это отомстить; но вопросъ въ томъ — разумно ли это. И точно такой же вопросъ о томъ, разумно ли употребить насиліе противъ этой матери, которая сѣчетъ ребенка. Если мать сѣчетъ своего ребенка, то чтò мнѣ больно и чтò я считаю зломъ? То, что ребенку больно, или то, что мать, вмѣсто радости любви испытываетъ муки злобы? И я думаю, что зло въ томъ и другомъ. Одинъ человѣкъ не можетъ дѣлать ничего злаго. Зло есть разобщеніе людей. И потому, если я хочу дѣйствовать, то могу только съ цѣлью уничтожить разобщеніе и возстановить общеніе между матерью и ребенкомъ. Какъ же мнѣ поступить? Насиловать мать? Я не уничтожу ея разобщенія (грѣха) съ ребенкомъ, а только внесу новый грѣхъ, разобщеніе со мной. Что же можно? Одно — подставить себя вмѣсто ребенка — это не будетъ неразумно. То, чтò пишетъ Достоевскій,3 и чтò мнѣ очень противно, мнѣ говорили схимники и митрополиты, именно, что воевать можно, что это защита — душу положить за братьевъ — я всегда отвѣчалъ: защищать грудью, подставляя себя, — да, но стрѣлять въ людей изъ ружей — это не защищать, а убивать. Вникните въ ученіе Евангелія и вы увидите, что коротенькая 3-я заповѣдь (Матѳ. 5, 38, 39) не противиться злу, т. е. зломъ не отвѣчать на зло — есть не скажу главное, но есть смыкающее звено всего ученія, и то самое, которое старательно обходили и обходятъ всѣ ученія лжехристіанскія, и то самое положеніе, непризнаніе котораго послужило основой всему тому, чтò вы такъ справедливо ненавидите. Не говорю о Никейскомъ соборѣ,4 надѣлавшемъ столько зла и основанномъ на этомъ самомъ непониманіи ученія Христа, т. е. на насиліи во имя добра и Христа; въ Апостольскія времена уже у Павла5 въ дѣяніяхъ зарождается это насиліе во имя добра и нарушается смыслъ ученія.

Какъ часто бывало мнѣ смѣшно въ бесѣдахъ моихъ съ попами и революционерами, смотрящими на евангельское ученіе, какъ на орудіе достиженія цѣли внѣшней — и тѣ, и другіе люди крайнихъ полюсовъ съ одинаковою яростью отрицали это основное положеніе ученія Христа. Первымъ нельзя не гнать, душить разновѣровъ, не благословлять побоища, казни; вторымъ нельзя насиліемъ не разрушать существующей безобразный безпорядокъ, называемый порядкомъ. Очевидно, попы и власти не могутъ себѣ представить даже жизни людской безъ насилія. Точно также и революціонеры. По плодамъ узнаете дерево; не можетъ дерево доброе приносить плоды насилія. Ученіе Христа не можетъ служить ни тому, чтобы душить, ни тому, чтобы сковыривать. И потому и тѣ, и другіе, извращая ученіе, сами лишаютъ себя той единственной силы, которую даетъ вѣра въ истину во всю, а не въ частичку ея. Поднявшіе мечъ — мечемъ погибнутъ; это не предсказаніе, а утвержденіе всѣмъ извѣстнаго факта…

(Матѳ. VI. 22, 23, 24 — въ особенности 23.) Если свѣтъ твой тьма, если то, что ты считаешь добромъ — зло, то каково же будетъ зло твоей жизни и дѣлъ. Нельзя служить немножко Богу, немножко дьяволу. И Евангеліе не такая глупая книга, какъ намъ ее расписали попы. И всякое положеніе сказано тамъ не на вѣтеръ, а такъ, что оно органически связано со всѣмъ ученіемъ, — такъ и заповѣдь о непротивленіи злу проходить черезъ все Евангеліе и безъ нея ученіе Евангелія для меня по крайней мѣрѣ все распадается. Мало того, что оно выражено много разъ такъ ясно и прямо, что нельзя его скрасть, мало того, что все описаніе жизни и дѣлъ Христа есть приложеніе этой заповѣди; мало того, что у Іоанна6 выставленъ Каіафа,7 непонимающимъ этой истины и, вслѣдствіи непониманія ея, во имя блага народа, губящій жизнь Христа, тамъ указано прямо на то, что противленіе злу есть самый страшный и опасный соблазнъ, которому подпадаютъ не только ученики Христа, а чуть было не подпалъ и онъ самъ. Но мало того, мнѣ теперь кажется, что если бы и не было Христа и его ученія, я бы самъ открылъ эту истину, — такъ она мнѣ теперь кажется проста и ясна и я увѣренъ — такою же покажется и вамъ. Мнѣ такъ ясно теперь, что допусти я для себя малѣйшее насиліе во имя исправленія огромнѣйшаго зла, другой на основаніи того же допуститъ и для себя маленькое насиліе и 3-ій, и 4-й и милліоны маленькихъ насилій сложатся въ то ужасное зло, которое царствуетъ теперь и давитъ насъ.

Вотъ, если вы исполнили мою просьбу и дочли до сихъ поръ спокойно, воздерживаясь отъ доказательствъ подтвержденія вашего мнѣнія, a слѣдили за изложеніемъ моего, то, надѣюсь, вы согласитесь, что есть сильныя доказательства и для противнаго вамъ мнѣнія, и надѣюсь, еще болѣе согласитесь со мной, когда прочтете краткое изложеніе8 и переводъ четвероевангелія,9 которое посылаю вамъ. Сколько я догадываюсь, вы теперь вотъ въ какомъ положеніи: разумъ вашъ говоритъ вамъ, что я правь, но сердце ваше возмущается противъ такого положенія о непротивленіи злу. Вы говорите себѣ: что-нибудь тутъ не такъ, какая-нибудь тутъ есть ошибка разсужденія, я найду её и докажу, потому что не можетъ быть, чтобы ученіе Христа, ученіе любви къ брату — вело къ тому, чтобы сидѣть сложа руки, глядя на зло, совершающееся въ мірѣ. Хорошо, говорите вы, ему, отжившему старику разводить лясы и увѣрять всѣхъ, что надо терпѣть зло. Ему хорошо, онъ сытъ, доволенъ, все у него есть и осталось доживать немного. Весь жаръ жизни уже выжитъ имъ, но я безъ разсужденій чувствую, что во мнѣ заложена любовь къ добру и правдѣ и ненависть къ злу и лжи не даромъ; я не могу не выражать ее и не жить во имя ея, а каждый шагъ моей жизни есть борьба со зломъ. И я долженъ бороться и буду бороться съ нимъ тѣми средствами, которыя мнѣ уяснились уже и которыя еще уяснятся и представятся. Нужна проповѣдь въ народѣ, сближеніе съ сектантами, воздѣйствіе на правительство и т. п.

Чувство, подсказывающее это, — хорошее чувство, и за него то я люблю васъ, но это самое чувство побудило Петра10 запастись ножомъ и отрубить ухо рабу. Представьте себѣ, что бы было, если бы Іисусъ не удержалъ ихъ; сдѣлалась бы свалка, Іисусовы бы побѣдили, и потомъ завоевали бы Іерусалимъ 11 Они бы порубили и ихъ бы порубили. Каково было бы христіанское ученіе? Его бы не было и намъ бы не на что было упереться; мы были бы хуже Аксаковыхъ и Соловьевыхъ. Для того, чтобы вамъ полнѣе выразить мою мысль, скажу вамъ, въ чемъ я полагаю значеніе Христа, значеніе не туманно-метафизическое, a значеніе ясное, жизненное.

Всѣ говорятъ, что значеніе христіанства въ томъ, чтобы любить Бога и ближняго, какъ самого себя. Но что такое Богъ? Что такое любить? Что такое любить что-то непонятное — Бога? Что такое ближній? Что такое самъ я? Слова эти имѣютъ для меня значеніе такое: любить Бога — значить любить истину; любить ближняго, какъ самаго себя — значить признавать единство своей сущности души и жизни со всякой другой человеческой жизнью, съ вѣчной истиной— Богомъ. Такъ это для меня. Но мнѣ ясно, что эти ничего не опредѣляющіе слова могутъ быть понимаемы иначе, и что большинство не можетъ даже ихъ понимать такъ, какъ я. Главное же то, что слова эти ни для меня и ни для кого ни къ чему не обязываютъ и ничего не опредѣляютъ. Какъ это люби какого-то Бога, котораго каждый понимаетъ по-своему, a другіе и вовсе не признаютъ, и люби ближняго, какъ самого себя, тогда какъ въ меня вложена, ни на мгновеніе не покидающая меня, любовь къ себѣ, и очень часто столь же постоянная ненависть къ другимъ? Это такъ неясно и неисполнимо, что остается пустою фразою. Мое мнѣніе то, что это положеніе метафизическое, очень важное, какъ таковое, но когда это же положеніе понимается, какъ правило жизненное, какъ законъ, то оно просто глупо. А къ сожалѣнію его очень часто такъ понимаютъ.

Все это я говорю къ тому, чтобы выяснить то, что значеніе христіанства, какъ и всякой вѣры, не въ метафизическихъ принципахъ (метафизическіе принципы во всемъ человѣчествѣ, Будда,12 Конфуцій,13 Сократъ14 всегда были и будутъ одни и тѣ же), а въ приложеніи ихъ къ жизни, въ живомъ представленіи о томъ благѣ каждаго человѣка и всего человѣчества, которое достигается при приложеніи этихъ принциповъ къ жизни, въ выясненіи возможности приложенія ихъ и въ опредѣленіи тѣхъ правилъ, которыми оно достигается.

Еще во второзаконіи15 сказано: люби Бога и ближняго, какъ самого себя; но приложенія этого принципа по второзаконію состояли въ обрѣзаніи, субботѣ и уголовномъ законѣ. Значеніе христіанства состоять въ указаніи возможности и счастія исполненія закона любви. Христосъ въ нагорной проповѣди16 очень ясно опредѣлилъ, какъ надо и можно, для счастія своего и всѣхъ людей, исполнять этотъ законъ. Въ нагорной проповеди, которой если бы не было, не было бы ученія Христа, въ чемъ всѣ соглашаются, въ которой Христосъ обращается не къ мудрецамъ, а къ безграмотнымъ, къ сиволапымъ, въ проповеди, которая обставлена вступленіемъ, что кто не исполнитъ единой отъ малыхъ (Мѳ. 5. 17—20) и заключеніемъ, что не говорить надо, а исполнять (Мѳ. 7. 21—27), въ этой проповеди все сказано, и дано 5 заповедей о томъ, какъ исполнять ученіе. Въ нагорной проповеди изложены самыя простыя, легкія, понятныя правила приложенія любви къ Богу и ближнему, къ жизни, безъ признанія и исполненія которыхъ нельзя говорить о Христіанстве. И какъ не странно сказать это послѣ 1800 лѣтъ, мне привелось открывать эти правила, какъ что-то новое. И только, когда я понялъ эти правила, только тогда я понялъ значеніе ученія Христа. Правила эти такъ удивительно захватываюсь всю жизнь каждаго человека и всего человечества, что только представь себе человекъ исполненіе этихъ правилъ на земле, и на земле Царство правды. И потомъ разбери все эти правила отдельно, прилагая ихъ къ себе и увидишь, что этотъ невообразимо блаженный и огромный результатъ получается отъ исполненія самыхъ простыхъ, естественныхъ, не только легкихъ, но пріятныхъ для исполненія правилъ. Подумаешь, нужно ли что нибудь прибавить къ этимъ правиламъ для того, чтобы осуществилось царство правды? Ничего не нужно. Подумаешь, можно ли отрицать одно изъ правилъ, чтобы не нарушилось царство правды? Нельзя. Если бы я ничего не зналъ изъ ученія Христа, кроме 5 правилъ, я и тогда бы былъ такимъ же христіаниномъ, какъ теперь:

1) Не сердись; 2) Не блядуй; 3) Не клянись; 4) Не судись и 5) Не воюй. Воть въ чемъ для меня сущность