было; я с особенной любовью сегодня готовлю обед и работаю. Спасибо большое, большое за ваше письмо; еслибы не было мне так больно за свою мерзость, это письмо была бы моя радость. Как хорошо место из вашего письма, где вы пишете: «Главное надо стараться, чтобы под состояние общей грусти и раздражения не подставлять выдуманных причин этой грусти и этого раздражения». Только второй раз прочтя ваше письмо, я вдруг их поняла и поняла причину своей грусти. И как часто я это делала, и как часто под таким ложным освещением мне казалась жизнь несносной. Ваши слова: «Дальше от людей — ближе к богу» мне понятны с одной стороны и с отрицательной — меньшее зло. Но ведь без людей — не познаешь и счастье в добре? Чего я тут не понимаю?» (АТБ).

К письму О. Н. Озмидовой сделана приписка Н. Л. Озмидова: «Я живу хорошо и рядом с этим «хорошо» (не умею лучше выразить, вы поймете) ежедневно то самое чувство, которое вас заставило заплакать прочитавши некоторые слова Оли. Это тоже, что вы писали Энгельгардту про свою скорбь об унижении людьми «сына человеческого».

1 Пропуск в копии письма, имеющейся в распоряжении редакции. По содержанию здесь следует вставить: Ольга Николаевна. В своем письме от 23 августа 1886 г. последняя писала Толстому: «Про папу просите написать…. он не может жить душою с нами, нашими интересами; мы иногда говорим глупости и нам весело, а ему они не смешны; он улыбнется, скажет: «вот болтают глупости, точно дети» и пойдет в свою палатку. Иногда посмотришь ему вслед и подумаешь: «что у него на душе! Всегда один, сидит или работает, говорит мало». И когда подумаешь это — больно, больно сожмется сердце! Жаль мне его, что он всегда одинок со своей душою, со своими мыслями, хотелось подойти к нему, приласкать его, а вот не выходит — и стыдно иногда при всех, или какое-либо движение его, или тон голоса, или самое глупое неважное случится и мешает. Не спит он по ночам — кости все у него ноют. Что он не передумает за эти часы! Господи, как он одинок, как ужасно это чувство» (АТБ).

2 Пропуски в копии письма, имеющейся в распоряжении редакции.

3 «Крошка Доррит» — роман Ч. Диккенса, в то время переводился для «Посредника» Н. Л. Озмидовым. Однако в переводе Н. Л. Озмидова роман этот не появился. Вьшел в переводе В. С. Толстой. В письме к В. Г. Черткову Толстой писал по этому поводу: «Диккенс всё больше и больше занимает меня…. Озмидова буду просить «Крошку Доррит»…. Надо только, как можно смелее обращаться с подлинником: ставить выше божью правду, чем авторитет писателя» (из письма к В. Г. Черткову от 22 февраля 1886 г. AЧ).

4 Пропуски в копии письма, имеющейся в распоряжении редакции.

543. Гр. А. А. Толстой.

1886 г. Сентября 2? Я. П.

Вы меня очень обрадовали, дорогая и милая Александра Андревна, вашимъ письмомъ. Мнѣ все хотѣлось писать вамъ и знать о васъ, и я на словахъ все передавалъ тѣмъ, кот[орые] могли васъ видѣть — именно Кузминскимъ. — Какъ хорошо и дòбро вы сдѣлали, что написали мнѣ. —

Вы спрашиваете обо мнѣ. Какъ ни странно это сказать, мнѣ очень, очень хорошо. О ногѣ тамъ говорятъ, что воспаленіе накостницы и рожа и т. п., но я знаю очень хорошо, что главное въ томъ, что я «помираю отъ ноги», какъ говорятъ мужики, т. е. нахожусь въ положеніи немного болѣе близкомъ къ смерти, чѣмъ обыкновенно, и именно отъ ноги, к[оторая] указываетъ на себя болью. И это положеніе, какъ и вы прекрасно говорите, — чувствовать себя въ рукѣ Божіей очень хорошее, и мнѣ и всегда желается въ немъ быть, и теперь не желается изъ него выходить. —

Въ самомъ дѣлѣ, очень большія и продолжительныя тѣлесныя1 страданія и послѣ нихъ тѣлесная смерть, это такое необходимое и вѣчное, и общее всѣмъ условіе жизни, что человѣку, вышедшему изъ дѣтства, странно забывать про это хоть на минуту. Тѣмъ болѣе, что память объ этомъ, всегдашнее ожиданіе этаго нетолько не отравляетъ жизни (если она есть), но только придаетъ ей твердость и ясность. — Если я смотрю на свою жизнь, какъ на свою собственность, данную мнѣ для моего счастья, то никакія ухищренія и обманы не сдѣлаютъ того, чтобы я могъ покойно2 жить въ виду смерти. Только тогда можно быть совершенно равнодушнымъ къ тѣлесной смерти, когда жизнь представляется только обязанностью — исполненія воли Отца. Тогда интересъ жизни не въ томъ, хорошо ли или дурно мнѣ, а въ томъ, хорошо ли я исполняю то, чтò мнѣ велѣно; а исполнять я могу до послѣдняго издыханія и до послѣдня[го] издыханія быть спокоенъ и радостенъ. Не говорю, что я такой, — желаю быть такимъ и вамъ желаю этаго. И надѣюсь, что вы не будете несогласны съ такой постановкой вопроса. А что бы вы не думали, что подъ исполнен[і]емъ воли я разумѣю что нибудь особенное, я скажу, что воля Отца одна и всѣмъ извѣстна — любовь ко всѣмъ людямъ и единеніе съ ними, начиная отъ самыхъ близкихъ до самыхъ далекихъ. Не правда ли, вы согласны. Отъ всей души цѣлую васъ и благодарю за доброе письмо.

Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано В. И. Срезневским в ПТ, № 153. Датируется на основании упоминания Толстым о своей болезни (см. прим. 3 к письму № 538) и слов: «помираю от ноги». Очевидно это письмо было написано в один день с письмом к Н. Л. и О. Н. Озмидовым от 2 сентября 1886 г. (см.письмо № 542).

Письмо гр. А. А. Толстой, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

1 В подлиннике начато слово: физи[ческія] и затем по нему написано тѣлесныя

2 В подлиннике слово: покойно написано по: счастливо

544. Н. Н. Ге (отцу).

1886 г. Сентября 10—11? Я. П.

Очень порадовали вы меня вашимъ письмомъ, дорогой другъ. Главное: ваша работа. Какъ вы это сдѣлаете — черезъ васъ сдѣлается — я не знаю, знаю только, что если выйдетъ, то будетъ настоящ[ее]. Хотѣлось бы сказать: будьте какъ можно строже къ себѣ; но знаю, что и это излишне. Я не понялъ, какъ это будетъ, изъ описанія. —

Чертковъ посылаетъ вамъ прочесть письмо его невѣсты.1 У меня гоститъ моя сестра2 и я весь въ женскомъ царствѣ, работать все не могу, но думается хорошо и на душѣ хорошо. Никакого измѣненія не желаю. Болѣзнь идетъ своимъ чередомъ, кажется, правильно. Впрочемъ, Рудневъ3 напишетъ вамъ. Извѣстіе ваше о Кат[еринѣ] Ив[ановнѣ]4 хорошо, но неопределенно. Что будетъ и какъ рѣшатъ дальше? Напишите. Не могу не дать старческаго совѣта: поменьше предпринимать. Рѣдко приходится раскаиваться въ томъ, чего не сдѣлалъ, а часто въ томъ, что напрасно сдѣлалъ. —

Прощайте, цѣлую васъ и всѣхъ вашихъ, которыхъ чувствую, что невольно люблю больше другихъ. Радуюсь за Мих[аила] Вас[ильевича].5 Только бы сбылись его намѣренія.

Л. Т.

Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано в «Книжках Недели» 1897, VI, стр. 215 (отр.); полностью В. И. Срезневским в ТГ, стр. 74. Датируется на основании пометки рукой не Толстого: «14 сентября 1886 г.» (дата получения письма?).

Письмо Н. Н. Ге, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

1 Анна Константиновна Дитерихс (1859—1927), вскоре (с октября 1886 г.) ставшая женою В. Г. Черткова. О ней см. в прим. к письмам Толстого к В. Г. Черткову, т. 85.

2 Гр. Мария Николаевна Толстая (1830—1912). О ней см. в прим. к письмам Толстого к ней, т. 59.

3 Александр Матвеевич Руднев (р. 1842 г. — ум. ?) — старший врач Тульской губернской земской больницы, лечивший семью Толстых; доктор медицины, хирург.

4 Екатерина Ивановна Ге (1859—1918), жена второго сына Н. Н. Ге, Петра Николаевича; в то время была опасно больна.

5 Михаил Васильевич Теплов (см. прим. 5 к письму № 487).

545. В. Г. Черткову от 13—14 сентября 1886 г.

546. Н. Н. Миклухо-Маклаю.

1886 г. Сентября 25. Я. П.

Многоуважаемый Николай Николаевичъ.

Очень благодаренъ за присылку вашихъ брошюръ.1 Я съ радостью ихъ прочелъ и нашелъ въ нихъ кое-что изъ того, чтò меня интересуетъ. Интересуетъ — не интересуетъ, а умиляетъ и приводитъ въ восхищеніе въ вашей деятельности то, чтò, сколько мнѣ извѣстно, вы первый несомнѣнно опытомъ доказали, что человѣкъ вездѣ человѣкъ, т. е. доброе, общительное существо, въ общеніе съ которымъ можно и должно входить только добромъ и истиной, а не пушками и водкой. И вы доказали это подвигомъ истиннаго мужества, которое такъ рѣдко встрѣчается въ нашемъ обществѣ, что люди нашего общества даже его и не понимаютъ. Мнѣ ваше дѣло представляется такъ: Люди жили такъ долго подъ обманами насилія, что наивно убѣдились въ томъ и насилующіе, и насилуемые, что это-то уродливое отношеніе людей, не только между людоѣдами и христіанами, но и между христіанами, и есть самое нормальное. И вдругъ одинъ человѣкъ, подъ предлогомъ научныхъ исследований (пожалуйста, простите меня за откровенное выраженіе моихъ убѣжденій), является одинъ среди самыхъ страшныхъ дикихъ, вооруженный вмѣсто пуль и штыковъ однимъ разумомъ, и доказываетъ, что все то безобразное насиліе, которымъ живетъ нашъ міръ, есть только старый отжившій humbug,2 отъ котораго давно пора освободиться людямъ, хотящимъ жить разумно. Вотъ это-то меня въ вашей дѣятельности трогаетъ и восхищаетъ, и поэтому-то я особенно желаю васъ видѣть и войти въ общеніе съ вами. Мнѣ хочется вамъ сказать слѣдующее: если ваши коллекціи очень важны, важнѣе всего, что собрано до сихъ поръ во всемъ мірѣ, то и въ этомъ случаѣ всѣ коллекціи ваши и всѣ наблюденія научныя ничто въ сравненіи съ тѣмъ наблюденіемъ о свойствахъ человѣка, которое вы сдѣлали, поселившись среди дикихъ и войдя въ общеніе съ ними, и воздѣйствуя на нихъ однимъ разумомъ; и поэтому ради всего святого изложите съ величайшей подробностью и съ свойственной вамъ строгой правдивостью всѣ ваши отношенія человѣка съ человѣкомъ, въ которые вы вступали тамъ съ людьми. Не знаю, какой вкладъ въ науку, ту, которой вы служите, составятъ ваши коллекціи и открытія, но вашъ опытъ общенія съ дикими составить эпоху въ той наукѣ, которой я служу — въ наукѣ о томъ, какъ жить людямъ другъ съ другомъ. Напишите эту исторію, и вы сослужите большую и хорошую службу человѣчеству. На вашемъ мѣстѣ я бы описалъ подробно всѣ свои похожденія, отстранивъ все, кромѣ отношеній съ людьми. Не взыщите за нескладность письма. Я боленъ и пишу лежа и съ неперестающей болью.3 Пишите мнѣ и не возражайте на мои нападки