ждали Вас до 12-го, как досадно, что вы не приехали».
1 См. прим. 4 к письму №7.
* 19. П. Е. Воробьеву.
1863 г. Мая 25? Я. П.
Петр Евстратович!
Я по болезни не могу приехать сам. Самые же нужные для меня дела — посадку сада и покупку скотины, я поручил А. К. Томашевскому, которому и передал нужные для того деньги (400 р.). Ему же доверил подать прошение о выдаче бабушкиных денег. Во всех этих делах прошу тебя помочь ему советом.
Гр. Л. Толстой.
Датируется упоминанием о «бабушкиных деньгах» в этом письме и в письме Воробьева от 23 мая 1863 г.
20—21. C. A. Толстой от 3—16 августа и от августа — сентября 1863 г.
* 22. И. И. Орлову.
1863 г. Октября 3. Я. П.
Я постараюсь приехать к 9-му числу. За яблонями присылайте с деньгами. Рожь не продавайте, а за гречу и овес собирайте деньги.
Ваш гр. Л. Толстой.
3-го октября.
На конверте:
Его высокобл[агородию] Ивану Ивановичу Орлову.
В Чернь. Село Вяземское-Никольское.
Датируется по почтовому штемпелю.
Иван Иванович Орлов — один из учителей Яснополянской школы. См. о нем т. 8, стр. 511. С конца 1863 по 1890 г. управлял имением Толстых Никольское-Вяземское. См. воспоминания C. Л Толстого «Очерки былого», Гослитиздат, М. 1949, стр. 107—108.
* 23. И. И. Орлову.
1863 г. Октября 12. Я. П.
Яблонь 850 корней посылаю. Толщиною все такие:
Дмитрию дал 1 р[убль]. Он весьма ленивый и дрянной человек, которого я не советовал бы держать, тем более, что он не нужен. — Денег то, что стоили яблони, рублей 150, пришлите. Сам я не успел быть 9, но надеюсь быть в этом месяце.
Гр. Л. Толстой.
12 октября.
Год определяется сопоставлением с письмом № 22.
* 24. М. Н. Толстой.
1863 г. Октября 10?—15? Я. П.
Милый, милый, тысячу раз дорогой друг мой Машинька. Рассказать тебе, что я чувствовал, читая твое письмо, я не могу. Я плакал и теперь плачу, когда пишу. Ты говоришь: пусть братья мои судят, как хотят. Кроме любви к тебе, всей той любви, которая была прежде где-то далеко, и жалости и любви ничего нет и не будет в моем сердце. Упрекнуть тебя никогда не поднимется рука ни у одного честного человека. Но, друг мой, зачем ты не написала мне? Всё равно я прочел первый, но ежели бы письмо было ко мне, никто бы больше не узнал. Теперь что делать? Первое — выдти за него замуж, второе — ребенка ни в коем случае не брать себе, а отдать его мне. Третье — важнее всего — скрыть от детей и от света. Главное же от детей. Я, может быть, приеду сам и привезу деньги, может быть, Сережа (он на охоте). Дело не за мной, а за деньгами, которые — рублей 1000 — я надеюсь собрать в неделю. Я пишу тебе сейчас же по получении твоего письма и еще сам ничего не решил. Одно знай, что судить тебя я и тетинька Т. А.1 не будем и сделать для тебя все, что можно, сделаем.
Датируется сопоставлением с письмом № 25.
1 Т. А. Ергольская.
* 25. С. Н. Толстому.
1863 г. Октября 16. Я. П.
Наконец, получено письмо от Машиньки,1 которое объяснило всё. Писать не годится про такие вещи.2 Я не говорил и жене. Положение ее очень, очень грустно и детей тоже. Они, дети, живут 3 месяца в пансионе без денег. Они, должно быть, должны тысячи четыре франков, она не может выехать. — Дело в том, что приезжай поскорее и привози с собой побольше денег. Я с своей стороны пошлю всё, что соберу. Я бы поехал сам сию минуту, ежели бы с моей поездкой не была связана необходимость объяснить причины моей поездки. Ты же приезжай с готовым планом ехать за границу и поезжай с деньгами выручать ее и детей. — Не сердись, что я не посылаю тебе письма ее и сам не описываю всего подробно, ты сам одобришь меня, когда узнаешь всё. — У нас и у тебя в Туле,3 где я был вчера, всё благополучно. Приезжай сейчас же. Прощай.
Л. Толстой.
16 октября.
Небольшой отрывок опубликован Е. В. Оболенской в статье «Моя мать и Лев Николаевич» — «Октябрь», 1928, № 9-10, стр. 218.
Год определяется содержанием.
1 См. о нем в письме № 24.
2 Толстой имеет в виду рождение Елены Сергеевны Толстой (1863—1939), дочери М. Н. Толстой и ее гражданского мужа виконта Гектора де-Клена.
3 В Туле жила в то время гражданская жена С. Н. Толстого, Мария Михайловна Шишкина.
26. А. А. Толстой.
1863 г. Октября 17…31? Я. П.
Любезный друг Alexandrine. У меня лежит начатое на 4-х страницах письмо к вам, но я его не пошлю.1 Я так потерял вас из вида и так виноват перед вами, что я вас боюсь. Но угроза потерять в вас друга слишком страшна для меня. — Вы узнаете мой почерк и мою подпись; но кто я теперь и что я, вы, верно, спросите себя. — Я муж и отец, довольный вполне своим положением и привыкнувший к нему так, что для того, чтобы почувствовать свое счастье, мне надо подумать о том, что бы было без него. Я не копаюсь в своем положении (grübeln оставлено) и в своих чувствах и только чувствую, а не думаю о своих семейных отношениях. Это состояние дает мне ужасно много умственного простора. Я никогда не чувствовал свои умственные и даже все нравственные силы столько свободными и столько способными к работе. И работа эта есть у меня. Работа эта — роман из времени 1810 и 20-х годов, который занимает меня вполне с осени.2 Доказывает ли это слабость характера или силу — я иногда думаю и то и другое — но я должен признаться, что взгляд мой на жизнь, на народ и на общество теперь совсем другой, чем тот, к[отор]ый у меня был в последний раз, как мы с вами виделись. Их можно жалеть, но любить, мне трудно понять, как я мог так сильно. Все-таки я рад, что прошел через эту школу; эта последняя моя любовница меня очень формировала. — Детей и педагогику я люблю, но мне трудно понять себя таким, каким я был год тому назад. Дети ходят ко мне по вечерам и приносят с собой для меня воспоминания о том учителе, к[отор]ый был во мне и которого уже не будет. Я теперь писатель всеми силами своей души, и пишу и обдумываю, как я еще никогда не писал и [не] обдум[ывал]. Я счастливый и спокойный муж и отец, не имеющий ни перед кем тайны и никакого желания, кроме того, чтоб всё шло попрежнему. — Вас я люблю меньше, чем прежде, но все-таки достаточно для того, чтобы вы не оставляли меня, все-таки больше всех людей (а как их много было), с которыми я встречался в жизни. — За одно я всегда упрекал вас, и теперь этот упрек у меня в душе, и я довольно ясно чувствую и мыслю, чтоб высказать его. В наших отношениях вы всегда отдавали мне только общую (вы меня поймете) сторону своего ума и сердца, вы никогда не говорили мне о подробностях вашей жизни, о простых, ощутительных, частных случаях вашей жизни. Я теперь пишу вам о себе, а о вас я не знаю, что спросить, что думать, чего желать. — Я не знаю даже, что в вашей жизни ближе, дороже всего для вас, кроме общей любви к доброму и изящному в добре, что ваша главная черта. Мне бы хотелось, чтобы ввели меня не в sanctuaire,3 а в будничные интересы вашей жизни. Я боюсь, что вы меня не поймете. Я глупо выражаюсь. Я слаб характером, легко подчиняюсь влиянию людей, которых люблю, и потому подчинялся и подчиняюсь вашему. Как только я вхожу в сношения с вами, я надеваю белые перчатки и фрак (право, нравственный фрак); после вечера у вас, я помню, у меня всегда бывал arrièregout4 чего-то тонкого, свежего, душистого, но хотелось более существенного. Не за что было ухватиться. Это, может быть, так надо, и это хорошо было, но мне бы хотелось другого. Помните, раз вы хотели написать мне роман. Мне кажется, тогда мы вошли бы в эти более существенные отношения. Неужели это навсегда потеряно?5 Я написал совсем не то, что хотел — но было бы опасно оставить и это письмо, не посылая; тогда бы уж я не решился писать еще. — Где вы? чтò вы? Какие ваши планы? Наши планы следующие: зимой, ежели здоровье Сережи (Сережа, это значит добрая, милая улыбка с светлыми глазками — больше ничего в нем нет) позволит, мы поедем на две недели в Москву. Лето в деревне, а на будущую зиму поедем жить куда-нибудь в город. Прощайте. Как институтки просят, и я прошу никому не показывать и разорвать это письмо.
Соня вас очень любит (это истина) и всё собиралась вам писать.6 Не знаю, что она напишет, но желал бы знать.
Впервые напечатано в ПТ, № 52. Датируется содержанием и сопоставлением с записью С. А. Толстой в ее дневнике 17 октября 1863 г.
Александра Андреевна Толстая (1817—1904) — двоюродная тетка Толстого. С Толстым находилась в долголетней дружеской переписке. Подробнее об А. А. Толстой см. т. 47, стр. 316—317.
1 Письмо неизвестно. См. записи о нем в ДСТ, I, стр. 78—79.
2 «Роман из времени 1810 и 20-х годов» был одним из звеньев в цепи замыслов Толстого, связывающей «Декабристов» и «Войну и мир». См. письмо № 7, прим. 5.
3 [святая святых,]
4 [осадок]
5 После слова: потеряно две с половиной строки тщательно зачеркнуты.
6 Сохранились неопубликованные письма А. А. Толстой от 23 сентября 1862 г. к Л. Н. и С. А. Толстым порознь и от 10 ноября того же года к ним обоим (ГМТ).
* 27. П. Е. Воробьеву.
1863 г. Октября 23. Я. П.
Петр Евстратов!
Всей земли измерять не нужно. Нужно измерить только новый крестьянский надел, т. е. тот надел, который отведется им по проекту обязательного разверстания, следовательно измерять нужно только 700 де[сятин] и стоить будет только 56 р. — Как можно скорее приступи к измерению.
23 октября.
Год определяется упоминанием о разверстании земли в этом письме и в письмах №№ 3 и 6.
28—30. С. А. Толстой от августа — октября и два письма от ноября 1863 г.
31. A. E. и Л. A. Берсам.
1863 г. Декабря 16. Я. П.
Я так доволен своей акуратностью в сроке
