был женат, я не верил и не делал эти планы на год, а теперь верю и, как Соня говорит, мне кажется, что это будет завтра. Наша жизнь здесь в Самаре удалась как нельзя лучше во всем, что зависит от нас, в особенности, от Сони. Она поняла эту здешнюю, не такую, как ваша кавказская — блестящую, парадную, а степную, неопределимую, незаметную прелесть лучше, чем я ожидал. Прощайте, до свиданья. Целую вас и детей и мама. Да, пожалуйста, скажи Саше-брату, что я кругом виноват перед ним, не ответив на его два письма, за кот[орые] благодарен, и напишу на днях. Пожалуйста, чтоб он не сердился на меня.

Приписка к письму С. А. Толстой к Т. А. Кузминской от 8 июля 1873 г. Впервые опубликована в книге В. А. Жданова «Любовь в жизни Толстого», кн. I, М. 1928, стр. 182.

29. Издателям «Московских ведомостей».

1873 г. Июля 28. Хутор на Тананыке.

Прожив часть нынешнего лета в деревенской глуши Самарской губернии и будучи свидетелем страшного бедствия, постигшего народ, вследствие трех неурожайных годов, в особенности нынешнего, я считаю своим долгом описать, насколько сумею правдиво, бедственное положение сельского населения здешнего края и вызвать всех русских к поданию помощи пострадавшему народу.1

Надеюсь, что вы не откажете дать место моему письму в вашей газете.

О том, как собирать подписку и кому поручить распределение ее и выдачу, вы знаете лучше меня, и я уверен, что вы не откажете помочь этому делу своим содействием.

1871 год был в Самарской губернии неурожайный. Богатые крестьяне, делавшие большие посевы, уменьшили посевы, стали только достаточными людьми. Достаточные крестьяне, также уменьшившие посевы, стали только ненуждающимися. Прежде ненуждавшиеся крестьяне стали нуждаться и продали часть скотины. Нуждавшиеся прежде крестьяне вошли в долги, и явились нищие, которых прежде не было.

Второй неурожайный год, 1872, заставил достаточных крестьян еще уменьшить посев и продать излишнюю скотину, так что цена на лошадей и на рогатый скот упала вдвое. Ненуждавшиеся крестьяне стали продавать уже необходимую скотину и вошли в долги. Прежде нуждавшиеся крестьяне стали бобылями и кормились только заработками и пособием, которое было им выдаваемо. Количество нищих увеличилось.

Нынешний, уже не просто неурожайный, но голодный год, должен довести до нужды прежде бывших богатыми крестьян, и до нищеты и голода почти 9/10 всего населения.

Едва ли есть в России местность, где бы благосостояние или бедствие народа непосредственнее зависело от урожая или неурожая, как в Самарской губернии.

Заработки крестьян заключаются только в земледельческом труде: пахоте, бороньбе, покосах, жнитве, молотьбе и извозе.

В нынешний же год, вследствие трехлетнего неурожая, посевы уменьшились и, уменьшаясь, дошли до половины прежних, и на этой половине ничего не родилось, так что у крестьянина своего хлеба нет и заработков почти нет, а за те, какие есть, ему платят 1/10 прежней цены, как например, за жнитво, которого средняя цена была 10 руб. за десятину, нынешний год платили 1 р. 20 коп., так что крестьянин вырабатывает в день от 7 до 10 коп.

Вот причина, почему в этот третий неурожайный год бедствие народа должно дойти до крайней степени.

Бедствие это уже началось, и без ужаса нельзя видеть народ даже в настоящее время, летом, когда только начинается самый бедственный год и впереди еще 12 месяцев, до нового урожая, и когда еще есть кое-где заработки, хотя на время спасающие от голода.

Проехав по деревням от себя до Бузулука 70 верст, и в другую сторону от себя до Борска 70 верст, и еще до Богдановки 70 верст, и заезжая по деревням, я, всегда живший в деревне и знающий близко условия сельской жизни, был приведен в ужас тем, что я видел: поля голые там, где сеяны пшеница, овес, просо, ячмень, лен, так что нельзя узнать, что посеяно, и это в половине июля. Там, где рожь, поле убрано, или убирают пустую солому, которая не возвращает семян; где покосы, там стоят редкие стога, давно убранные, так как сена было в десять раз меньше против обычных урожаев, и желтые выгоревшие места. Такой вид имели поля. По дорогам везде народ, который едет или в Уфимскую губернию на новые места, или отыскивать работу, которой или вовсе нет, или плата за которую так мала, что работник не успевает вырабатывать на то, что у него съедают дома.

По деревням, во дворах, куда я заезжал, везде одно и то же: не совершенный голод, но положение близкое к нему, все признаки приближающегося голода. Крестьян нигде нет, все уехали искать работы, дома худые бабы, с худыми и больными детьми, и старики. Хлеб еще есть, но в обрез; собаки, кошки, телята, куры худые и голодные, и нищие, не переставая, подходят к окнам, и им подают крошечными ломтиками или отказывают.

Но это общее впечатление, на котором нельзя основываться. Вот расчеты крестьянских семей села Гавриловки, ближайшего ко мне. Я очень хорошо знаю, что можно, подобрав факты, составить жалостливое описание положения крестьянских семей, из которого будет казаться, что все они уж на волоске от голодной смерти, и можно, с другой стороны, подобрать факты так, что будет повод говорить то, что, к несчастью и стыду своему, так любят говорить многие из нас — что бедствия никакого особенного нет, что все происходит только оттого, что крестьяне не работают, а пьянствуют2 и т. д.; и потому я сделал опись каждого десятого двора в ближайшем ко мне селе Гавриловке, и верность этой описи подтверждается подписями старшин и священников.

В числе попавшихся под десятый нумер есть и менее бедные крестьяне, как вы увидите, но большинство в самом бедственном положении.

Гавриловка, по зажиточности крестьян, есть одна из самых обыкновенных деревень здешнего уезда. Деревни Землянка, Патровка, Антоновка, Павловка, Грековка, Корнеевка, Кульмановка, Сергеевка, Шабаловка, Лаврентьевка, Богдановка, Дмитровка, Несмеяновка, Жемчужкино, Антоновка другая, Бобровка, Гришкино, Михайловка, Ивановка, Покровка одна и другая, Мясковка, Линовка, Гвардейцы, все деревни на пространстве пятидесяти верст в окружности, заключающие в себе тысяч двадцать жителей, находятся точно в таком же, если не в худшем, положении, как и Гавриловка, за исключением Патровки и Покровки на Тананыке.

Итак, вот опись и расчет каждого десятого двора села Гавриловки, начиная с края.

1. Саванкины. Старик 65 лет и старуха, 2 сына, один женатый, 2 девочки. Итого едоков 7, работников 2. Скотины ничего: ни лошади, ни коровы, ни овцы. Лошади последние украдены, корова пала в падеже прошлого года, овцы проданы. Посеву было 4 десятины. Ничего не родилось, так что сеять нечем. Старого хлеба нет. Долга подушного за две трети 30 руб.; за пособие прошлого года 101/2 руб.; частного долгу за занятый хлеб 13 руб.; итого 531/2 руб. Дома старик и старуха, две девочки. Два сына и сноха у казаков, то есть в Земле Уральского войска на жатве. В покос работали за прежний долг, так что денег ничего нет. В неделю выходит муки по два пуда, следовательно в год 104 пуда. Цена муки по 80 коп. сер. за пуд, следовательно на год, до нового урожая, нужно 83 руб. 20 коп. Сыновья могут выработать, при самых счастливых условиях, рублей 50. Кроме того нужно одеться, купить соли, попу.

— Что ж вы будете делать?

— И сами не знаем, как обдумать свои головы.

2. Кукановы. Едоков 9, работников 4. Скотины: 2 лошади, ценою за обе 15 рублей, 1 корова, 5 овец. Посеву было 8 десятин, собрали 2 воза, то есть недостает на семена одной десятины. Долгу подушного 40 руб.; пособия 15 руб.; частного долгу 60 руб.; итого 115 руб. Дома одна старуха, все на работе. В месяц надо 13 пудов муки, в год 156 пудов, по 80 копеек — 125 рублей. Нужно купить семян рублей на 30, нужно заплатить часть долга. Вся скотина не стоит 40 рублей.

— Что будете делать?

— И сами не знаем.

— Может, жнитвом заработают рублей 30.

— Где 30? Дай бог, 10 рублей. Слышно у казаков по 1 р. 50 коп. жнут.

— Так как же?

— Продадим остальную скотину — кормиться будем.

3. Двор Волжанкина. Вдова и сын с женой. Едоков 3, работник 1. Скотины: 1 лошадь, 3 овцы. Посеву было 2 десятины, ничего и не взошло. Долгу подушного 10 рублей, частного 12 р. Если найдут место в работники, то прокормятся; но старуху бросить нельзя, и баба беременна. Если оставаться дома, то в месяц надо 5 пудов муки — 4 рубля, а заработать негде, да и земля останется незасеянною, и на 1874 год будет то же.

4. Мироновы. Едоков 6, работников 3. Скотины: 3 лошади, 2 коровы, 10 овец. Посеву 8 десятин, ничего не родилось. Долгу подушного 30 р., частного 25 рублей. Никого дома, кроме старухи. Хлеба нужно 108 пудов на 86 рублей. Заработать могут рублей 60 при самых выгодных условиях. А земля останется незасеянная.

5. Шинкины. Относительно богатый двор, изба не землянка, а деревянная хорошая. Едоков 11 и двое грудных, работников 4. Скотины: лошадей 5, коров 2, овец 21. Посев — 10 десятин, не сберут 1/4 высеянных семян пшеницы, ржи набрали 5 пудов с десятины. Подушного долгу 50 рублей. Дом и хозяйство бросать не хотят, будут продавать последнюю скотину, чтобы прокормиться и посеять десятины три.

6. Егорцевы. Едоков 8 и один грудной, работников 3. Скотины: лошадей 2, овец 7. Посеву — 9 десятин — все пропало. Всего долгу 99 рублей.

7. Чапраковы. Едоков 5 и один грудной, работник один. Скотины: 2 лошади, 2 овцы и одна корова. Посеву 7 десятин, нечего убирать. Долгу 39 рублей.

8. Макаровы. Едоков 10 и трое детей, работник один. Скотины: 3 лошади, 1 корова, 4 овцы. Посеву 2 десятины, ничего не родилось, только ржи намолотили 4 меры. Долгу 80 рублей.

9. Фроловы. Едоков 6, работников один крестьянин и один мальчик. Скотины: 3 лошади, 1 корова, 3 овцы. Посеву 2 десятины, набрали 1/2 пуда ржи, пшеницы и овса ничего. Всего долгу 100 рублей.

10. Мамоновы, молокане. Относительно богатый двор. Едоков 6, работников 3. Скотины: 8 лошадей, 5 коров, 15 овец. Посеву 20 десятин, надеются набрать на 5 десятин семян. Долгу всего 66 рублей. Надеются прокормиться продажею скотины.

11. Уваровы. Едоков 8, работников один. Скотины: 2 лошади, 1 корова, 5 овец. Посеву 5 десятин; намолотили 3 меры ржи, ярового и не выходило. Всего долгу 40 рублей.

12. Следковы. Едоков 7, работник один. Скотины: 3 лошади, 1 корова, 5 овец. Посеву: 3 десятины пшеницы, 1/2 дес. овса и 1/2 дес. ячменя. Надеются собрать пшеницы 20 пудов, ячменя