что каков бы я ни был, — наверное мое влияние для них будет лучше того, какому бы они могли подчиниться без меня; но здесь, я понимаю, что государыня могла и желала иметь наилучшую воспитательницу чуть не во всем свете. И вдруг эта самая лучшая воспитательница — я, Александра Андр[еевна] Толстая. Я понимаю, что это страшно. Но вам бояться нечего, сколько я вас знаю и сколько ни стараюсь смотреть на вас самым непристрастным взглядом. И вот отчего, как мне кажется. Что вы умная, образованная и добрая женщина, это знают другие; я знаю то, что кроме всего этого, вы, противно вашей предшественнице, не одна душа в cage,9 а в вас плоть и кровь — в вас были, есть и будут людские страсти. Приготавливаться, рассуждать, обдумывать вы будете и молиться будете, а действовать будете только по инстинкту и без колебания, без выбора, а потому, что вы не в состоянии будете поступить иначе. А такое человеческое страстное влияние полезно, воспитательно действует на человеческих детей, а разумное, логическое влияние действует вредно. Это мое убеждение не придуманное, а выжитое. В воспитании всегда, везде, у всех была и есть одна ошибка: хотят воспитывать разумом, одним разумом, как будто у ребенка только и есть один разум. И воспитывают один разум, а всё остальное, т. е. всё главное, идет, как оно хочет. Обдумают систему воспитания разумом опять, и по ней хотят вести всё, не соображая того, что воспитатели сами люди и беспрестанно отступают от разума. В школах учителя сидят на кафедрах и не могут ошибаться. Воспитатели тоже становятся перед воспитанниками на кафедру и стараются быть непогрешимыми.
Но детей не обманешь, они умнее нас. Мы им хотим доказать, что мы разумны, а они этим вовсе не интересуются, а хотят знать, честны ли мы, правдивы ли, добры ли, сострадательны, есть ли у нас совесть, и к несчастию, за нашим стараньем выказаться только непогрешимо разумными, видят, что другого ничего нет.
Сделать ошибку перед ребенком, увлечься, сделать глупость, человеческую глупость, даже дурной поступок и покраснеть перед ребенком и сознаться, гораздо воспитательнее действует, чем 100 раз заставить покраснеть перед собой ребенка и быть непогрешимым. Ребенок знает, что мы тверже, опытнее его и всегда сумеем удержать перед ним эту ореолу непогрешимости, но он знает, что для этого мало нужно, и он не ценит этой ловкости, а ценит краску стыда, к[отор]ая выступила против моей воли на лицо и говорит ему про всё самое тайное, хорошее в моей душе. Я помню, как передо мной покраснел раз Карл Иваныч.10 Ежели бы в самом деле могла быть душа или скорее разум в кринолине, тогда бы всё было прекрасно; но к несчастью в душе этой было настолько земного лимона (limon), что она пошла за Аксакова. И дети смотрят на воспитателя не как на разум, а как на человека. Воспитатель есть первый ближайший человек, над которым они делают свои наблюдения и выводы, которые они потом прикладывают ко всему человечеству. И чем больше этот человек одарен человеческими страстями, тем богаче и плодотворнее эти наблюдения. И вы такой человек. В вас есть общая нам толстовская дикость. Не даром Фед[ор] Иван[ович]11 татуировался. Я жду того, что вас будет любить ваша воспитанница так же, как любят вас ваши друзья, и тогда всё будет хорошо. У женщин есть одно только нравственное орудие вместо всего нашего мужского арсенала — это любовь. И этим только орудием успешно ведется женское воспитание. Будет оно у вас, то вы не будете ни учиться, ни думать, ни приготавливаться; — не будет, так вы откажетесь. —
Вы охотница до моего сумбура; вот вам целые четыре страницы. Тетинька и Соня целуют вас, я вас ужасно люблю и желаю вам счастья и успеха. Не желая даже, я вперед радуюсь за ваше счастье в сознании действительного дела, — одного из лучших в жизни — которому вы отдались все.
Прощайте. До свидания, бог даст.
Впервые опубликовано в ПТ, № 61. Датируется письмом А. А. Толстой от 23 ноября 1865 г. (ПТ, № 60), на которое Толстой отвечает.
1 Анна Федоровна Тютчева (1829—1889) — дочь поэта Ф. И. Тютчева, была воспитательницей младших детей Александра II. В 1866 г. вышла замуж за И. С. Аксакова. Была одной из активных деятельниц славянофильских кругов. Автор мемуаров, выдержки из которых изданы под заглавием «При дворе двух императоров», изд. Сабашниковых, М. 1928.
2 А. А. Толстая была назначена на место Тютчевой.
3 Иван Сергеевич Аксаков (1823—1886) — поэт, публицист-славянофил. Знакомый Толстого с 1856 г. См. т. 47, стр. 313.
В ГМТ сохранились два письма И. С. Аксакова к Толстому: 1861 и 1880 гг., в которых он просил его участвовать в своих изданиях.
4 Виды церковных песнопений.
5 Высокая шапка с меховыми отворотами, носилась преимущественно боярами.
6 Алексей Степанович Хомяков (1804—1860) — писатель, славянофил.
7 [свояченицами] — Елизаветой и Татьяной Андреевной Берс.
8 [уродство]
9 [кринолин,]
10 Карлом Ивановичем Толстой называет здесь своего бывшего гувернера, немца Федора Ивановича Рёсселя, изображенного под именем Карла Ивановича в «Детстве» и «Отрочестве».
11 Федор Иванович Толстой (1782—1846), прозванный «Американцем», — двоюродный дядя Толстого. Черты его характера Толстой придал в «Двух гусарах» гр. Турбину-отцу (см. т. 3, стр. 328—329) и Долохову в «Войне и мире». См. о нем «Воспоминания» Л. Н. Толстого, т. 34, и книгу C. Л. Толстого «Федор Толстой — Американец», изд. Гахн, М. 1926.
153. А. С. Ивановой.
1865 г. Ноября конец…декабрь. Я. П.
Je m’ampresse de Vous envoyer, ma chère cousine, la lettre de recommandation pour Katkoff que vous avez désirée.
Votre bien dévoué L. Tolstoy.
Спешу послать вам, дорогая кузина, рекомендательное письмо к Каткову, которое вы желали.
Впервые опубликовано в «Летописях Государственного литературного музея», кн. 12, М. 1948, стр. 10.
Печатается по копии. Дата определяется предположительно в соответствии с письмом к А. С. Ивановой от 10 ноября. См. № 148.
154. А. А. Толстой.
1865 г. Декабря 15…16. Я. П.
Пишу вам несколько слов, милый друг, о деле Marie.1 Вы так добры, что еще раз сами напомнили о том.2
Она получила ответ от 17-го Nоября за № 2227 от 3-го Отделения. — Ответ весьма краткий, в котором по поручению к[няз]я Долгорукова ее уведомляют, чтобы она обращалась к судебным местам.
Соображая этот ответ, подписанный каким-то Лисевичем, а не к[нязем] Долгоруковым, и ваше письмо, в к[отор]ом вы пишете, что князь Д[олгоруков] обещал вам попытаться, я уверен, что или письмо сестры вовсе не было прочитано к[нязем] Д[олгоруковым], или он забыл про вашу просьбу и про свое обещание. Только поэтому я пишу вам и прошу, ежели это так (и вы так же думаете), то напомните еще раз князю Долгорукову. Впрочем, этот ответ, как и все за №-ом бумаги, так глупо дерзок, что в наказание за этот ответ можно и быть importun.3 Точно без него не знают, что имеют право обращаться в присутственные места. Ежели бы та самая мещанка, Гольцова, на которую просят, написала жалобу к[нязю] Д[олгорукову], то меньше этого нельзя бы было и ей ответить. Я всё это говорю потому, что, наверное, князь Долгоруков не знал, что это письмо было то, о к[отор]ом вы его просили.
Что вы? Что ваше новое дело?
Дай бог вам успеха. —
Впервые опубликовано, с датой: «Декабрь 1865 г.», в ПТ, № 62. Датируется по ответному письму А. А. Толстой от 20 декабря (ПТ, № 63).
1 См. письма №№ 138 и 149.
2 Письмо А. А. Толстой от 23 ноября. См. ПТ, № 60.
3 [назойливым.]
155. А. А. Фету.
1865 г. Декабря 15…31. Я. П.
Всё сбираюсь, сбираюсь писать вам, любезный друг Афанасий Афанасьич, и откладываю, оттого что хочется много написать. А кроме многого надо написать малое нужное. Вот что: получив ваше письмо,1 мы ахнули. Жена говорит: вот как он хорошо про собачий воротник, проеденный молью, говорит,2 а едет-таки в Москву. Я, как более опытный человек, не удивился и не ахнул. Одно, что нас обоих занимает, это то, когда вы едете в Москву? и, главное, когда вы будете у нас? Надеемся, что поездка в Москву не изменит плана погостить у нас. Мы вас обоих еще раз оба очень об этом просим. Мы сами едем в Москву после праздников, т. е. в половине генваря, и пробудем до февраля.3 Когда же вы будете у нас: до или после? Пожалуйста, напишите. Что вы поделываете? Как хозяйство? Не пишете ли что? У нас всё хорошо. Дети и жена здоровы. Хозяйством я перед вами похвастаюсь, когда вы приедете.4 И я довольно много написал нынешнюю осень — своего романа.5 Ars longa, vita brevis,6 думаю я всякий день. Коли бы можно бы было успеть 1/100 долю исполнить того, что понимаешь, но выходит только 1/10000 часть. Все-таки это сознание, что могу, составляет счастье нашего брата. Вы знаете это чувство. Я нынешний год с особенной силой его испытываю. —
Ну и прощайте, обнимаю вас, кланяемся вашей жене.
Напишите же пожалуйста, когда наверное вы будете у нас. Мы хотим вас поместить получше, чтоб вы подольше у нас погостили. Не говорите: ничего не нужно и т. п., вы лишите нас огромного удовольствия, на ко[торо]е мы с осени рассчитываем, подольше побыть с вами. У нас теперь гости: сестра с дочерьми, на праздник приедут Дьяковы и Феты, и всем будет хорошо, ежели вы напишете наверное. —
Впервые опубликовано, с неправильной датой: «Конец ноября 1864 г.», в «Русском обозрении», 1890, 3, стр. 30—31. Датируется содержанием: Толстой ездил в Москву в январе 1866 г. См. также: Т. А. Кузминская, «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне», III, стр. 91—92.
1 Письмо неизвестно.
2 А. А. Фет в своих «Воспоминаниях» рассказывает, что Толстые смеялись его описанию приезда бедных помещиков в театр с лакеем, у которого на ливрее собачий воротник, проеденный молью.
3 См. прим. 1 к письму N 159.
4 А. А. Фет с женой были в Ясной Поляне в декабре 1865 г. — об этом вспоминает С. А. Толстая в своей неизданной автобиографии «Моя жизнь».
5 «1805 год».
6 [Искусство продолжительно, жизнь коротка,]
* 156. Д. А., Д. А. и М. Д. Дьяковым, С. Р. Войткевич и Т. А. Берс.
1865 г. Декабря 21. Я. П.
Одно только могу прибавить ко всем словам Сони,1 которые подтверждаю и повторяю — именно, что помещение ваше не сделает никаких затруднений. Мы с тобой с Дмитрием поместимся (для ночлега только, разумеется) во флигеле, где уже теперь топится,
