в Швейцарии.

За время своего знакомства с Толстым П. И. Бирюков был частым гостем у Толстых и в Москве, и в Ясной поляне.

Женат был П. И. Бирюков с января 1899 г. на Павле Николаевне Шараповой (р. 10 февраля 1867 г.).

Одним из главных трудов П. И. Бирюкова является его «Биография Л. Н. Толстого», вышедшая в четырех томах и выдержавшая несколько изданий: I том — 1-е изд. М. 1906 («Посредник»); 2-е изд. М. 1911 («Посредник»); 3-е изд. Берлин 1921 (Ладыжников); 4-е изд. М. 1923 (Госиздат). II том — 1-е изд. М. 1908 («Посредник»); 2-е изд. М. 1913 («Посредник»); 3-е изд. Берлин 1921 (Ладыжников); 4-е изд. М. 1923 (Госиздат). ІІІ том — 1-е изд. Берлин 1921 (Ладыжников); 2-е изд. М. 1922 (Госиздат); IV том — 1-е изд. М. 1923 (Госиздат).

Помимо этого Бирюковым написано о Толстом: «Всемирное значение Л. Н. Толстого» — «Истинная свобода» 1920, 4, стр. 12—24; «Из переписки Михаила Сергеевича Башилова с Л. Н. Толстым» — «Голос минувшего» 1913, 9, стр. 265—270; «Как Лев Николаевич Толстой составлял народный календарь» — «Всеобщий ежемесячник» 1911, ноябрь, стр. 4—10; «Л. Н. Толстой о Наполеоне I» — «Голос минувшего» 1913, 1, стр. 171—173; «К 70-летию Л. Н. Толстого» — «Свободное слово», период. сбор. 1899, 2, стр. 10—21; «Л. Н. Толстой и Вильям Фрей» — «Минувшие годы» 1908, 9, стр. 69—91; «Несколько фактов из деятельности администрации» — «Свободное слово» 1898, I, стр. 175—176; «Об анархизме» — «Свободное слово» 1901, I, стр. 5—7; «Толстой художник» — «Зарница» 1925, 6, стр. 2—4; «Мои два греха» — ТП, 3, М. 1923 и др.

На французском языке: «A la mémoire de Léon Tolstoï» — «La Revue mensuelle» 1916, 174, 179—189; 175, 207—210; 176, 241—243; «Léon Tolstoï. Vie et Oeuvres, Mémoires, souvenirs, lettres, extraits du journal intime, notes et documents biographiques, réunis, coordonnés et annotés par P. Birukov, revisés par Léon Tolstoï sur le manuscript par I. W. Bienstock. Avec de nombreuses gravures», т. I и II. Paris. Société du Mercure de France. 1906; «Les idées dominantes de la philosophie de Tolstoï. Extrait des Comptes rendus du II-me Congrès intern, de Philosophie» 1904. Genève. Henry Kündig éditeur. 335—342; «Paroles de Tolstoï. (Colonies agricoles d’intellectuels Tolstoyens.) Correspondance inédite de Léon Tolstoï avec ses amis». Lausanne, s. d.; «Les Tolstoïens à l’oeuvre en Russie» — «La Nation» 1917, 12, 6; 20, 3; 27, 7; «Tolstoï et la guerre» — «La Revue romane» 1918, 4, 5—7; «Tolstoï et la revolution russe» — «Les tablettes» 1917, 9, 2—3; «Wladimir Soloviev et ses rapports avec Léon Tolstoï. Souvenirs personnels» — «La Russie libre» 1917, 2, 299—304; 1918, 4, 299 —304. На английском языке: «The Tolstoy exhibition» — «The Russian Review» 1912, 4, 89—94; «Leo Tolstoy. His Life and Work» London. 1906; «The Life of Tolstoy. Translated from the Russian» London — New-York. 1911; «Preface Tolstoi’s love letters». 1923. На болгарском: «Всесветското значение на Л. Н. Толстой». Преведе И. Цанев — «Възраждане». 1921, 3, стр. 81—89. 4, стр. 106—111. Кроме того на немецком языке под его редакцией напечатаны книги: «Tolstoi und der Orient: Briefe und sonstige Zeugnisse über Tolstois Beziehungen zu den orientalischen Religionen von Paul Birukoff» Rotapfel-Verlag, Zürich und Leipzig. 1926; «Vater und Tochter. Tolstois Briefwechsel mit seiner Tochter Marie. Herausgegeben von Paul Birukoff» Rotapfel-Verlag. Zürich-Leipzig. S. d. и др.

Воспитанный в духе православной религии, в годы своей юности П. И. Бирюков был искренно верующим человеком. В своих «Воспоминаниях» (еще не напечатанных) он говорит: «Православие мое было не только внешним религиозным культом, оно проникало мою совесть, а нравственные вопросы я строго взвешивал и решал под руководством лучших представителей православия». Но уже в те годы это критическое отношение к вопросам жизни не могло не сказаться на характере его верований и не породить невольные разногласия с учением православной церкви. Еще в Морском училище он вместе со своим товарищем по школе Б. Голицыным пришел к заключению, что военная служба не совместима с исповеданием христианского учения. Это было в 1877—1878 гг. Правда, они оба после этого не вышли из Морского военного училища, благополучно окончили его, и Бирюков отправился в дальнее плавание, но толчок в сознании был дан и создавшееся противоречие должно было рано или поздно дать себя почувствовать. «Военно-морская дисциплина (пишет П. И. Бирюков по этому поводу) и вся организация военного флота не изменили моего сознания, я чувствовал, что я уже не служака, и искал случая оставить службу. При первой возможности я списался с фрегата и вернулся в Россию раньше времени, т. е. не окончив кругосветного плавания, и поступил в Морскую академию, чтобы не быть в строю» (П. И. Бирюков, «Воспоминания», стр. 8. Не напечатано). — Таково было его настроение до знакомства его с Толстым. О том же, какое влияние имел на него Толстой, мы читаем в его «Воспоминаниях»: «Чтение религиозных сочинений Толстого, прежде всего «Исповеди» и «В чем моя вера», сразу захватило меня и поставило жизнь мою на новые рельсы. Вместе с тем эти единственные в своем роде сочинения перекинули мост через бездну, перед которой я стоял в душевном трепете, и дали мне возможность продолжать путь жизни. Они подвели новое прочное основание под колебавшееся здание моей духовной жизни. Они признавали критерием разум и требовали высшей нравственной жизни на основании этого разума; проявление его в жизни совершалось посредством любви, и любовь, и разум были проявлениями бога, не мистического и не догматического, а неизбежного источника разумно-любовной жизни. Все сомнения рассеивались, все противоречия сглаживались. Суеверия отпадали, а новые разумно религиозные основы давали прочную опору нравственности и жизнь получала разумный смысл. Не могу описать того радостного и вместе робкого чувства, когда я стал сознавать, что учение Христа — это одно, а то, что исповедуется под этим именем не только православною церковью, но всем миром — это другое. И что то самое, что я больше всего ценил в той вере, в которой я был воспитан, это-то и есть учение Христа; а то, что смущало меня, что я с болью в сердце, но неизбежно, по требованию разума, должен был оторвать от себя — то всё было делом рук человеческих, и потому подлежало изменению. Я понял тогда, что индиферентизм людей, окружавших меня в юности, происходил именно от того, что они не признавали этой сущности учения Христа за основу жизни, не зная и не понимая ее, а без этой сущности церковное учение всякому человеку, вышедшему из бессознательного состояния, не могло казаться ничем иным, как кучей старого ненужного хлама» (стр. 17—18).

Интересно в этом отношении также и описание П. И. Бирюковым его первого посещения Толстого. Вот, что он пишет по этому поводу:

«Трудно выразить словами то волнение, которое я испытал, увидав в первый раз великого художника и пророка, окруженного в моем юношеском воображении каким-то необыкновенным ореолом. Вместо этого ореола я встретил доброго, приветливого, простого старика или вернее пожилого человека, так как в этот момент Льву Николаевичу было только пятьдесят шесть лет и седина еще только пробивалась в его волосах. Вся обстановка его жизни, его семьи дышала радушием и простотой и среди этой простоты ощущался пульс огромной духовной силы, передаваемой выражением лица, особенно взгляда Льва Николаевича. Этот обмен наших взглядов, слов и мыслей, совершившийся в этот знаменательный в моей жизни вечер, навсегда закрепил наши отношения и я, тогда еще морской офицер, стал его единомышленником — не по теории, а по чувству, и это чувство любви привело меня вскоре и к полному единомыслию. Мне хотелось бы выразить здесь ту мысль, что мое единомыслие со Львом Николаевичем не явилось результатом теоретических изысканий; произошло некоторое органическое совпадение, которое уже не могло более распасться, несмотря на целый ряд враждебных сил, стремившихся нас разъединить и теперь старающихся показать, что между мной и Львом Николаевичем существует какое-то разъединение. Я очень благодарен тем людям, которые зaпoдозревают меня в этом, они дают мне только повод проверить себя и укрепить мою связь с источником истины, которую я исповедую» («Воспоминания», стр. 22—23).

1 Вячеслав Михайлович Грибовский. О нем см. в прим. к письму № 881. П. И. Бирюков посещал В. М. Грибовского по выходе его из больницы для душевно-больных. Об этом посещении П. И. Бирюков писал Толстому в письме от 3 апреля 1885 г.: «Сегодня был у Грибовского, того гимназиста, что писал Вам письмо. Человек этот меня заинтересовал и вызвал во мне симпатию, так что я намерен продолжать с ним знакомство. Быть может после еще напишу Вам что-нибудь о нем, теперь же передам свои первые впечатления, легко может быть и ошибочные. Я увидел очень молодого человека, восемнадцати-летнего гимназиста. Сообщил ему Ваш совет и даже просьбу не приезжать к Вам, как умел изложил доводы, побудившие Вас дать такой ответ. Он принял мои слова довольно спокойно. Затем я предложил ему прочесть Ваши последние сочинения, мы заговорили о них: заговорили о христианстве и вскоре зашли в те дремучие леса социальных вопросов, из которых Вы нашли уже выход и зовете нас, а мы слышим Вас, но всё еще путаемся и не можем набрести на дорогу…. «Я много размышлял, — говорил он мне, — о вопросах религии и нравственности и после многих колебаний пришел к тому, что истина в христианстве, и решился объявить себя христианином. Вместе с этим, не знаю почему, во мне укоренилось убеждение, что мне осталось не долго жить, что я скоро умру; а если так, говорил я себе, то неужели мне в эти немногие дни следует продолжать хитрить и скрытничать, стоит ли? Нет, я должен всем и каждому в глаза говорить одну правду, не боясь никаких притеснений. Как Вам известно, у нас в гимназии правда не уважается, много творится зла и несправедливости. Мне, как решившемуся говорить правду, пришлось противиться многому, и дело дошло до моего разговора с директором. Я сказал ему, что он имеет надо мною власть сделать со мной всё что хочет, что я не в силах сопротивляться ему, но тем не менее считаю себя обязанным высказать и ему правду в глаза и быть может принести ему какую-нибудь пользу. После этого разговора меня стали свидетельствовать разные доктора и наконец свезли к профессору Мержеевскому. Тот начал расспрашивать меня