да Фета как-нибудь поскорее выпишите. Как бы хорошо было, ежели бы он с Мар[ьей] Петр[овной] не изменял плана и только вместо Спасского5 к 15-му приехал бы в Никольское. Поместить его с женою мы можем очень хорошо. — До свиданья.
Гр. Л. Толстой.
Датируется содержанием.
1 Письмо И. П. Борисова неизвестно.
2 Сын И. П. Борисова.
3 Августа написано сверх зачеркнутого: 28.
4 Толстой в Оптину пустынь в 1865 г. не ездил.
5 Имение И. С. Тургенева, в 19 км. от Никольского-Вяземского.
123. А. А. Толстой.
1865 г. Июля 5. Никольское-Вяземское.
5 июля. Никольское.
Я узнал от Арсеньевой,1 что вы в Петербурге, живы и здоровы и очень заняты, и пишу вам, надеясь отослать это письмо. Вы меня упрекаете в том, что не пишу, а ежели я дослужусь до биографии, то после моей смерти в бумагах моих найдут больше писем вам, чем у вас. Я в апреле или в мае написал вам длинное письмо и не послал.2 Не послал потому, что в то время было получено известие о смерти наследника, и я думал, что вам не до меня. Я знаю, что̀ вы чувствуете с ними вместе, как член семейства. — Еще не послал потому, что в том письме я говорил, что скоро увижу вас. Мы имели намеренье ехать на лето за границу. Теперь мы раздумали и из Ясной Поляны уехали еще в большую глушь, в село Никольское Чернского уезда. Адрес: в Чернь. Еще я не послал вам письмо оттого, что ждал от вас ответа на мое большое письмо, напечатанное в «Русском вестнике».3 А мне очень хотелось и хочется получить на него ответ именно от вас. Я всё ждал; но теперь думаю — на то письмо вы считаете, что не стоит того отвечать; все-таки надо не терять вас из вида. — Как мы оба, должно быть, переменились с тех пор, как не видались, как много, я думаю, с тех пор мы выросли большие. Подумаю о том, что прежде для вас ваше заведение было немножко игрушка, нравственная роскошь (я помню, как вы там говели); теперь, говорят, вы всей душой отдались этому делу.4 Ваше последнее письмо только заинтересовало меня, и я очень желал бы знать подробнее, в чем состоит ваше заведенье, какие трудности и какие радости? Напишите мне, коли вы считаете меня достойным. А я достоин уже потому, что теперь я стал гораздо менее требователен на формы добра и, не говоря о том, что касается вас, принимаю участие во всем, что делается не для рубля, не для чина и не для мамона. Я забыл благодарить вас еще за ваше славное последнее письмо, благодарить вас и вашего брата.5 Мы с Соней тронулись оба этим письмом и посмеялись. Подняться с места с двумя детьми не столько трудно, сколько страшно. Всё кажется, поедешь — и тут и случится несчастье, и весь век упрек. Только когда обживешься семьей, почувствуешь всю истину пословицы: le mieux est l’ennemi du bien.6 A как переменяешься от женатой жизни, я никогда бы не поверил. Я чувствую себя яблоней, которая росла с сучками от земли и во все стороны, которую теперь жизнь подрезала, подстригла, подвязала и подперла, чтобы она другим не мешала и сама бы укоренялась и росла в один ствол. Так я и росту; не знаю, будет ли плод и хорош ли, или вовсе засохну, но знаю, что росту правильно. Что делают все ваши — настоящая бабушка, т. е. Прасковья Васильевна?7 Как ее здоровье и есть ли надежда увидать ее проездом, как бывало? Мы от станции Богуслова в 7 верстах и можем поместить лучше, чем в Ясном. Из того Сониного живота, к[отор]ый она благословила, уезжая от нас, тому назад два года вышел мальчик, к к[отор]ому с каждым днем у меня растет новое для меня неожиданное, спокойное и гордое чувство любви. Очень хорошее чувство. Соня мне рассказывала, что, уезжая, она перекрестила ее и ее живот, и это ее очень тронуло. Девочка наша хороша всем: и избытком здоровья (мать кормит), и живостью, но к ней еще нет во мне никакого чувства. Вот ежели бы нынешнее лето ваши были у Вадбольских,8 отсюда я бы, наконец, исполнил мое давнишнее желание съездить к ним. Еще я вам не писал оттого, что с весны я был нездоров, и у нас было семейное горе, не в ближайшей степени семейное, но близкое и тяжелое.9 Вместе с нездоровьем и холодной мрачной весной (на нас, деревенских, это сильно действует) я провел тяжелый месяц. Теперь я оживаю и потому спешу с вами сообщиться. Соня целует вас. Прощайте. Пишите в Чернь.
Впервые опубликовано в ПТ, № 56. Год определяется ответным письмом А. А. Толстой от 18 июля 1865 г. (ПТ, № 57).
1 Сестры Арсеньевы — соседки Толстых. См. тт. 47 и 60.
2 См. письмо № 108.
3 Толстой имеет в виду роман «1805 год», который печатался в «Русском вестнике». А. А. Толстая написала о впечатлении, произведенном на нее романом, 18 июля 1865 г.
4 Речь идет о «Магдалинском убежище». См. прим. 11 к письму № 97.
5 См. ПТ, № 55.
6 [лучшее — враг хорошего.]
8 Екатерина Васильевна Вадбольская, тетка А. А. Толстой, и ее дети. В их имении, находившемся в Орловской губ., часто гостили мать и сестры А. А. Толстой.
9 Толстой имеет в виду роман Т. А. Берс с С. Н. Толстым.
124. А. Е. Берсу.
1865 г. Июля 24. Никольское-Вяземское.
Любезный, дорогой друг Андрей Евстафьич.
Много интересного и много приятного хотелось бы тебе писать о нашей жизни; но наша бедная Таня и у тебя и у меня на первом плане. — Она всё тоже печальна, молчалива, не оживлена и живет в одном этом страшном для нее прошедшем. Я так понимаю ее, что она беспрестанно воспроизводит в своем воспоминании те минуты, которые казались для нее счастием, и потом всякий раз спрашивает себя: неужели это всё кончилось? И колеблется между любовью и озлоблением. Вытеснить из ее сердца эту любовь может только новая любовь. А как и когда она придет? Это бог знает. Тут помочь нельзя, а надо ждать терпеливо, что мы и делаем. Она добра, кротка, покорна и тем более ее жалко, желал бы всё сделать, чтоб помочь ей, а помочь нечем. За гитару и пение она редко, почти никогда не берется. И то ежели к ней пристанут с просьбами, то она немного попоет вполголоса и тотчас бросит. Утешительно то, что здоровье ее еще хорошо, хотя она и переменилась, что особенно поражает тех, которые не видят ее, как мы, каждый день.
Я жду многого от осени. — Во-первых, чтоб прошло лето, нынешнее знойное тяжелое лето — располагающее к мечтательности, и, во-вторых, охота и, в 3-х, перемена совершенная места, ежели сбудутся наши планы поездки за границу. Ежели известия, которые я тебе даю о ней, не радостны, то утешайся тем, что я скорее вижу всё в черном свете, чем в розовом, и что ты знаешь всю правду. Ежели бы не это наше общее семейное горе, мы бы все были очень довольны нашим летом.
Я после вод начал свои экскурсии. Первая была к Дьякову и с ним к Шатилову в Маховое.1 Это, наверное, самое замечательное хозяйство в России, и он сам один из самых милых по простоте, уму и знанию людей. Он нас принял прекрасно, и эта поездка еще более разогрела меня в моих хозяйственных предприятиях. К 25 июля меня звал к себе Киреевский2 в отъезд, но нездоровье (у меня после вод 2 недели расстройство желудка) задержало меня, и я завтра отвезу всех к Машеньке и попаду к Киреевскому не раньше 27.
Прощай, целую тебя и всех.
Впервые опубликовано в газете «Новое время», иллюстрированное приложение, 1916, № 14427 от 7 мая, стр. 9—10. Датируется сопоставлением слов: «завтра отвезу всех к Машеньке» с упоминанием о том же в письме С. А. Толстой к А. Е. Берсу от 24 июля.
1 Иосиф Николаевич Шатилов (1824—1889) — помещик; его имение Моховое Тульской губ. Новосильского уезда славилось образцовым хозяйством; известно своим «шатиловским овсом». Подробное описание этого имения дано в книге «Описания отдельных русских хозяйств. Вып. I. Тульская губерния», изд. Министерства земледелия и государственных имуществ, Спб. 1897, стр. 7.
Толстой бывал в Моховом в 1857 г., о чем свидетельствует запись в его Дневнике. См. т. 47, стр. 158. В 1865 г. он пробыл в Черемошне у Д. А. Дьякова и затем в Моховом пять дней — с 18 по 23 июля.
2 Николай Васильевич Киреевский (1797—1870) — владелец имения Шаблыкино Карачевского уезда Орловской губ. У Киреевского была одна из лучших в России псовых охот. Толстой пробыл у Киреевского с 28 июля по 1 августа. О Н. В. Киреевском см. т. 60, стр. 80.
125. А. А. Фету.
1865 г. Июля 25. Никольское-Вяземское.
Любезный друг Афанасий Афанасьич. — Увы! я не могу к вам заехать. И нечего мне вам внушать, как мне это грустно. Не могу же я заехать потому, что нынче 25, а я еще не выезжал из дома. Желудочная боль, которая началась у меня еще при вас,1 до сих пор продолжается и делает меня неспособным быстро поворачиваться. Я, как и предполагал, с Дьяковым ездил к Шатилову, но вместо того, чтобы всё это сделать в три дня, проездил 5 и оттого опоздал. Поездка эта была — ежели бы не нездоровье — чрезвычайно приятна и поучительна. Многое вам расскажу при свиданьи. — Но когда же? Я предлагаю вам приехать к Киреевскому между 26 и 3-м августа. Мы бы там свиделись! Ежели же вы не приедете, то я заеду к вам на обратном пути. У нас овес весь в копнах, и рожь подкошена. Ежели так простоит, то на следующей неделе всё будет в гумне. Овес обходится меньше 7 копен. До свиданья.
Ваш Л. Толстой.
Жена, Таня и я душевно кланяемся Марье Петровне.
Опубликовано, с неверной датой: «25 июля 1866 г.», в «Русском обозрении», 1890, 4, стр. 93—94. Датируется сопоставлением с письмом № 124.
1 Фет с женою приезжали в Никольское 16 июля. См. «Дневники С. А. Толстой», I, стр. 92.
* 126. И. П. Борисову.
1865 г. Июля 25. Покровское.
Любезный Иван Петрович.
Моя поездка к Шатилову заняла гораздо больше времени, чем я предполагал, так что я не только не успел, как предполагал, съездить к Новосильцевым,1 но и не могу
