («XXV лет, 1859—1884. Сборник Комитета общества для пособий нуждающимся литераторам и ученым», Спб. 1884, стр. 501).
* 60. Т. А. Ергольской.
1857 г. Февраля 10/22. Париж.
10/22 Февраля.
Je suis arrivé hier à Paris, chère tante, et si ce n’est que quelques mots, je m’empresse de vous donner de mes nouvelles. J’ai mis 11 jours à faire ce voyage de Moscou à Paris, presque sans m’arrêter. Quoiqu’encore excessivement fatigué ma santé est bonne. J’ai trouvé ici Tourguéneff et Nékrassoff et compte passer ici un mois pour aller au printemps en Italie. Ni les voyages ni la vie ne sont chers ici, mais j’ai dépensé beaucoup d’argent à Moscou où nous avons passé comme vous le racontera Serge 3 semaines pour moi du moins excessivement agréables. D’après votre lettre, chère tante,1 je vois que nous ne nous comprenons pas du tout au sujet de l’affaire de Soudakowo. Quoique j’avoue, que je suis fautif d’avoir été inconséquent et que la chose aurait pu se passer2 tout autrement, je crois avoir agi tout-à-fait honnêtement. Je n’ai pas cessé de dire que je ne connais pas le sentiment que j’ai pour la jeune personne mais que cela n’est pas de l’amour et que je tiens à m’éprouver moi même. L’épreuve m’a montré que je me trompais et je l’ai écrit à Valérie aussi sincèrement que j’ai pu le faire.3 Après cela nos relations ont été tellement pures que je suis sûr que leur souvenir ne lui sera jamais désagréable, si elle se marie et c’est pour cela que je lui ai écrit que je voudrais qu’elle m’écrive. Je ne vois pas pourquoi un jeune homme doit absolument être amoureux d’une jeune personne et l’épouser et ne peut pas avoir des relations d’amitié, car pour de l’amitié et de l’intérêt j’en conserverai toujours beaucoup pour elle. Si M-lle Vergani qui m’a écrit une lettre aussi ridicule4 voulait se rappeler toute ma conduite vis à vis de Valérie, comment je tâchais de venir le plus rarement possible de me comporter avec V[alérie] le plus simplement possible, comment c’est elle qui m’engagait5 à venir plus souvent et à entrer dans des relations plus proches. Je comprends qu’elle [soit] fâchée de ce qu’une chose qu’elle a beaucoup désiré ne ce fait pas, j’en suis fâché peut-être plus qu’elle mais ce n’est pas une raison pour dire à un homme, qui c’est efforcé d’agir le mieux possible, qui a fait des sacrifices de peur de faire le malheur des autres, de lui dire qu’il est un свинья et de le faire croire à tout le monde. Je suis sûr que Toula est convaincue que je suis le plus grand des monstres. Adieu, chère tante, je baise vos mains. Ecrivez moi ainsi. France, Paris, Rue de Rivoli. Hôtel Meurice, № 149.
Ежели Сережа с вами, поздравляю его с рождеством, обнимаю и прошу не раздумывать ехать за границу, я пробуду в Париже до 10/22 Марта.
На конверте:
Russie. Toula. A Madame Iorguelsky. Ее Высокоблагородию Татьяне Александровне Ергольской. В Тулу. В сельцо Ясные Поляны.
Вчера приехал в Париж, дорогая тетенька, и, хотя несколькими словами, спешу вас известить о себе. Из Москвы до Парижа я проехал 11 дней, почти без остановки. Я здоров, хотя и очень устал. Тут я застал Тургенева и Некрасова; намереваюсь пробыть здесь месяц, чтобы весной поехать в Италию. Ни путешествие, ни здешняя жизнь не дороги, но я истратил много денег в Москве, где мы провели с Сережей, как он, наверное, вам рассказал, 3 недели, для меня по крайней мере, преприятно. Судя по вашему письму, дорогая тетенька,1 я вижу, что мы друг друга не понимаем по поводу происшедшего в Судакове. Хотя я сознаюсь, что я виноват в том, что был непоследователен и что всё могло бы произойти иначе, но думаю, что я поступил вполне честно. Я говорил не раз, что не могу определить того чувства, которое испытываю к этой девушке, но что любви с моей стороны нет и что я хочу проверить себя. И, проверяя себя, я убедился в своем заблуждении и совершенно искренно написал об этом Валерии.3 Затем, отношения наши были так чисты, что воспоминание о них, ежели она выйдет замуж, не может ей быть неприятным, и поэтому я и просил ее не прерывать нашей переписки.
