видал, но пишу ему с этим же письмом,6 что ежели он не поедет, то поеду я. Я так понимаю, что тебе нужно от нас — не матерьяльной, не физической помощи, которую можно передать по почте, но излить душу своему человеку; и ты давно уж и всего, как ты сама пишешь, лишена этого. —

Что дети? Отчего уходит или ушла гувернантка?7 напиши, пожалуйста. —

Ах, Машенька, ради бога сделай милость, приезжай. Посмотри, та рана, которая кажется тебе такой страшной, так затянется временем и переменой условий жизни, что ты не узнаешь ее. Сережа, ты знаешь, бывает и мнителен и не в духе, но когда дело дойдет до сердца, то он оживает и делается другим человеком. Я уверен, что тебе будет легко и отрадно высказать ему всё. Но, душа моя, слушай его, во-первых, сердце его ему укажет верно, во-вторых, со стороны всё виднее, в-третьих, у него практического понимания жизни всегда было больше, чем у всех нас. — Вот когда чувствуешь себя отрезанным ломтем, и хорошо, а теперь грустно. Прощай, обнимаю тебя и детей. Пиши тетиньке, она умирает от тоски об тебе.

Впервые опубликовано в юбилейном сборнике «Лев Николаевич Толстой», М. 1928, стр. 50—52.

1 Письмо неизвестно.

2 Т. А. Ергольская.

3 [принять решение,]

4 Толстой имеет в виду гражданского мужа М. Н. Толстой, Гектора де Клена.

5 Письмо неизвестно.

6 Письмо это также неизвестно. С. Н. Толстой уехал за границу около 1 апреля, а в первых числах июня вернулся обратно, привезя с собой дочерей М. Н. Толстой Варвару и Елизавету.

7 Гувернантка Адель Баумгартен.

* 44. М. Н. Лонгинову.

1864 г.? Марта 26. Я. П.

Очень мне совестно, любезный Михаил Николаевич, за то, что я похвастался своим порядком в книгах, да тут-то и попался!

Дело в том, что в то время, как я брал у вас книги, я много накупил, и две из ваших книг, именно: Походн[ые] записки р[усского] оф[ицера]1 и брошюры, я, спутав, принял за свои книги и не отложил.

Получив же ваше письмо,2 тотчас нашел требуемое. Если бы вы написали мне, что 6 книг, то тогда бы я сейчас нашел их. Извините, пожалуйста, за то беспокойство, которое доставила вам эта мнимая пропажа. В вознаграждение за эту мнимую пропажу, если бы вы мне сделали когда-нибудь большое удовольствие заехать ко мне, я бы вас попросил взять у меня те книги из моих материалов, которые бы вам показались того достойными. Мне они не нужны, а именно, судя по тому, что описание пожара Москвы Шаликова,3 которое оказывается редкостью, у меня есть в другом экземпляре. Я думаю, что есть и другие для вашей библиотеки4 годные книги.

Искренно преданный вам

гр. Л. Толстой.

26 марта.

Датируется сопоставлением с письмом № 42.

1 «Походные записки русского офицера, изданные И. Лажечниковым», М. 1836.

2 Письмо неизвестно.

3 Петр Иванович Шаликов (1768—1852). Толстой имеет в виду его книгу: «Историческое известие о пребывании в Москве французов 1812 года», М. 1813.

4 Многотомная библиотека М. Н. Лонгинова заключала немало библиографических редкостей. После смерти его была передана его дочерью А. М. Козловской Пушкинскому дому.

* 45. С. Н. Толстому.

1864 г. Апреля 17. Я. П.

17 апреля.

Деньги 600 р. от Берсов, я думаю, что вы уже получили. Расписка банкира у меня уже давно. Из Петербурга я распорядился, чтобы выслали еще 400 р. в апреле, и почти уверен, что их вышлют, но ответа на мое вторичное письмо в Пет[ер]бург еще не получал.1 Поэтому ожидаю от вас известий, чтобы здесь предпринять какие-нибудь меры для добывания денег, ежели еще нужны. Из Пирагова я не получал еще никаких известий, и сам еще там не был, но думаю поехать на этой — страстной или на святой неделе. Нынче я еду в Тулу навстречу Саши и Тани,2 которые должны приехать к нам. У нас и у вас всё благополучно, по-старому. Пожалуйста, напишите мне поскорее о ваших делах и предположениях. Вслед за твоим отъездом, Сережа, из Ясной еще, я хотел писать тебе в Тулу, потом хотел писать за границу, получив твою записочку тетиньке,3 и всё откладывал оттого, что мне трудно писать о том, что я хочу. Ты поставил меня в такое положение, как будто ты хочешь разойтись со мной, и что виноват в этом, конечно, я, и так очевидно, что и объяснять этого не стоит того. А вместе с тем я только видел, как со времени моей женитьбы ты всё дальше и дальше держался меня, видел, что между нами объяснений не могло быть, и что помочь этому я не мог и не умел. Я никогда никакой мысли о тебе не имел, которой бы я тебе не высказал, как прежде, так и теперь; как прежде, так и теперь ты мне самый близкий (после семьи) человек, но мне с тобой часто тяжело, неловко, и я боюсь всякую минуту сделать тебе неприятное, и эта боязнь делает на тебя еще худшее впечатление. Очень может быть, что я не вижу и не понимаю того, в чем я виноват против тебя, но я не знаю, и потому ты скажи мне прямо.

Ежели же нет у тебя причин, как я предполагаю, то, не обращая внимания на эту иногда неловкость и gêne, к[отор]ая по моему опыту происходит от брюшного полнокровия — гемороя (и бывает у меня иногда к жене с тетенькой без всякой причины), ты поверь мне и убедись раз навсегда, что ни я, ни Соня, ни тетинька никогда про тебя не говорили и не можем говорить того между собой, что мы тебе не скажем, и поэтому будь с нами, со мной главное, совершенно свободен и прост. Когда не в духе, можно находить других глупыми и злыми, и думай так про нас, но за что ж ты предполагаешь в нас двуличность и во мне? Соня сказала тебе всё, что она думала тогда о твоих отношениях к Тане, и теперь и давно уже сама того не думает, особенно, как теперь, по известиям из Москвы, Т[аня] совсем успокоилась. Я же никогда тебя не винил во всем этом деле, тетинька еще меньше. Жить, как ты сам говоришь, нам немного осталось, и тебе и мне не найти людей, которые бы нас понимали так, как мы друг друга, и любили бы так, исключая жен, поэтому — мое мнение — или скажи мне, что ты против меня имеешь, или убедись, что я против тебя таинственного ничего никогда иметь не могу, и обходись со мной всегда, как хочешь, но не предполагая во мне задней мысли, к[отор]ой не может быть, и нам будет, как всегда было, иногда скучно, иногда неловко, но всегда приятно от того, что есть брат, а не тяжело и всё тяжеле и тяжеле, как теперь. Я уверен, что ты меня упрекал в эгоизме, а я тебя упрекал в эгоизме. Это всегда так. Я объясняю себе разлад наш: 1) твоим семейным положением. Ты имеешь все невыгоды семейства — стеснение свободы, а не имеешь выгод его — дом. Ты сам всё боишься, что в сближении с твоим семейством неискренны, и мешаешь этому сближению, 2) твой эпизод с Таней, к[отор]ый, не дав тебе ничего, только расстроил тебя дома и, я боюсь, восстановил Машу против нас (что понемножку и на тебя действует), 3) твоя сидячая жизнь и гемороидальное состояние духа, 4) перемены во мне со времени женитьбы, сделавшие меня менее сообщительным, что не доказывает то, чтобы я мог думать про тебя то, что бы я не сказал тебе. — Всё это прошло или пройдет. Главное то, что, попустившись на эту дорогу, мы делаемся друг для друга дальше и дальше, и положение это, я сужу по себе, становится мучительно. Воспоминание о брате стараешься отгонять. — Есть два средства, повторяю: объяснение, коли оно нужно, или доверие, к[отор]ое я имею полное к тебе, я знаю, что ты меня любишь все-таки больше всех, но к[отор]ого ты не имеешь. — Пиши, пожалуйста, поскорее о Машенькиных делах и о себе. —

Год определяется сопоставлением с письмом № 43.

Адресовано в Швейцарию, куда около 1 апреля С. Н. Толстой уехал к сестре.

1 Ни первое, ни второе письмо Толстого в Петербург неизвестны.

2 Александр Андреевич и Татьяна Андреевна Берсы.

3 Сохранилась (в ГМТ) недатированная записка без обращения и подписи, написанная рукой С. Н. Толстого. Содержание ее (в основном денежные распоряжения) дает основание считать ее запиской к Т. А. Ергольской, упоминаемой Толстым.

46. С. А. Толстой от 22—23 апреля 1864 г.

* 47. С. Н. Толстому.

1864 г. Апреля 23. Пирогово.

Пишу тебе из Пирагова, куда мы приехали с Келлером1 и с Сашей.2 Твой прикащик — столяр глуповат, но, кажется, старается, и, так как дело его нетрудное, то, кажется, успешно.

Сено еще купец не брал, и поэтому деньги 110 р. не доставлены еще М[арье] М[ихайловне].3 Нынче 23, и старшина поехал на ярмарку, как говорят, за деньгами, и Келлер, остающийся здесь, привезет их. Он говорит, впрочем, что Марье Михайловне в деньгах нужды особенной еще нет. —

Соколов деньги за муку просил меня отсрочить до 9 мая, в чем нельзя ему и отказать, так как мельница не идет. Об оброке я подтвердил, что отсрочивать не могу и буду жаловаться, ежели не отдадут в срок. — Собаки в отличнейшем порядке. Щенята от Любки прелесть. Заграничная гончая еще не щенилась.

Садовник и его дела в саду и доме в отличном порядке. Он славный малый. —

Лошади заводские в очень скверном положении, особенно молодые, и я велел давать им овса теперь, когда нет еще травы, а солому и сено дурное не едят. Кондратий разочтен прикащиком и так как разобрать их я не мог, а Кондр[атий], кажется, человек хороший, и, по словам Келлера, ты им доволен, я его взял к себе с тем, чтобы по возвращении ты его взял опять, ежели хочешь, что я и ему сказал и чем он остался очень доволен.

Мужики, отбившие скотину, оштрафованы посредником по 3 р. сер., а один 4-мя рублями. В тот день, как я приехал, была тоже загната скотина, и мужики носят штрафы. Хозяйство твое, хотя и ужасно грустно было смотреть на него после того, что было, я не могу не одобрить, исключая лошадей — кобыл и молодых, за которыми надобен лучший уход. Дом отличный и кухня так нам пригодилась, что мы в ней обедали и сидим, так как в доме холодно. —

Разные и многие