от Пирогова и в 30—35 км. от Ясной Поляны.

2 К. А. Иславин, гостивший в Пирогове.

376. H. Н. Страхову.

1872 г. Мая 19. Я. П.

Любезный Николай Николаевич!

Великая к вам просьба. Хочется сделать кучу предисловий о том, как мне совестно и т. д., но дело само за себя скажет. Если вам возможно и вы хотите мне сделать большое добро, вы сделаете. Вот в чем дело. Я давно кончил свою Азбуку, отдал печатать, и в 4 месяца печатание не только не кончилось, не началось и, видно, никогда не кончится.1 Зимою я всегда зарабатываюсь и летом кое-как оправляюсь, если не работаю. Теперь же коректуры, ожидание, вранье, поправки типографские и свои измучали меня и обещают мучить всё лето. Я вздумал теперь взять это от Риса и печатать в Петербурге, где, говорят, больше типографий и они лучше. Возьметесь ли вы наблюдать за этой работой, т. е. приискать человека, к[оторый] держал бы черновые коректуры за известную плату, и сами держать последние коректуры (тоже за вознаграждение). Только вам я бы мог поручить эту работу так, чтобы самому уже не видать ее. Вознаграждение вы определите сами такое, к[оторое] бы равнялось тому, что вы зарабатываете в хорошее время. Время, когда печатать, вы определите сами. Для меня чем скорее, тем лучше. Листов печатных будет около 50-ти.2 Если вы согласитесь, то сделаете [для] меня такое одолжение, значения которого не могу вам описать. —

Умственная душевная работа моя по этому делу кончилась, но пока это не напечатано, я не могу спокойно взяться за другое дело, и оттого это мучает, томит меня. Благодарю вас очень за коректуру статьи. Она мне не понравилась в печати,3 и я жалею, что напечатал и ту и другую.4 И забавно то, что ни тот, ни другой журнал не платят мне денег.

Выгода та, что уж впредь, наверно, никогда не отвечу ни на одно редакторское письмо. Не будете ли проезжать опять мимо Ясной? И нет ли надежды опять увидать вас? Хорошо бы было.

Ваш Л.Толстой.

19 мая.

На автографе пометка Страхова: «19 мая 1872 г.». Впервые опубликовано в Б, II, стр. 116—117.

1 К маю месяцу в типографии Риса было набрано 7 листов (см. письма №№ 377 и 381).

2 Окончательный текст «Азбуки» составил сорок семь с половиной листов.

3 Позднее Толстой относился к своему рассказу «Кавказский пленник» с бóльшим одобрением. Так, Г. А. Русанов в своих «Воспоминаниях» рассказывает, что на вопрос, в каком возрасте можно дать читать детям «Детство», Толстой ответил, что «ни в каком», и тут же прибавил, особенно оживившись: «Вот «Кавказский пленник», Жилин и Костылин — вот это я люблю. Это дело другое. «Кавказский пленник» можно дать детям, и они любят его. Хотя это могло бы быть и лучше… Язык можно было бы сгладить несколько, некоторые резкие народные выражения заменить другими, но уж я этого не могу. Я всегда пишу так» («Толстовский ежегодник 1912 г.», стр. 61).

4 «Кавказский пленник» и «Бог правду видит, да не скоро скажет».

* 377. Н. Н. Страхову.

1872 г. Мая 27. Я. П.

Боюсь настаивать, любезный Николай Николаевич, чтобы вы потом не стали раскаиваться; но не могу не сказать, что для меня это было бы великое счастье. Если письмо это застанет вас в том же нерешительном состоянии, то не сделаете ли вы вот что: приехать через недельку — в начале июня — к нам погостить недельку или две, или вообще столько, сколько не расстроит ваших планов. Я бы вас звал сейчас, но у меня весь дом в перестройке и, боюсь, вам неудобно будет, да и жена ходит на последних днях, так что я не в состоянии буду вами пользоваться. Если вам только приятно будет наше общество, и расходы и труды путешествия не пугают вас, то это — не говорю уже о своем личном удовольствии — было бы прекрасно. Если бы согласились взять мою работу, вы бы прочли книгу, мы бы обо всем переговорили, а вы подышали чистым воздухом и размыкали бы немного свою тоску. Если вы не согласитесь, то всё равно, мы бы переговорили о многом, и вы бы подышали воздухом и размыкали бы тоску; я был бы очень, очень рад. —

Дело печатания находится в следующем положении: Рис, типографщик, тянул 5 месяцев, набрал кое-как 7 листов, я через поверенного в Москве отобрал у него оригинал и прекратил печатание; но я ему дал уже денег, он извиняется, и я ему написал ultimatum.1 — Если он напишет условие, с неустойкой в 2000, кончить всю работу в месяц, то я у него буду печатать. Ответа не получал и, вероятно, не получу. Но пишу всё это вам для того, чтобы вы знали, что есть случайность (очень неприятная для меня), при кот[орой], если бы вы согласились, я бы должен печатать у Риса. Я постараюсь, чтобы — нет. Какие типографии в Петербурге возьмутся за это печатание? Будет 40 листов, в числе их листов 15 славянского. Будьте добры, сообщите мне это.

Вы не поверите, но в Москве ни одна типография не бралась, кроме Риса (все завалены работой). А Рис взялся и не делает. Впрочем, я думаю, если бы Рис согласился и вы бы решились взяться за работу, может быть, если вас ничто не привязывает к Петербургу, вы бы взяли эту работу в Москве. Страшно желаю, чтобы вы решились, но боюсь убеждать относительно работы, но относительно того, чтобы переехать к нам на недельку,2 во всяком случае очень и очень прошу вас. Я почти уверен, что вам будет хорошо у нас. — До свиданья.

Ваш Л.Толстой.

27 мая.

На автографе пометка Страхова: «27 мая 1872».

Ответ на неизвестное письмо H. Н. Страхова, в котором он, очевидно, высказывал свои колебания по поводу просьбы Толстого взять на себя заботу об издании «Азбуки».

1 Письмо это неизвестно.

2В 1872 г. H. Н. Страхов в Ясную Поляну приезжал лишь в ноябре месяце.

378. А. А. Толстой.

1872 г. Июня 5. Я. П.

Повинную голову и т. д.1 —

Я очень виноват перед вами, дорогой друг, что не отвечал вовремя. Тогда, не помню уж, что одно за другим помешало мне с неделю ответить вам, а потом уж было поздно. Теперь же пишу, чтоб облегчить себя от сознания вины и побеседовать с вами. Пишу в Россию, Петерб[ург]. Полагаю, что так вернее дойдет до вас, где бы вы ни были. Помешало мне тогда тотчас же отвечать вам, сколько я помню, более всего, прекрасная весна и такое же расположение духа. То самое состояние духа, в каком и вы находились, по вашему письму. А вы — добрая душа — в таком настроении пишете хорошие, радостные для ваших друзей письма, а я молчу и распускаю это настроение в себя. Нынче было восхитительное лето, и у нас всё благополучно, и я ничего не пишу, а только думаю писать, и потому мне было и есть очень хорошо.

Надеюсь, что Илье Андреевичу лучше. Мне так кажется по вашему письму и по тону его приписки.2 Дай бог. Очень благодарен за его приписку. Сведения эти для меня очень важны, но хотелось бы знать их источник. Еще, не знает ли он или вы чего-нибудь о наших предках Толстых, чего я не знаю? Мне помнится, граф И[лья] А[ндреевич] собирал сведения. Если есть что написанное, не пришлет ли он мне. Самый темный для меня эпизод из жизни наших предков, это изгнание в Соловецком, где и умерли Петр и Иван.3 Кто жена Ивана (Прасков[ья] Иван[овна], урожд. Троекурова)?4 Когда и куда они вернулись? — Если бог даст, я нынешнее лето хочу съездить в Соловки. Там надеюсь узнать что-нибудь. Трогательно и важно то, что Иван не захотел вернуться, когда ему было возвращено это право. Вы говорите: время Петра не интересно, жестоко. Какое бы оно ни было, в нем начало всего. Распутывая моток, я невольно дошел до Петрова времени, — в нем конец. —

Будьте здоровы и спокойны духом и продолжайте любить меня, а я недавно, поверяя себя в этом, заметил, что за 20, 30 лет мое сердечное отношение к людям ни на волос не изменилось. Там, где было сердечное отношение, оно осталось точно таким, каким было в первое время сближения. Я уверен, что и у всех людей сердечных это так. Там, где отношения только внешние — общественные, умственные, там могут быть перевороты, а тут и не может быть.

Целую ваши руки. Жена просит не забывать.

Ваш Л. Толстой.

5 июня.

Впервые опубликовано в ПТ, № 73. Год определяется содержанием и сопоставлением с письмами №№ 367 и 369.

1 «Повинную голову и меч не сечет» — русская поговорка.

2 Брат А. А. Толстой. Приписка его, как и письмо А. А. Толстой, неизвестны.

3 Петр Андреевич Толстой (1645—1729) — прапрапрадед Льва Николаевича, государственный деятель при Петре I.

Впоследствии был сослан вместе с сыном Иваном в Соловецкий монастырь, где они оба и умерли — Иван летом 1728 г., а Петр Андреевич 30 января 1729 г. Библиографию о П. А. Толстом см. в «Русском библиографическом словаре». См. также т. 17.

4 Прасковья Ивановна Троекурова была дочерью кн. Ивана Борисовича Троекурова, пользовавшегося доверием Петра I.

* 379. Н. Н. Страхову.

1872 г. Июня 6. Я. П.

Видно, мне не судьба издать эту книжку, стоившую мне трудов больше, чем какая-нибудь работа, и которой я так дорожил. В Москве ни одна типография не берется, Рис украл 600 р. и условия делать не хочет. Работа самая скучная, тяжелая для меня — приводить в порядок рукопись, переписывать, отмечать последовательность упражнений — предстоит мне сначала потому, что рукопись вернулась в страшном беспорядке. Послать ее вам в таком виде невозможно; а самому поехать в Петербург, чтобы повидаться с вами, я теперь не могу.

Кроме того, я так напуган Рисом, что не решусь послать рукописи, пока не буду знать, возьмется ли петерб[ургская] типография и как скоро кончит работу. (Цена в Москве была, кажется, 11 р. набор и печать, но цена не имеет никакого для меня значения.)

Итак, хотя мне и кажется, что не судьба издать эту книгу, я думаю делать вот что: подожду от вас ответа о типографии (сколько нужно денег и когда?) и буду приводить в порядок рукопись. Недели через две, если бог позволит, привезу к вам рукопись в Петербург,1 обо всем переговорю и уеду свободным, благословляя вас.

Письмо ваше произвело на меня грустное впечатление. Мне кажется, что вы мной недовольны. А я