же моей трудно что себе представить. Я ездил раз 20 и затравил 3-х зайцев. Ездил я и один с 4 гончими и двумя сворами, ездил и с Борисовым, у к[отор]ого охота в большом порядке, и тоже ничего. Он затравил 6 лисиц и 2 волченят.

Что еще интересного?

В денежных делах никакой перемены нет, т. е. ни то, ни се. Здоровье тетеньки Т[атьяны] А[лександровны] по последним известиям совсем поправилось.

Прощай, пожалуйста, как получишь это письмо, тотчас же ответь в Ясную. —

30 сентября

Никольское.

Небольшой отрывок впервые опубликован в ТТ, 3, стр. 144. Число в дате, поставленной Толстым, ошибочно, так как в тексте он пишет: «Завтра 30-го мы возвращаемся в Ясную» и в Дневнике 29 сентября 1865 г. отмечено: «Написал Сереже и Дьяковым» (т. 48, стр. 63).

1 Письмо неизвестно.

2 См. письмо № 136.

3 Толстые пробыли в Москве с января 1866 г. до марта.

4 Из Никольского Толстые выехали 8 октября, в тот же день приехали в Покровское к М. Н. Толстой и, пробыв у нее до 11 октября, 12-го возвратились в Ясную Поляну.

5 Вторая часть романа «1805 год» окончена была лишь в ноябре.

* 141. С. Н. Толстому.

1865 г. Июль…сентябрь. Никольское-Вяземское?

Очень трудно писать тебе. Про то, что тебя интересует больше всего, нельзя всё сказать в письме, но пишу главное затем, чтобы нам не тяжело было свидеться, так потеряв друг друга из вида. Ежели бы ты был чужой, было бы другое, но так, как мы с тобой, я не могу ни сердиться, ни перемениться. Не пишу же я тебе затем, чтобы не знали, что я тебе пишу; чтобы совершенно разорвать и дать возможность забыть; поэтому и ты мне напиши, коли напишется — при случае. Тетинька тебе расскажет то, что я ей рассказывал о том, что тебя интересует. Прощай. —

Датируется содержанием. Ср. с письмами №№ 118 и 119.

* 142. T. A. Ергольской.

1865 г.? Июль?…сентябрь? Никольское-Вяземское?

Chère tante!

Je profite d’un instant de loisir pour v[ou]s écrire deux mots. Nous nous portons tous bien. Je baise vos mains, ainsi que Sophie et les enfants. Au revoir.

Léon.

Дорогая тетенька!

Пользуюсь свободной минутой, чтобы написать вам два слова. Мы все здоровы. Целую ваши ручки с Соней и детьми. До свидания.

Лев.

* 143. И. П. Борисову.

1865 г. Октября 7. Никольское-Вяземское.

Любезный Иван Петрович.

Я вам не отвечал тогда потому, что посланный б[ыл] не ваш, а случайный, а не поехал, потому что б[ыл] болен. Очень рад, что вы повеселились в Ломцах.1 Про себя горького и не говорю. При случае перешлите эту записку Фету.2 — Мы нынче едем домой и потому до свиданья в Ясной, к[отор]ая всем по дороге. Дружески жму вам руку.

Л. Толстой.

Датируется на основании слов: «Мы нынче едем домой» (см. прим. 4 к письму № 140).

1 Село Ломцы Новосильского уезда Тульской губ.

2 См. письмо № 144.

144. А. А. Фету.

1865 г. Октября 7. Никольское-Вяземское.

Мы с вами условились, любезный Афанасий Афанасьич, разменяться 20-го.1 Борисов сказал мне, что рассчитывая на мою неакуратность, вы ему сказали, что пришлете 25-го. Я посмеялся вашей предусмотрительности и что же? Сеялка была в Никольском 24, и с вечера я, довольный собой, сказал управл[яющему] послать ее к Борисову. Оказывается, что он забыл, и только нынче 7-го окт[ября] я узнал, что она не отослана.

Виновата в этом судьба. Мы нынче уезжаем домой и не знаем, как и когда доберемся до счастливого своего Ясного. Мы все здоровы и веселы и вас любят и помнят, чего и вам с Марьей Петровной желаю.

Зимою жду вас к себе. Мы постараемся, как ни трудно это, быть Москвой. —

Л. Толстой.

«Довольно»2 мне не понравилось. Личное — субъективное хорошо только тогда, когда оно полно жизни и страсти, а тут субъективность, полная безжизненного страдания.

На четвертой странице:

Е. В. Афанасью Афанасьевичу Фету.

Впервые опубликовано А. А. Фетом, с неправильной датой: «7 октября 1864 г.», в книге «Мои воспоминания», II, М. 1890, стр. 44. Год определяется по письму И. П. Борисова к Толстому от 12 сентября 1865 г., в котором он писал о сеялке.

1 А. А. Фет в своих «Воспоминаниях» (ч. II, стр. 4) пишет, что он с Толстым произвел заглазный обмен. Он обещал Толстому прислать четырехлетнего жеребца, а Толстой ему должен был выслать сеялку (обмен происходил через И. П. Борисова).

2 Повесть И. С. Тургенева.

145. А. Е. Берсу.

1865 г. Октября 13…15? Я. П.

Не могу тебя достаточно возблагодарить за японцев,1 любезный друг. Что за рожи, что за эксцентричность породы! Они совершенно такие, каких я видел у Шатилова и желал иметь. Мои, надеюсь, будут лучше выкормлены. Кроме многих радостей жизни, которыми я пользуюсь, есть еще большая радость следить за распложением и улучшением растений и животных моих. Я уверен, что ты бы принял участие в этом, и я с гордостью и радостью показал бы тебе кое-что, что я успел сделать за это время. Куплено мною около трехсот мериносов, а теперь их у меня шестьсот, и весь приплод, рожденный и воспитанный у меня, без всякого сравнения лучше купленных. Ожидаемый же приплод нынешнего года, я надеюсь, будет замечателен, так как производители, купленные у Шатилова, высокой породы бараны. Когда летом пройдет вся белая отара маток с бубенчиками за овчаром и Шумкой, а сзади пройдут моей выводки ярки с другими овчарами и шумкиными детьми, — сердце веселится! Кроме мериносов я развожу в Никольском улучшенную породу русских овец и породу маличей (крымских), купленных у Шатилова. Когда будет железная дорога, то члены английского клуба будут посылать ко мне депутатов для приобретения маличей для своих обедов. Кроме того, из моих русских курдючных есть один баран, весящий пять пудов живого веса.

Всё это может быть смешно и, наверное, скучно, но для меня это чрезвычайно интересно и привлекательно. Всё это живое, всё это растет и множится. Забудешь как-нибудь на неделю за писанием, или приедешь из Никольского, пройдешь по дворам и садам, — смотришь: там выросло, там расплодилось…

Печатается по тексту, опубликованному в газете «Новое время», иллюстрированное приложение, 1908, № 11659 от 27 августа, стр. 8—9 (356—357). Местонахождение автографа неизвестно. Датируется по письму А. Е. Берса от 10 октября 1865 г., на которое отвечает Толстой.

1 См. письмо № 127.

* 146. Т. А. Берс.

1865 г. Ноября 2. Я. П.

Пиши нам почаще, Таня. Так досадно даже, что тебя любишь, потому что, когда тебя нет, всё неспокоен. Из-за чего? Кланяйся милым Дьяковым!

Датируется по письму С. А. Толстой, к которому является припиской.

* 147. А. Е. Берсу.

1865 г. Ноября 3…4. Я. П.

[поду]мывал о поезд[к]е за границу, о лечении и в душе начинал отчаиваться. «Не могу работать — писать, всё мне скучно и мне все скучны, говорил я сам себе, лучше не жить!» Но мне пришло в голову, прежде чем решаться на что-нибудь, сделать над собой опыт самой строгой диеты. Я начал 6 дней тому назад. Правда, кроме того, я каждый день обтираюсь весь водой, и делаю хоть понемногу гимнастику. 6 дней я стараюсь есть как можно меньше, так что чувствую голод, не пью ничего, кроме воды с полрюмкой вина, и 6 дней я совсем другой человек. Я свеж, весел, голова ясна, я работаю — пишу по 5 и 6 часов в день, сплю прекрасно, и всё прекрасно. — С любопытством ожидаю последствий этого опыта — случайность это или нет? Но ежели это не случайность, для того, чтобы жить всегда так, как я живу теперь, а не прежде, я не только готов не есть, но готов бы был, чтобы каждое утро меня невидимо сек бы кто-нибудь, хотя бы и очень больно.

Есть в Петерб[урге] профессор химии Зинин,1 к[отор]ый утверждает, что 99/100 болезней нашего класса происходят от объядения. Я думаю, что это великая истина, к[отор]ая никому не приходит в голову и никого не поражает только потому, что она слишком проста. — Дописываю теперь, т. е. переделываю и опять и опять переделываю свою 3-ю часть.2 Эта последняя работа отделки очень трудна и требует большого напряжения; но я по прежнему опыту знаю, что в этой работе есть своего рода вершина, которой достигнув с трудом, уже нельзя остановиться и не останавливаясь катишься до конца дела. Я теперь достиг этой вершины и знаю, что теперь, хорошо ли дурно ли, но скоро кончу эту 3-ю часть. Не кончив же эту часть, мы не тронемся в Москву. Так уж это мы tacitu consensu3 признали. В Москве займусь печатанием отдельной книжкой, вероятно.4 Впрочем, меня не занимает никогда, как я напечатаю, только бы было написано, т. е. кончено для меня, чтобы меня не тянула больше эта работа, и я мог бы заняться другою. —

Твоя присылка письма Саши5 мне очень была приятна; ежели бы ты также присылал бы и другие его письма иногда, я бы был очень рад и понимал бы, в каком он находится состоянии. Теперь очень интересно, как он в первое время себя устроит и поставит. Меня бы на его месте в его года выгнали бы из полка через две недели, но он славный малый, я его очень люблю и за то, что он брат моей жены, и за то, что он такой, какой он есть — совершенно другого нравственного склада, чем я. —

Петр Андреич6 должен быть теперь уже большой человек, не засыпающий за ужином и знающий своего Цумпта7 с обеих сторон. — В какой факультет он готовится? Не успеешь оглянуться, как придется делать этот вопрос и о Сереже. До сих пор кажется, что он готовится в факультет кучеров. Откуда это берется, но он к огорчению моему возит всё, что попало, и кричит, подражая мужицкому голосу, воображая, что он едет.

Нынешний год мы приедем еще в Москву за делами, как бы проездом, но с будущей зимы, я часто мечтаю о том, как иметь в Москве квартиру на Сивцевом Вражке, по зимнему пути прислать обоз и приехать и пожить 3, 4 месяца в своем перенесенном из Ясного мирке с тем же Алексеем,8 той же няней, тем же самоваром и т. п. — Вы, весь ваш мир, театр, музыка, — книги, библиотеки (это главное для меня последнее время) и иногда возбуждающая беседа с новым и умным человеком, вот наши лишения в Ясном. Но лишение, к[отор]ое в Москве может быть гораздо сильнее всех этих лишений, это считать каждую копейку, бояться, что у меня недостанет денег на тo-то и на то-то,