Скачать:TXTPDF
Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 65. Письма, 1890 — 1891 (январь-июнь)

Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 65. Письма, 1890 — 1891 (январь-июнь). Лев Николаевич Толстой

ПРЕДИСЛОВИЕ К ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТОМУ И ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТОМУ ТОМАМ

I

В 65 и 66 томах Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого публикуются его письма за 1890—1893 гг.

Это был период, когда Толстой, завершив работу над «Крейцеровой сонатой» и в основном над «Плодами просвещения», приступил к созданию «Воскресения». В эти же годы он усиленно трудился над произведениями публицистического характера, среди которых надо особенно отметить статьи о голоде.

В публикуемых здесь письмах многократно и с большой силой звучит голос Толстого-обличителя.

Толстой с ненавистью и гневом говорит о преступлениях царского самодержавия, о произволе чиновников и паразитизме эксплуататоров. Он разоблачает гнусное лицемерие властей по отношению к трудовому народу: «И они всё его хотят опекать и научать. Взять человека, напоить пьяным, обобрать, да еще связать его и бросить в помойную яму, а потом, указывая на его положение, говорить, что он ничего не может сам и вот до чего дойдет, предоставленный самому себе — и, пользуясь этим, продолжать держать его в рабстве. Да только перестаньте хоть на один год спаивать его, одурять его, грабить и связывать его и посмотрите, что он сделает и как он достигнет того благосостояния, о котором вы и мечтать не смеете»1.

Толстой возмущается изуверской жестокостью царского правосудия, грубостью насильственных мер, применяемых им для подавления революционного движения: «Вы, верно, слышали про страшную историю повешения в Пензе двух крестьян из 7, приговоренных к этому за то, что они убили управляющего, убившего одного из них… Об ужасах, совершаемых над политическими, и говорить нечего»2.

С безжалостным сарказмом говорит Толстой о церковниках, насаждающих суеверия в народе, о тех «просвещенных» представителях господствующих классов, которым выгодно поддерживать ложь церкви: «Враг истины есть невежество суеверия; выросшие же на этом невежестве церкви, и наша, и католическая, и протестантская иерархия, суть грибы, растущие на этом навозе. Покуда будет невежество, будут иерархии, попы, папы, мощи, причастия, семинарии, академии, догматы, троицы и воскресения… До тех пор, пока есть почва для этих суеверий и невежества, не только среди неученых, но и среди ученых классов (примерспиритизм) будут и эти наросты…»3 «Все эти архиереи, мандриты и т. п. в глубине души, когда они раздеваются и ложатся спать, знают, что всё, что они проповедуют, всю эту троицу и таинства, и церкви, что всё это ужасный вздор, в который нельзя верить и с которым нельзя жить и тем более умирать»4.

Очевидна внутренняя связь цитируемых писем Толстого с наиболее сильными обличительными страницами «Воскресения». Письма эти дают возможность судить о процессе нарастания в сознании художника того горячего, страстного протеста против буржуазно-помещичьей монархии и всех ее устоев, который начался давно и несколько лет спустя получил гениальное художественное воплощение в его романе.

Вместе с тем в публикуемых здесь письмах часто проявляются кричащие противоречия мировоззрения Толстого.

В. И. Ленин указывал, что учение Толстого следует рассматривать «не как индивидуальное нечто, не как каприз или оригинальничанье, а как идеологию условий жизни, в которых действительно находились миллионы и миллионы в течение известного времени»5. «…Противоречия во взглядах и учениях Толстого не случайность, а выражение тех противоречивых условий, в которые поставлена была русская жизнь последней трети XIX века»6.

Выражая идеи и настроения, сложившиеся у миллионов русских крестьян в эпоху подготовки буржуазной революции в России, Толстой гневно бичевал господствующие классы, восставал против социального зла, но глубоко заблуждался в решении вопроса о путях преодоления этого зла. И эти заблуждения отразились во многих его письмах.

Читая письма Толстого, относящиеся к последним десятилетиям его жизни, надо иметь в виду, что соотношение «разума» и «предрассудка» в них не совсем такое, как в его художественных произведениях. Разумеется, ложная религиозно-философская доктрина Толстого наложила существенный отпечаток и на его художественное творчество. Но в романах и повестях Толстого, как правило, происходит победа трезвого реализма художника над иллюзиями и предрассудками его доктрины; правда жизни, воплощенная в искусстве, оказывается убедительнее и сильнее, чем проповедь новой, очищенной религии. Иное видим мы в некоторых статьях Толстого, а тем более во многих его письмах. Здесь острая критика буржуазнопомещичьего общества и государства часто сопровождается настойчивыми призывами к непротивлению злу, к нравственному самоусовершенствованию как наилучшему якобы способу разрешения всех назревших социальных проблем. Порою в письмах Толстого, особенно в тех, которые написаны в ответ на вопросы русских и иностранных толстовцев, на первый план выступает именно «предрассудок», непротивленчество. Об этом свидетельствует и материал рассматриваемых томов. Немало страниц в этих томах заполнено наивнейшими рассуждениями на тему

о спасительности целомудрия, о нравственной пользе вегетарианства и т. п.; во многих письмах пространно разрабатываются утопические рецепты спасения от социальных зол на основе «закона Христа».

В. И. Ленин писал: «Протест миллионов крестьян и их отчаяние — вот что слилось в учении Толстого»7. Толстой отражал накипевшую ненависть и гнев народных масс против угнетателей,

и это давало ему возможность подняться в художественных произведениях до небывалых, никем до него не достигнутых высот реалистического изображения жизни. Но Толстой отражал и «отчаяние» крестьянских масс, их политическую невоспитанность и слабость, и это в известной мере сковывало его как художника; сковывало не только потому, что предрассудки входили в образную ткань его произведений, но и потому, что эти предрассудки приводили его порою к неверным взглядам на собственное творчество,

В письме к П. И. Бирюкову от 17 января 1890 г. Толстой говорит о своей работе над комедией «Плоды просвещения»: «По случаю игры комедии я всё поправлял ее и даже после исправлял ее. Очень низкое и увлекающее занятие…» Даже свою работу над «Воскресением» он характеризует как «низкое ремесленное занятие», к которому «полезно относиться презрительно»8.

Мы видим здесь яркое свидетельство той внутренней борьбы, которая происходила в Толстом. Заложенная в нем могучая творческая сила властно влекла его к работе над художественными произведениями, но ложная христианская мораль побуждала его смотреть на писательскую деятельность, — на ту именно деятельность, которая принесла ему бессмертие! — как на «низкое» занятие. Религиозные воззрения Толстого таким образом вступали в острейший конфликт с природой его художественного творчества. И то, что Толстой, наперекор собственным неверным взглядам, не отказывался от литературной работы, не прекращал ее, знаменовало торжество творческого разума художника над его заблуждениями.

Борьба противоречий в сознании Толстого особенно ясно видна в его письмах, адресованных приверженцам его доктрины.

«Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества, — писал Ленин, — и поэтому совсем мизерны заграничные и русские «толстовцы», пожелавшие превратить в догму как раз самую слабую сторону его учения»9.

В последние десятилетия жизни Толстого вокруг него начала формироваться своего рода секта. В эту секту входили и кающиеся дворяне, и «опростившиеся» интеллигенты, и отдельные представители крестьянства. Эти «мизерные» толстовцы по сути дела были далеки от Толстого, как небо от земли. Они не могли и не хотели понять ни величия писательского гения Толстого, ни обличительной, мятежной сущности его реалистического творчества.

Отношение Толстого к этим людям, называвшим себя его «единомышленниками», было весьма сложным. Он нередко оказывал им чрезмерное внимание и доверие, но вместе с тем он много раз вступал с ними в споры. Ему претило сектантское высокомерие толстовцев, их фанатизм, их попытки замкнуться и обособиться в узкую касту «избранных». В противовес настойчивым попыткам толстовцев порвать все связи с обществом, создать для себя особые условия жизни, удалиться из городов и жить «по закону Христа» в изолированных колониях, Толстой утверждал: «Внешние условия жизни не только не надо искусственно устраивать, но надо всячески стараться избегать внешнего устройства, потому что ничто так не убивает внутреннее, как внешнее, и ничто так не развивает лицемерие (самого страшного врага истины), лицемерие, гордость, неуважение к людям, как приписывание значения внешним формам жизни»10. Предложение одного из толстовцев, И. Файнермана, созвать в Ясной Поляне съезд «единомышленников», чтобы обсудить их дальнейшие планы, встретило со стороны Толстого резкий отпор. Толстой решительно осудил попытки «искания единения с людьми, — с известными, избранными людьми». Он писал: «Где та печать, по которой мы узнаем наших? Не грех ли выделять себя и других от остальных? И не есть ли это единение с десятками — разъединение с тысячами и миллионами?»11

Эти строки свидетельствуют, как громадно было расстояние между великим художником, отразившим настроения и чаяния миллионных крестьянских масс, и горсткой оторванных от народа сектантов, цеплявшихся за букву толстовской догмы.

II

Центральным событием жизни Толстого в рассматриваемый период была его большая общественная деятельность по оказанию помощи крестьянам, пострадавшим от голода.

Голод, охвативший значительную часть территории России в 1891—1892 гг., не был следствием одной только засухи. Основная причина его лежала глубже. В пореформенной России земледелие было «в руках разоренных, обнищалых крестьян, которые вели устарелое, первобытное хозяйство на старых крепостных наделах, урезанных в пользу помещиков в 1861 году»12. Неурожайные годы ускорили и усилили то массовое разорение крестьянских хозяйств, которое совершалось на протяжении предшествовавших тридцати лет. Голод 1891—1892 гг. обнаружил, до какого чудовищного, нечеловеческого обнищания дошли широкие массы тружеников русской деревни, отягощенной пережитками крепостничества, отданной на поток и разграбление бурно развивающемуся капитализму.

В голодные годы с особенной силой проявилась та «быстрая, тяжелая, острая ломка всех старых «устоев», старой России», которая «отразилась в произведениях Толстого-художника, в воззрениях Толстого-мыслителя»13. Те проблемы, которые глубоко волновали Толстого в течение многих лет, в связи с голодом встали перед ним с новой, небывалой, мучительной остротой.

Толстой не мог оставаться безучастным к народному бедствию. Он не мог и не хотел ограничиться обычными для людей его социального круга формами помощи: сбором пожертвований, раздачей милостыни. В течение двух лет он отдавал все свои силы практической работе по спасению голодающих. Поселившись с группой сотрудников в одном из районов, пострадавших от неурожая (в деревне Бегичевке Рязанской губернии), всемирно прославленный 63-летний писатель лично занялся массовым устройством столовых, где неимущие крестьяне получали бесплатное питание. Толстой обходил крестьянские дворы, проводил перепись особо нуждающихся, ездил по деревням, наблюдая за работой столовых, закупал продукты, распределял продовольствие и дрова по столовым, вникая во все хозяйственные мелочи, связанные с организацией помощи голодающим.

Письма Толстого, помещенные в 66 томе, ярко характеризуют его самоотверженную, кипучую практическую деятельность по оказанию помощи пострадавшим от голода. И они отражают в то же время ту острейшую внутреннюю борьбу, которая происходила в сознании писателя.

Толстой прекрасно понимал, что голод, вспыхнувший в 1891 г., не представлял собою кратковременного, преходящего бедствия, а явился обострением тех бедствий, от которых народ страдал уже давно. Толстой писал Н. С. Лескову 4 июля 1891 г., что голод — это «больший, чем

Скачать:TXTPDF

Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 65. Письма, 1890 — 1891 (январь-июнь) Толстой читать, Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 65. Письма, 1890 — 1891 (январь-июнь) Толстой читать бесплатно, Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 65. Письма, 1890 — 1891 (январь-июнь) Толстой читать онлайн