испытал с вами и с ним. Мы одинаково видим то, что внизу и рядом с нами; но кто мы такие и зачем и чем мы живем и куда мы пойдем, мы не знаем и сказать друг другу не можем, и мы чуждее друг другу, чем мне или даже вам мои дети. Но радостно по этой пустынной дороге встречать этих чуждых путешественников. И такую радость я испытал, встретясь с вами и с Тютчевым. Знаете ли, что меня в вас поразило более всего? Это — выражение вашего лица, когда вы раз, не зная, что я в кабинете, вошли из сада в балконную дверь. Это выражение чуждое, сосредоточенное и строгое объяснило мне вас (разумеется, с помощью того, что вы писали и говорили). Я уверен, что вы предназначены к чисто философской деятельности. Я говорю чисто в смысле отрешенности от современности; но не говорю чисто в смысле отрешения от поэтического, религиозного объяснения вещей. Ибо философия чисто умственная есть уродливое западное произведение; а ни греки — Платон, ни Шопен[гауэр], ни русские мыслители не понимали ее так. У вас есть одно качество, которого я не встречал ни у кого из русских, это, при ясности и краткости изложения — мягкость, соединенная с силой: вы не зубами рвете, а мягкими сильными лапами. Я не знаю содержания вашего предполагаемого труда, но заглавие мне очень нравится, если оно определяет содержание в общем смысле. Но да не будет это статья, но, пожалуйста, сочинение. Но бросьте развратную журнальную деятельность. Я вам про себя скажу: Вы, верно, испытываете то, что я испытывал тогда, как жил, как вы (в суете), что изредка выпадают в месяцы часы досуга и тишины, во время которых вокруг тебя устанавливается понемногу ничем не нарушимая своя собственная атмосфера, и в этой атмосфере все жизненные явления начинают размещаться так, как они должны быть и суть для тебя; и чувствуешь себя и свои силы, как измученный человек после бани. И в эти-то минуты для себя (не для других) истинно хочется работать, и бываешь счастлив одним сознанием себя и своих сил, иногда и работы. Это-то чувство вы, я думаю, испытываете, изредка и я прежде, теперь же это — мое нормальное положение, и только изредка я испытываю ту суету, в к[оторой] и вы меня застали и которая только изредка перерывает это состояние. Вот этого-то я бы желал вам. Про себя же скажу, что я или потому, что слишком отдаюсь этому чувству, или от нездоровья (мне нехорошо всё это время) ничего не пишу и не хочется душой писать.
Хотел многое еще написать, но перервалось настроение, и посылаю письмо, какое есть. —
Еще раз благодарю вас и за ваше письмо и за ваши хлопоты по моему делу.
Ваш Л. Толстой.
13 сентября.
На письме пометка H. Н. Страхова: «13 сент. 1871».
Отрывок из второй половины письма впервые опубликован без даты в Б, II, стр. 241—242; полностью в ТТ, 2, стр. 27—29.
Первое письмо после личного знакомства (H. H. Страхов был впервые в Ясной Поляне в середине августа 1871 г.). Ответ на неизвестное письмо H. Н. Страхова, в котором он писал о своих поисках издателя сочинений Толстого. Вторично об этом же он писал 13 сентября. См. ПС, № 2.
1 Расшифровать это слово не удалось.
2 «Война и мир».
3 Аполлон Александрович Григорьев (1822—1864). См. о нем т. 47, стр. 324, и т. 60, стр. 149.
4 «Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!» — последние строки стихотворения Пушкина «Признание».
* 352. А. А. Фету.
1871 г. Сентября 17. Я. П.
Слышал, что вы пишете «пупки», очень радуюсь и решительно не знаю, что будет. — У нас всё по-старому. — Пишу с просьбой, безнадежной, о Федоре Федоровиче. Если он не взял еще места, то сосед мой Бибиков (хороший человек) просит его к себе к единственному сыну, мальчику 10 лет1 до июня. А в июне я прошу его, и Бибиков с тем берет. —
Поклоны наши Марье Петровне.
Ваш Л. Толстой.
17 сентября.
Год определяется сопоставлением с письмом № 349.
1 У А. Н. Бибикова был сын Николай (1861—1919).
* 353. Т. А. и А. М. Кузминским.
1871 г. Октября 29. Я. П.
Любезные друзья Таня и Саша!
Давно уже я собираюсь писать вам, но вы меня знаете, и потому нечего распространяться, отчего я до сих пор сбирался. Теперь уж испорчено, во-первых, тем, что я как будто вызван письмом Саши, а испорчено еще потому, что, чтó бы я ни писал, мне кажется, всё уже написала Соня. Нынче твое рожденье, Таня. Раз 10 уже, верно, все поминали про это. Ты завидуешь нашей жизни, а я тебе завидую. Ты без запятых, но пишешь так, что я бы желал, чтобы все так писали. От каждого твоего письма так и запахнет Кавказом. «Старик печет тыкву, Бичо не понимает, что ему кричат». И меня это так и переносит на Кавказ и в мои 22 года, когда я был там. У вас, видно, всё идет отлично. Боюсь за вас только двух вещей: за Сашу, чтобы он не рассердился за что-нибудь на кого-нибудь из сослуживцев или начальников, а за Таню, чтобы она не нарожала по двойне много детей, а за обоих вместе, чтобы вам не жить сверх средств. Завидовать нам можно за тишину нашей семейной жизни и даже за Сашу,1 к[оторый] очень приятен в жизни, но не за Конст[антина] Алек[сандровича],2 как пишет Таня. Правда твоя, Саша, что пустее, противнее и гаже этого человека трудно найти. Ненатуральные слова, звуки, движения. Он мне противен ужасно. — Жизнь наша, впрочем, еще не стала на зимнюю ногу. Я пишу книжку3 (и, кажется, будет толк), но это не работа. Больше же езжу на охоту с Сашей. На днях Саша стрелял и промахнулся в стоячую лисицу. Я убил двух. Соня жалуется на тошноту и всё — именно понос Левочки — принимает слишком к сердцу. Вообще — как ты хорошо знаешь, Таня, — находится в тяжелом состоянии первого периода беременности.4 Но всё это ничего и даже хорошо. Я привык к этому, и, если б этого не было, мне как будто чего-то недоставало бы. Тула для нас после вас совсем заглохла; я недавно ездил провожать в Москву Вариньку5 (я посадил ее и поручил В. П. Минину6) и удивлялся, что по улице ходят, кланяются друг другу. И мы решили с Варенькой, что это Копылов и Иванов7 притворяются, что и без вас они могут всё то же сделать. — Соня делает планы на лето, но я, как вы знаете, не делаю никаких и всё жду, что велит судьба. — Да и как загадывать? И беременность Сони, и целая зима впереди со всем, что может случиться и хорошего и дурного — и вы — что важнее всего. Прочтя твой план, Таня, приехать на лето к нам — все сказали, что это не может быть, — но я сказал, что, если Таня рассудила, верно, так выходит. А если это для вас выходит, то для нас выходит — счастье и, разумеется, все Самары и все дома и краски не могут быть препятствиями.
Не понимаю, как делать планы. У меня никогда не выходят. А посмотрю на вас, всё так точно. Но удивляюсь, как так жить, как Люб[овь] Ал[ександровна],8 которая, как только приедет куда-нибудь, так живет одной мыслью и приготовлениями, как отсюда уехать. —
В книжке моей будет много хорошего. И я радуюсь, как я пришлю ее вам. А на что вам книг — у вас горы и виноград и горы. Неужели Саша всё так же добросовестно читает свой «Голос» в горах, а Таня зажигает лампы и блюдет тетерева? Ты написал мне о землях, о ценах их. Это меня всегда интересует. И если тебе не скучно, напиши мне еще поподробнее. Лучше бы всего случай какой-нибудь продажи — цену, доход.
Что ты, Саша, не написал подробности обеда у государя и бала? Это всегда интересно. Вас[енька] Перфильев, так тот после проезда государя говорит, что ему неловко садиться обедать без государя — так он привык. Тоже интересно бы знать подробности твоего представления вел[икому] кн[язю].9 Прощайте, любезные друзья, целую детей и вас.
Я бы чаще писал вам, да всё мешает супруга. Точно так же как, когда я рассказываю и подготавливаю к самому важному, а она вдруг ляпнет, точно так же и расписаться боюсь о чем-нибудь — думаю, она уже это написала.
Год определяется переездом Кузминских из Тулы в Кутаис, месяц и число — днем рождения Т. А. Кузминской (29 октября).
1 Александр Андреевич Берс, брат С. А. Толстой и Т. А. Кузминской, гостил в Ясной Поляне.
2 Константин Александрович Иславин.
3 В середине сентября 1871 г. Толстой начал работу над «Азбукой».
4 13 июня 1872 г. у Толстых родился сын Петр.
5 В. В. Толстая.
6 Василий Петрович Минин (1805—1874) — тульский губернский предводитель дворянства (в 1852—1861 и 1864—1874 гг.).
7 Копылов и Иванов — тульские купцы.
8 Л. А. Берс.
9 Вел. князь Михаил Николаевич, наместник Кавказа.
* 354. С. Н. Толстому.
1871 г. Ноября 25…28? Я. П.
Ты не поверишь, что я каждый день — три месяца собираюсь к тебе и всё сбираюсь. Но ты знаешь, как бывает: нынче, завтра и т. д. Правда, когда я приехал с кумыса, были дела, хлопоты, потом охота, постройка,1 бездорожье. Нынче и зима, охоты не будет после пороши, а главное дело, две ночи сряду вижу тебя и всё твое семейство во сне. Напиши, что ты и твои.
Да или приезжай сам, или напиши, когда, до какого времени ты будешь дома, а то я тоже, когда вздумаю поехать, думаю, не застану. — У нас всё благополучно. Гостили Костинька и Саша Берс, но теперь никого нет. Все здоровы и в доме стройка.
На четвертой странице:
Е. С. графу Сергею Николаевичу Толстому.
Датируется упоминанием о пристройке.
1 Под руководством тульского архитектора Гурьева к яснополянскому дому были пристроены с правой стороны зал в верхнем этаже, а под ним нижний кабинет с передней. Тогда же была построена большая деревянная летняя терраса.
* 355. А. М. Кузминскому.
1871 г. Декабря 25…31? Я. П.
Ты не можешь себе представить, любезный друг Саша, как мне весело было заботиться о твоем деле и думать, что я могу быть тебе полезен. Соня пишет обстоятельно и справедливо, в чем дело. Я надеюсь, что мы найдем лучше помещение, только бы знать, когда нужно. Лучше
