земли.
Мою душу примет небо!..2
*
Теперь вступление в поэму.
«Догоняет на крыльях и ловит свою добычу кривыми когтями белый ястреб. Он ловит ее и тут же клюет — сырою.
На резвых ногах догоняет и крепкими когтями рвет пестрый барс красного зверя.
Оставляет за собой Терек, переправляется на левый берег с храбрыми Гихинскими наездниками смелый Хамзат…»3
————
«Выйди, мать, наружу посмотреть на диво: Из-под нагорного снега пробивается зеленая трава.
Взойди, мать, на крышу, на самый край крыши: из-под льда ущелья весенний цветок виднеется».
*
«Из-под нагорного снега зеленая травка не пробивается. Из-под льда ущелья не видать весеннего цвета. Оттого, что влюблена ты, тебе цветок привиделся».4
————
Понравится ли вам это?5 Передайте мой поклон Марье Петровне и Петру Афанасьичу.
Ваш Л. Толстой.
Отрывок, с датой: «Октябрь 1875 г.», опубликован в Г, II, стр. 207. Полностью опубликовано в журнале «Печать и революция», 1927, № 6, стр. 63—64. Датируется на основании письма Фета от 4 ноября 1875 г., являющегося ответом на какое-то неизвестное более позднее письмо Толстого, а также по связи с письмами №№ 211 и 212.
1 «Сборник сведений о кавказских горцах», издаваемый при Кавказском горском управлении, вып. 1, Тифлис, 1868.
2 Приводимые Толстым стихи взяты из статьи А. П. Ипполитова «Этнографические очерки Аргунского округа» («Сборник сведений о кавказских горцах», вып. І, отд. III, стр. 27). Через 22 года, когда Толстой писал «Хаджи-Мурата», он вложил эту песню в уста названого брата Хаджи-Мурата, аварца Ханефи («Хаджи-Мурат», гл. XX).
3 Начало «Песни о Хамзате» (стр. 27—28 упомянутой выше статьи А. П. Ипполитова).
4 Этот образец взят из статьи П. У. (П. К. Услара) «Народные сказания кавказских горцев». Печатный текст несколько отличается от текста Толстого (см. там же, стр. 34).
5 См. прим. 1 к письму № 217.
211. Н. Н. Страхову.
1875 г. Октября 26? Я. П.
Не писал и не отвечал вам долго, дорогой Николай Николаич, потому что всё это время был в самом дурном состоянии — мучался нездоровьем домашних, да и сам всё был нездоров. Кидался от одной работы к другой, но ничего почти не сделал.
Особенно при начатой работе очевидно то, что нельзя нарочно писать. Кажется, отчего бы не продолжать начатое. Попробуешь — видишь, что руки не достают до того места, где оставил работу, и чем больше стараешься, тем яснее видишь, что делаешь совсем не то, что нужно, и даром тратишь матерьял.
А подняться на те подмостки зависит не от меня. И сидишь, ждешь, пока под ногами вырастут эти подмостки.
О нашем последнем свиданьи беспрестанно вспоминаю с приятным сознанием важного и хорошего сделанного дела. Желаю только того, чтобы для вас хоть в малой мере было это свидание так же плодотворно, как — знаю, что оно будет, — для меня. — Я почему-то думаю и надеюсь, что вы уже начали работать и с сознанием того, что то, что вы делаете, — самое важное, и что вы одни можете и обязаны сделать это. Я убежден, что у каждого человека есть такое дело, и ваше главное дело я смутно предчувствую. Я начал писать то, о чем я вам говорил,1 и надеюсь, судя по началу, что я буду писать это долго и не издам, и не разочаруюсь.
Для меня это несомненно важно. И я удивляюсь, как мы и наш век недоверчивы к себе или неискренни. Что-нибудь я в 50 лет вынес из жизни общее. Как же мне не попробовать сказать это, как я умею. Пусть о рефлексах, туманных пятнах и т. п. тонкостях, тем более удаляющихся от того, что единое на потребу, чем более они тонки и точны, пусть о них говорят те, кому есть еще время. А нам с вами некогда. Надо отдать вверенный талант хозяину. Если бы мы могли слиться с верующими христианами или с отрицающими матерьялистами, мы и не обязаны были [бы] уяснять свое личное воззрение. А теперь я с радостью чувствую, что это и мой долг, и мое влечение сердца, и вы то же чувствуете; и вы должны отдаться этому влечению и высказать то, что вам положил бог на сердце. Сколько таких мелких случаев жизни, где у всех одна разумная мысль и все таят ее и только потом упрекают друг друга: «да зачем же ты не сказал, я то же думал». Смысл определенный того, что я советую вам: уяснить и изложить ваше религиозное мировоззрение столь искренно и столь кратко, сколько возможно — не для того, чтобы опровергнуть кого-нибудь, но помочь тем, к[оторые] в том же бедственном одиночном состоянии, как и вы, но слабее вас умом и опытностью. Если вы ни к чему не придете, и то вы обязаны сделать.
Не сердитесь за бестолковое письмо; с помощью вашей дружбы ко мне, в которой никогда не сомневаюсь и к[оторой] так дорожу, вы поймете, что я хотел сказать.
Впервые опубликовано в книге «Лев Николаевич Толстой. Сборник статей и материалов», М. 1951, стр. 691—692.
Датируется на основании, следующего за этим письма к H. Н. Страхову (№ 215), а также по связи с письмом № 212. Ответ на письмо Страхова, написанное им по возвращении в Петербург (между 10 и 17 октября. ПС, стр. 65—66).
1 Статья о значении религии. См. в т. 17, стр. 353 — 356.
212. Н. М. Нагорнову.
1875 г. Октября 26. Я. П.
Вот так акуратность! Вот ясность! Вот одолжение! Не могу вас достаточно благодарить за последнее письмо, дорогой Николай Михайлович. Это именно всё то, что я желал знать и желаю на будущее знать изредка.
Публикаций на железной дороге не нужно.
Посылать Рус[ские] кн[иги] по уч[илищам] зем[ским] не считаю тоже особенно нужным; но если более знающие люди (Соковнин, Соловьев) присоветуют, то пошлите.
В кредит земствам давайте. Подробности, как требования смотр[ителя] тюрем Симферопольского замка и др., мне чрезвычайно интересны и пожалуйста изредка сообщайте.
Мне интересно очень, берут ли военные для солдат.
Насчет ваших 600 р.,1 пожалуйста, не упоминайте. Во-первых, не 600, а 400, потому что 200 я вам должен за квартиру, а во-вторых, я рад радешенек, что покамест хоть этими пустяками мог быть вам полезен.
Брошюрку2 я желал бы, чтобы продавали просто по всем книжным лавкам по 15 к.
Еще просьба, насчет Соковнина. Он, как я вижу, плохо расплачивается даже за новую азбуку, а у него уже скоро год находятся на комиссии моя старая Азбука 2-х р., Полн[ые] сочин[ения] 12 р. и Война и мир 10 р., всего, сколько мне помнится, тысячи на 2 или около того. Необходимо поверить у него оставшееся количество экзем[пляров] или хоть счет взять от него и потребовать от него деньги. Пожалуйста, сделайте это.
Деньги очень нужны мне и для платежа долга Кунину3 и типографии и для моих долгов. В особенности Полн[ые] сочинения 100 экз. должны быть проданы и за них следует 900 р. 2-х р. Азбука тоже, я знаю через Надеина, требовалась4 и должна быть хотя частью распродана. Расписки его у меня, и если они нужны, я их вышлю вам.
У нас болезнь не выходит из дома. Только что коклюш стал проходить, у Сони сделалась сильнейшая невралгия в лице. Только что эта боль уступила хине, сделались боли в животе такие сильные, что вот она 2-е сутки лежит без сна и еды и только теперь, на 2-е сутки, есть маленькое облегчение. — Избави бог всех семейных людей от болезней близких.
Целую Варю и детей.
Ваш Л. Толстой.
26 октября.
Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 207—208. Год определяется содержанием.
Ответ на неизвестное письмо Нагорнова, в котором он давал подробные сведения о продаже «Новой азбуки» и четырех «Русских книг для чтения».
1 См. письма №№ 190 и 192.
2 «О народном образовании».
3 Писчебумажный магазин А. А. Кукина, где была закуплена бумага для всех изданных в 1875 г. книг Толстого.
4 О том, что «Азбука» требовалась в магазине Надеина, писал Толстому H. Н. Страхов. См. ПС, стр. 66.
213. Н. М. Нагорнову.
1875 г. Октября 30. Я. П.
Благодарю вас, тысячу раз благодарю вас, дорогой Николай Михайлович, за скорое исполнение моей просьбы. Черков1 сделал всё, что мог, и сделал много. Бог знает, что еще будет, но пока хорошо. Он определил болезнь противно определению Кнерцера и, кажется, верно — воспаление брюшины. Он уменьшил страдания. Теперь положение такое: сейчас она родила ребенка, девочку, которая тотчас же умерла. Так как после родов прошло только полчаса, то совершенный bien être,2 который она теперь испытывает, ничего не доказывает еще.
Пройдет ли само воспаление теперь или опять усилится, это покажут следующие три дня.
Чернов всё предписал на всякий случай, и у нас остается Кнерцер, который будет следить за ходом болезни. Если будет хуже, то я телеграфирую еще и буду звать его. В субботу и во вторник я буду телеграфировать прямо к нему, а в промежуток между этими днями к вам, потому что тогда его трудно найти. Вы же всё узнаете у него на квартире.
Еще просьба: как получите это письмо, возьмите у Соловьева, если у вас нет, 150 рублей и передайте от меня Черкову и узнайте от него, если можно, доволен ли он.
Разумеется, вы сообщите все подробности нашим. Не могу сказать, как я вам благодарен.
Ваш Л. Толстой.
Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 208. Датируется содержанием: дочь Л. Н. и С. А. Толстых Варвара родилась и умерла 30 октября 1875 г.
1 Василий Васильевич Чирков (р. 1845) — врач-терапевт, ординатор проф. Г. А. Захарьина, впоследствии профессор Киевского университета.
2 [хорошее самочувствие,]
214. Н. М. Нагорнову.
1875 г. Ноября 5…9. Я. П.
Благодарю вас, дорогой Николай Михайлович, за исполнение моего поручения. Разумеется, прекрасно сделали, что дали 200. Я виноват перед всеми вами, что не писал; но всё было неопределенно, теперь кажется, что можно сказать — пошло на поправку. Болей нет, и есть апетит, и силы прибавляются. Целую милую Варю и надеюсь, что ветряная оспа, как у нашего Сережи, прошла, не оставив следа.
Ваш Л. Толстой.
Впервые опубликовано в «Сборнике Государственного Толстовского музея», М. 1937, стр. 209. Дата определяется сопоставлением с письмом № 213 и со сведениями в денежном отчете Нагорнова за 1875 г., где под 2 ноября значится: «Получено от Соловьева 200 р. — Отправлено доктору Чиркову 200 р.».
215. H. H. Страхову.
1875 г. Ноября 8…9. Я. П.
Дорогой Николай Николаич!
Я всё это время — 2 недели — ходил за больной женой, к[оторая] родила умершего тотчас ребенка и была при смерти. Но — странное дело — я никогда с такой силой не думал о тех вопросах, кот[орые]
