как и прежде, купите поскорее (крайний срок 6-е августа, следовательно, высылки срок — 25 июля, чем раньше, разумеется, тем лучше), не в Самару, а в село Землянки Бузулукского уезда, в волостное правление для доставления графу Л. Н. Толстому.

Я со страхом даю вам это поручение, такое фривольное и ничтожное; но так как мы обещали призы эти и собрали народ и опоздали немного, то, если вы нам не поможете тем, чтобы это сделать и сделать скоро, то мы будем в ужасно неприятном положении. Надеюсь, что вы не откажете. А мне уж заодно только прибавить ещё новую долю благодарности. —

Денег, если у вас нет, то возьмите сейчас же у Соловьева. Я готов прислать деньги, только думаю, что это не нужно и, главное, задержит. —

Мы живем здесь, слава богу, хорошо,2 только жена всё также понемногу хворает. Урожай нынешний год до сих пор обещает быть хорошим и у меня, но посеву у меня очень мало.

С тех пор как мы выехали из Москвы, вот скоро месяц, мы не получали ни одного известия и ничего не знаем, что делается в образованных краях и, главное, со всеми близкими. Когда будете писать и Варю заставите писать, то не жалейте чернил и побольше обо всем пишите.

Целую Варю и детей и вам дружески жму руку. —

Ваш Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 200—201. Год определяется содержанием.

1 Зная любовь башкиров к конским состязаниям, Толстой решил устроить скачки. Весть об этом быстро облетела окрестные деревни, и несколько тысяч башкиров, киргизов, уральских казаков и русских крестьян съехались в назначенный день. Описание скачек см. в воспоминаниях С. Л. Толстого, «Очерки былого», М. 1949, стр. 35—36, и С. А. Берса, «Воспоминания о графе Л. Н. Толстом», Смоленск, 1894, стр. 61—62, где эти скачки ошибочно отнесены к 1878 г.

2 20 июня С. А. Толстая писала Т. А. Кузминской: «Левочка отпивается кумысом, пропасть ходит. Он здоров, загорел до черноты; конечно ничего не пишет и проводит дни или в поле, или в кибитке башкирца Мухамед Шаха… Сегодня Левочка, m-eur Rey и дети ездили на ярмарку в Покровку. Левочка купил лошадь для скачек, очень резвую. Скачки будут 6 августа».

192. Н. М. Нагорнову.

1875 г. Июля 22. Хутор в Самарской губ.

Любезный Николай Михайлович!

Очень благодарю вас за письма1 (я получил 3) и за хорошие известия.

Мы все живем так же, как я писал в последнем письме, т. е. хорошо, если бы не здоровье жены, которое всё угрожает.

Очень, очень рад, что вам пригодились 600 р., взятые у С[ергея] Н[иколаевича]. Надеюсь, что скоро, может быть уже теперь, вы собираете дань с книгопродавцев. Вот что нужно бы сделать (если вы уже не сделали этого и согласны) — нужно: повторить объявления с прибавлением — рекомендовано2 и с вашим адресом, куда обращаться книгопродавцам и покупающим не менее 100 экз. —

На обертках, или пустых местах Азбуки напечатать объявление о продаже книг для чтения (они верно вышли уже)3 и объявление о продаже старой Азбуки в 12 книгах и отдельно, и это нужнее всего, Арифметики в двух частях. Я говорю про те 2 книги Арифметики, которые находятся в числе 12-ти. Ожидаю с волнением вещи, о которых я просил вас.

Целую за себя и Соню Варю и детей. Теперь до скорого свидания в Ясной. — Дружески жму вам руку.

Ваш Л. Толстой.

22 июля.

Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 201—202. Год определяется содержанием.

1 Письма неизвестны.

2 Объявления о выходе в свет «Новой азбуки» были напечатаны в «Московских ведомостях», 1875, №№ 132, 134 и 137 от 27 и 29 мая и от 1 июня, и в петербургской газете «Голос» в №№ 170, 177 и 184 от 21 и 28 июня и от 5 июля.

3 «Книги для чтения» вышли лишь в ноябре 1875 г.

193. H. Н. Страхову.

1875 г. Июля 24…25. Хутор в Самарской губ.

Получил ваши прекрасные четыре письма,1 дорогой Николай Николаевич; письма, писанные так давно и некоторые такие важные для меня — я говорю о тех, где вы пишете про себя. Я их перечитал по нескольку раз и жду с бóльшим, чем когда-нибудь, нетерпением времени увидаться с вами. Теперь же ничего не отвечаю. Я на траве вот уже 6 недель,2 и вы не можете себе представить, до какой степени одурения — приятного — я дошел. Я только с трудом могу понимать и вспоминать ту жизнь, которой я живу обыкновенно, но жить ей не могу. Как когда хорошо обложило и мочит дождь, только потому и веришь, что есть небо, что видал его, и кое-где как будто обманчиво просвечивает; так и я верю, что есть моя духовная жизнь.

Пью кумыс с башкирами, покупаю лошадь, делаю скачки, выбираю землю пахать, нанимаю жать, продаю пшеницу и сплю. Около 15 августа мы будем, бог даст, в Ясной, и я тогда, очнувшись, тотчас же напишу вам и буду надеяться, что мы увидимся. — Одно у меня нехорошо, но одно это самое важное — жена не то, что больна, но хуже: угрожает быть больной — слабеет, скучнеет… Это кажется так мало, а это ужасное несчастье, и я об одном молю бога, чтобы миновало меня это несчастие. Вы, пожалуйста, после неприятного впечатления, кот[орое] произведет на вас это письмо, подумайте, что я на траве и сплю, и не выводите никаких обо мне заключений, а помните, какой я был и буду, бог даст, а главное, что я вас очень люблю.

Ваш Л. Толстой.

Одно не могу не приписать вам. Я живо вспомнил вас, надписывая вам адрес, как вы на вешалке в библиотеке найдете это письмо. Именно: то, что вы удивляетесь как будто, что я ищу монахов (я нашел одного в Бузулуке), что я будто живу полной жизнью и что моя жизнь что-то ясное, полное, а ваша — напротив. Не думайте этого. Вы многое, мне кажется, относите к своей личности из того, что есть свойство всех людей и, простите за гордость, лучших людей. —

Впервые опубликовано в книге «Лев Николаевич Толстой. Сборник статей и материалов», М. 1951, стр. 689.

Датируется на основании пометки Страхова на автографе: «25 июля 1875. Самара».

1 Письма неизвестны.

2 Толстой приехал на хутор 12 июня.

194. Н. М. Нагорнову.

1875 г. Августа 25. Я. П.

Любезный Николай Михайлович!

Мы 3-го дня приехали и дорогой мечтали о том, что найдем вас с Варей и детьми у нас; но к несчастию не имеем даже от вас никаких известий. Надеюсь, что у вас всё здорово и благополучно. Очень вам благодарен за присылку ружья и часов. Они поспели к нам не только в день, но в самый час скачки.

Не пишу вам подробностей о нас, исключая, что мы все такие же, как и прежде, потому что все-таки надеюсь увидать вас всех у нас. —

Приезжайте, если не боитесь дурной погоды. Ее нечего бояться: она так долго дурна, что вероятно осень — бабье лето будет прекрасное.

Что наши азбучные дела? Боюсь по вашему молчанию, что скверны; а это тем более грустно, что и Самарские дела нехороши, а в Никольском вовсе плохо.

Соня верно будет писать. Целую Варю и детей.

Ваш Л. Толстой.

25 августа.

Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 202—203. Год определяется содержанием.

195. H. Н. Страхову.

1875 г. Августа 25. Я. П.

Дорогой Николай Николаевич!

Сейчас (2-й день нашего возвращения из Самары) прочел Последнего идеалиста1 и очень вам благодарен за него. Вместе с вашими последними письмами и этим я имею от вас всё то, что вы хотите и можете сказать о себе: и я признаюсь, я много, много узнал нового.

Я узнал, главное, то из вашей повести, о чем я и догадывался всегда, что ваше сочувствие ко мне и мое к вам основано на необыкновенной родственности нашей духовной жизни. Я надеюсь, что эта отрезанность пуповины, это равнодушие к одной стороне жизни есть только признак другой пуповины, пропускающей более сильные соки, и надеюсь, что ни вы, ни я не хотели бы променяться с теми, которым мы лет 25, 20 тому назад так завидовали. —

И как вы правы, что Гамлет Щ[игровского] у[езда]2 и лишние люди не произошли от того, что Ник[олай] Павлов[ич] любил маршировку, как нам это внушают Анненковы, и что это не есть плачевная слабость одного периода русской жизни или даже вообще русского человека, а это есть громадная, новая, не понятная Европе, понятная индейцу сила. Признаюсь вам, я всегда чувствовал то, что чувствовал ваш герой и Гамлет, но никогда не жаловался на это, а гордился и радовался и теперь, чем ближе к смерти, тем больше радуюсь.

Мы приехали 3-го дня благополучно. Я не брал в руки пера два месяца и очень доволен своим летом. Берусь теперь за скучную, пошлую А[нну] Карен[ину] и молю бога только о том, чтобы он мне дал силы спихнуть ее как можно скорее с рук,3 чтобы опростать место — досуг очень мне нужный — не для педагогических, а для других, более забирающих меня занятий.4 Педагогические занятия я люблю так же, но хочу сделать усилие над собой, чтобы не заниматься ими.

Что вы делаете? Успокоились ли вы от грустных впечатлений кончины вашего брата? Главное, работаете ли вы? И что? Мое знакомство с философом Соловьевым5 очень много дало мне нового, очень расшевелило во мне философские дрожжи и много утвердило и уяснило мне мои самые нужные для остатка жизни и смерти мысли, которые для меня так утешительны, что если бы я имел время и умел, я бы постарался передать и другим.

Есть ли надежда увидаться с вами нынешний год? Не поедете ли куда-нибудь через Москву? В Москву я бы приехал к вам, или вы приехали ко мне. К себе же звать вас из Петербурга я, разумеется, не смею.

Ваш Л. Толстой.

Впервые опубликовано по машинописной копии в «Литературном наследстве», т. 37-38, М. 1939, стр. 155—156. По автографу публикуется впервые. Дата определяется содержанием.

1 «Последний из идеалистов. (Отрывок из ненаписанной повести)» H. Н. Страхова был напечатан в «Отечественных записках», 1866, № 7, отд. 1, стр. 105—124. Позднее вошел в книгу H. Н. Страхова «Воспоминания и отрывки», Спб. 1892, стр. 257—295.

2 «Гамлет Щигровского уезда» — повесть Тургенева, напечатанная впервые в «Современнике», 1849, № 2.

3 26 августа С. А. Толстая писала Т. А. Кузминской: «Левочка налаживается писать и ходит на охоту». Однако всю осень работа над романом