греха, про к[оторый] мы так склонны забывать, но в ответ на это и в связи с воспоминанием о вас приходит в голову следующая воображаемая история, к[оторую] я бы желал написать, коли бы б[ыли] силы и время. Живет юноша, поступает в учебное заведение, предается науке; но скоро, увидав и тщету и незаконность досуга и жира научников, бросает, идет в революцию; но познав гордость, жестокость, исключительность революционеров, бросает, идет в народ. В народе суеверия, эгоизм борьбы за существование отталкивают его. Может даже пойти на время в православие, в монастырь — лицемерие. Попадает в общину — тоже находит не то — выходит. Тут сходится с женщиной, к[оторою] увлекается, тем более, что она как будто разделяет его стремления — сходится, родит детей, находит в ней совсем другое, не то, чего он ждал, мучается с ней. Она бросает его. Он остается один и живет у приятеля, сам не зная, что делать, как жить, но, как и всегда, везде любя людей вокруг себя и помогая им, и тут умирает. И умирая говорит себе: неудачник я, пустой, дрянной человек, никуда не годился, за что ни брался, ничего не мог доделать, никому даже не нужный, никого не умел даже привязать к себе. И, ударяя себя в грудь, говорит: Пустой, дрянной я человек, боже, милостив буди мне грешному.1 Я думаю, что ему хорошо, и я желал бы быть им. Такой спасется и вне общины. —

2 Живу я хорошо. — Из детей моих близка мне по духу одна Маша. А те, бедные, только тяготятся тем, что я торчу перед ними, напоминая им о том, чего требует от них и совесть. Но живем дружно. Я стар, и мне легко так думать, но думаю, что и вам можно и даже должно так думать, а именно: Жить мне здесь остается очень недолго — есть поступки, последствия к[оторых] проявляются только в этой жизни и даже в этой очень скоро уничтожаются — это поступки себялюбивые, устройства себе приятностей и материальных и отвлеченных, как-то — удовлетворение похотей и славы людской; и есть поступки, последствия к[оторых] отражаются на моей душе (бессмертной душе), к[оторая] куда-то пойдет, и к[оторые] делают ее лучше, более готовой к переходу туда, или хуже и менее готовой к переходу. Очевидно, не стоит делать первые — для себя и для людей, а прямой расчет делать вторые — для своей бессмертной души и для бога. И как только рассудишь так, так легко станет.

Прощайте пока, целую вас, вашу жену и сына.

Наши все кланяются. От меня привет Воейкову. Ему бы надо не курить и не пить вина совсем. Я, любя его, прошу попытаться сделать это.

Любящий вас Л. Т.

Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 132—133. Датируется по содержанию и ответному письму В. И. Алексеева от 31 августа 1889 г., а также на основании даты на копии письма, проставленной по почтовым штемпелям на конверте (конверт не сохранился).

Письмо В. И. Алексеева, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

1 Этот замысел Толстого остался неосуществленным.

2 Абзац редактора.

* 416. А. А. Пастухову.

1889 г. Августа 25. Я. П.

Рад был получить ваше письмо. Скажу одно, что вызвало во мне и свидание с вами, и ваше письмо: будьте тише, спокойнее, помните, что бога нет ни в громе, ни в молнии, ни в порывах ветра, а он в тишине. Не ищите подвигов, не бойтесь осуждения людей и еще меньше ищите их одобрения, а ищите удовлетворения в самой внутренней душевной глубине.

Печатается по копии. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 25 августа (см. т. 50).

Алексей Алексеевич Пастухов (р. 1868) — товарищ А. В. Дольнера, студент Академии художеств, позднее учитель в Туле и Белеве. С Толстым познакомился через Дольнера 5 мая 1889 г. в Туле, куда Толстой заходил по пути из Москвы в Ясную Поляну. (Об этой встрече с Толстым А. А. Пастухов написал воспоминания; не напечатаны.) У Пастухова в Белеве Толстой был в июне 1889 г., когда ездил навестить свою сестру Марию Николаевну, жившую в то время в Белевском женском монастыре. Об этом свидании и упоминает Толстой в письме.

Письмо А. А. Пастухова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

417. В. Г. Черткову от 27 августа 1889 г.

418. Л. Е. Оболенскому.

1889 г. Июль — август. Я. П.

Как грустно, дорогой Леонид Егорович, знать, что вы в таких запутанных материальных условиях, и, главное, что поддаетесь и приписываете им важность. Разумеется, что я очень желаю помочь вам, но сомневаюсь, чтоб мое писание могло это сделать. Сотрудником я не могу быть, а случайно появившаяся у вас статья едва ли поможет делу журнала. Вознаграждения мои семейные никакого не требуют за мои писанья. И даже скажу вам, что жена, прочтя ваше письмо, очень огорчилась и в первый раз при этом определенно выразила, что она впредь и не желает никакого вознаграждения за мои писанья. Это мне было очень приятно. Но неприятно, что она огорчилась вашим письмом. Это я вам говорю между нами. Вы не пишите ей и не говорите ничего. Увидитесь с нею, если бог приведет, и всё будет по-хорошему. —

На вопрос ваш не могу отвечать утвердительно. Обещать ничего не обещаю. А как всякому другому, так и вам, которого знаю и люблю, желаю сделать приятное и, вероятно, сделаю, если будет возможно.

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» 1908, № 10675 (утр. вып.) от 27 августа. Датируется по содержанию (см. письмо Толстого к Л. Е. Оболенскому от июня 1889 г., № 400). Написано было, очевидно, на повторное обращение Л. Е. Оболенского с просьбой помочь журналу «Русское богатство».

На какое письмо Л. Е. Оболенского отвечает в данном случае Толстой, выяснить не удалось. В одном из писем (без даты), по содержанию близкому к настоящему письму Толстого, Л. Е. Оболенский писал о запутанных делах журнала «Русское богатство», которому угрожало закрытие.

* 419. М. А. Новоселову.

1889 г. Август. Я. П.

Очень обрадовали меня, дорогой М[ихаил] А[лександрович], написав о себе. Беспрестанно вспоминаю о вас, а последнее, что о вас слышал от Ф[айнермана], это то, что вы остались одни и что вам очень трудно. Об А[лехине] и его сожителях знаю всё, и всё радостное. Теперь и за вас радуюсь. Как бы желал вам передать всё то радостное, те признаки приближения весны, которые чувствую в доходящих до меня проявлениях жизни со всех сторон. Дайте, свалит рабочая пора, и вечера станут длиннее, я сообщу вам. Жалко и жутко за вас, что очень тревожат вас. В этих делах я всегда себе желаю преследования, а за других боюсь. Я думаю, также и вы и все мы. А я писал, что и о вас думаю: главное, постарайтесь не смотреть на всякие преследования и вмешательства в вашу жизнь и нарушения ее течения как на нечто случайное, от которого надо как-нибудь поскорее избавиться, а как на самое важное дело жизни (на отношение к урядн[ику], поп[у], губерн[атору], на которое надо употребить всё внимание, чтобы поступать с этими людьми по-божьи и по-божьи же с теми учреждениями, которых они служат представителями, т. е., чтобы не нарушить любви, или хоть готовности любви к людям, и не признать того заблуждения, которому они служат). Прекрасно подразделение, которое делает один живой еще американец, современник Гарисона, Балу, приславший мне свои брошюры о непротивлении, между повиновением и покорностью властям. Повиноваться не должно, говорит он, и власти, основанной на насилии, прибавляю я, потому что, если она основана на насилии, она имеет предметом зло, но надо покоряться ей, т. е. не противиться. Ко мне приедут, как к А[лехину], и скажут, чтобы я показал им свои бумаги, или поехал бы с ними, или подписал бы что-либо, я считаю справедливым и желаю во всем этом отказать им в повиновении, но не буду и противиться им. Они будут брать мои бумаги, будут нести и сажать и везти меня куда бы то ни было. Я даже не желал бы отвечать им, как только они спрашивают меня в силе власти, признаваемой ими, но отрицаемой мною.

Печатается по копии. Отрывок впервые опубликован в журнале «Голос Толстого и Единение и Истинная свобода» (соединенный номер) 1920, стр. 16.

Датируется по содержанию (обыск в общине Алехина) и ответному письму М. А. Новоселова от 10 сентября 1889 г.

В письме (без даты), на которое отвечает Толстой, М. А. Новоселов сообщал, что получил от А. В. Алехина письмо с описанием обыска в их общине, высказывал свои мысли в связи с этим событием и писал о преследованиях его самого со стороны местных властей.

420. В. Г. Черткову от 9 сентября 1889 г.

* 421. П. И. Бирюкову.

1889 г. Сентября 12. Я. П.

Уже больше месяца нет от вас известий. Напишите, пожалуйста, да поподробнее о себе и своих. У нас всё хорошо. Переходим с наружной жизни на внутреннюю в обоих смыслах. Таня нынче едет в Москву, а оттуда с Сережей в Париж1 на месяц. Я посылаю к Гайд[ебурову] то, что почти кончил.2 Руг[ин] вам, верно, всё сказал. Пишите же, милый друг. Целую вас.

Л. Т.

На обратной стороне открытки:

Кострома. Павлу Ивановичу Бирюкову.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

1 C. Л. и T. Л. Толстые ездили в Париж на восьмую Всемирную выставку.

2 Толстой предполагал послать П. А. Гайдебурову для напечатания в «Неделе» повесть «Крейцерова соната» (см. т. 27, стр. 591).

422. H. Н. Страхову.

1889 г. Сентября 12. Я. П.

Дорогой Николай Николаевич!

Свое писанье,1 к[оторое] я почти кончил, я с Тат[ьяной] Андр[еевной]2 посылаю в П[етер]б[ург] для напечатания у Гайдебурова. Я выбрал Гайд[ебурова] п[отому], ч[то] его издание бесцензурно и не враждебно христианству. Условия мои одни — то, чтобы не б[ыло] условий и чтобы тут же заявить, что это сочинение не составляет ничьей собственности, и я прошу всех перепечатывать и переводить его. —

Говорят, что оно опять нецензурно, принимая во внимание нашу теперешнюю. Вообще вы поможете, я надеюсь и прошу вас, в этом деле, в печатании, в исключении, изменении чего нужно. Посылаю вам присланную мне моими кореспондентами по общ[еству] трезвости Бунге брошюру. Мне она очень понравилась, б[ыла] интересна, и показалось, что вам она также будет приятна, потому посылаю вам. Понравилось мне особенно то, что, по его мнению, совершенно обратно тому, что проповедуется всеми, всякий шаг физиологии вперед всё больше и больше рассеевает заблуждение об механическом объяснении всех явлений мира.

Ну, пока до свиданья, на том или этом свете. У