и сам заразившийся проказой.
103. Ф. Б. Гецу.
1890 г. Июня 30. Я. П.
Благодарю вас за присылку книг,1 я прочту их.
Впрочем, в предпоследнем письме вашем,2 писанном из Ясенков, вы вполне ответили или скорее объяснили мне мою ошибку о степени высоты требований еврейской этики, указав на различие того, что требуется от всех, и того идеала совершенства, кот[орый] представляется тем, кот[орые] в силах итти к нему. Я составил мое мнение тогда преимущественно по вашей же книге об евр[ейской] этике и очень рад был разубедиться в этом.
Рад потому, что для меня равенство всех людей — аксиома, без кот[орой] я не мог бы мыслить. То, что заложено в сердце одного человека, лежит и в сознании всякого другого, и то, что лежит в сознании одного народа, то лежит и в сознании всякого другого. Смотрят только люди и народы с разных сторон. Высота же их или низость — уровень их один и тот же. И потому я теоретически признавал всегда то, что вся высота христианского учения доступна всякому народу, тем более еврейскому, из к[оторого] оно вышло.
Мешает этому, я думаю, преимущественно та исключительность, та особенная миссия, которую приписывают себе евреи. Знать свою миссию народу, как человеку свое призвание, не только не нужно, но вредно. Человек и народ должен всеми силами делать то, что составляет его призвание, а не определять его, так как определить его и нельзя до самой смерти. — Призвание определяется после смерти. Последние часы, минуты могут придать смысл всей предшествующей деятельности, или погубить ее, — и потому, пока жив, ни на минуту не надо отвлекаться рассуждениями праздными о том, в чем состоит моя миссия, — от исполнения ее; кроме того, рассуждения о миссии еврейства, обособляя еврейство, делают его отталкивающим, для меня по крайней мере. Как противно, отвратительно англосаксонство, германство, славянство (в особенности мне славянство), так противно еврейство,3 как какое-то сознанное, обособленное начало, возведшее себя4 самозванно в какую-то должность и чин.
Есть люди более или менее разумные (и потому свободные) и добрые — и чем они разумнее и добрее, тем они теснее, органичнее сливаются друг с другом воедино, будь они германцы, англосаксонцы, евреи или славяне, тем они дороже друг другу; чем они менее разумны и добры, тем более они распадаются и становятся ненавистными друг другу. И потому кажется, что и еврею, и зулу,5 и русскому больше нечего и делать и не к чему иному стремиться, как к тому, чтобы быть как можно разумнее и добрее, забывая о своем славянстве или еврействе, что и давайте с вами делать.
Л. Толстой.
Печатается по публикации в журнале «Летопись» 1916, 3, стр. 220—221, где впервые напечатано полностью. Впервые опубликовано, с пропуском нескольких слов и датой «5-го июля 1890 г.», в книге: Ф. Б. Г[ец], «Слово подсудимому!», СПб. 1891, стр. X—XII. Дата машинописной копии из AЧ подтверждается записью в Дневнике Толстого 30 июня (см. т. 51, стр. 56).
Ответ на письмо Ф. Б. Геца из Царского Села от 14 июня 1890 г., написанное после подписания Толстым составленного В. С. Соловьевым протеста. См. письмо № 34. Гец благодарил Толстого за подписание протеста.
1 Гец прислал Толстому несколько книг по вопросу этики талмуда.
2 Письмо Геца из Москвы от 29 мая 1890 г.
3 Об этом же см. запись в Дневнике Толстого 10 мая 1890 г. (т. 51, стр. 41).
4 В «Летописи» вместо: себя напечатано: его. Исправляем по машинописной копии из AЧ.
5 В «Летописи» вместо: и зулу напечатано: и германцу. В статье «Слово подсудимому» эти слова пропущены. Исправляем по машинописной копии из AЧ.
* 104. И. И. Горбунову-Посадову.
1890 г. Июня 30. Я. П.
Дорогой Иван Иванович!
Как странно, что ваше предпоследнее письмо, разъехавшееся с моим, было как бы отголоском того самого, что я писал вам, именно о том, что надо дорожить сознанием ясным своей неправоты, а не стараться заглушать это сознание разговором о ней (о неправоте) с другими. —
Что это ваши глаза? Неужели не лучше?1 Посылаю вам воззвание общества трезвости, основавшего[ся] в Цюрихе. Хорошо бы перевести и напечатать где-нибудь это воззвание.2 Есть общие мысли с моей статьей, о кот[орой] я всё ничего не знаю. Я дал ее Дунаеву для передачи Гольцеву.3 Пишите мне чаще. Иванову4 скажите, что Сытин5 взял его переделку, Маша должна была написать ему.
Я совсем здоров и тужу о том состоянии, в к[отором] был больной: далеко я ушел в дурную сторону от того состояния. Поша б[ыл] у Алехиных, а с нами переписался только, но не был.
Прощайте, целую вас.
Л. Толстой.
Дата определяется записью в Дневнике Толстого 1 июля (т. 51, стр. 56) и упоминанием этого письма под датой«30 июня» в Списке В. Г. Черткова.
Ответ на два письма Горбунова без даты.
1 Письма И. И. Горбунова написаны под диктовку его братом Н. И. Горбуновым, так как у И. И. Горбунова болели глаза.
2 «Воззвание швейцарского Цюрихского общества трезвости» опубликовано в русском переводе в сборнике «Против пьянства», изд. «Посредник», М. 1893.
3 Статья Толстого «Для чего люди одурманиваются?». См. т. 27 и прим. 3 к письму № 63.
4 Николай Никитич Иванов (1867—1913), был одно время сотрудником «Посредника». См. о нем письма 1894 г., т. 67. При письме к Толстому от 29 мая прислал переделку лубочной книжки для Сытина «Пантюшка, Сидорка и Филатка в Москве. Сцены» (издана Сытиным в 1891 г.).
5 Иван Дмитриевич Сытин (1851—1935), книгоиздатель. См. т. 63, стр. 414—415.
105. А. В. Жиркевичу.
1890 г. Июня 30. Я. П.
Александр Владимирович!
Я получил вашу книжку и письмо тогда же, во время моей болезни, и прочел их. Вы спрашиваете моего мнения о книге и совета.
Совет мой тот, чтобы оставили литературные занятия, в особенности в такой неестественной форме, как стихотворная. — Простите меня, если мои слова оскорбят вас, но старому лгать, как богатому красть, незачем и стыдно. Правда же может быть полезна. Книжка ваша не может никого увлечь и никому ни на что не может быть нужна. А между тем, она стоила вам, очевидно, большого и продолжительного труда. Вы спрашиваете: есть ли у вас то, что называется талантом? По-моему — нет. Продолжать ли вам писать? Нет, если мотивы, побуждающие вас писать, будут такие же, как и те, кот[орые] побудили вас написать эту книгу. — С вашим мнением о том, что есть искусство, я совсем несогласен.1
Писать надо только тогда, когда чувствуешь в себе совершенно новое,2 важное содержание, ясное для себя, но непонятное людям, и когда потребность выразить это содержание не дает покоя.
Для того же, чтобы выразить это содержание наиболее ясно, пишущий будет употреблять все возможные средства, будет освобождать себя от всяких стеснений, препятствующих точной передаче содержания, а никак не спутает, стеснит себя обязательством выражать это содержание в известном размере и с известным повторением созвучий на определенных расстояниях.
Человек мыслит словом, как утверждает Макс Мюллер —3 без слов нет мысли, и я совершенно согласен с этим. Мысль же есть та сила, которая движет жизнью и моей, и всего человечества. И потому несерьезно обращаться с мыслью есть грех большой, и «verbicide»4 не меньше грех, чем «homicide».5
Я сказал, что у вас нет, по-моему, того, что называется талантом, я этим хотел сказать, что у вас нет в этой книге того блеску, образности, которые считаются необходимыми для писателя и называются талантом, но кот[орый] я не считаю нужным для писателя.
Для писателя, по-моему, нужна только искренность и серьезность отношения к своему предмету. А это будет ли у вас или нет, никто не может знать, и я не знаю. Могу только сказать, что когда у вас будет такое отношение к предмету, вас занимающему, тогда пишите, и тогда то, что вы напишете, будет хорошо.
Мне очень больно думать, что я этим письмом вызову в вас недоброжелательное к себе чувство, и буду вам очень благодарен, если вы ответите мне.
Любящий вас Л. Толстой.
Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», 37-38, М. 1939, стр. 418. Дата определяется записью в Дневнике Толстого 30 июня (см. т. 51, стр. 56).
Александр Владимирович Жиркевич (1857—1927) — военный юрист, поэт и археолог.
В письме из Вильны от 28 мая 1890 г. А. В. Жиркевич сообщал, что послал Толстому свою поэму «Картинки детства», изданную под псевдонимом «А. Нивин» (тип. т-ва «Общественная польза», СПб. 1890), просил высказать о ней свое мнение и дать совет, следует ли ему продолжать заниматься литературой; приводил сочувственные отзывы о своей книге И. А. Гончарова и И. Е. Репина.
1 Свой взгляд на искусство Жиркевич изложил в надписи на присланном Толстому экземпляре книги. Экземпляр этот в яснополянской библиотеке не сохранился.
2 Зачеркнуто: неизвестное, непонятное людям
3 Макс Мюллер (Мах Müller, 1823—1900), автор ряда трудов по языковедению и истории религий. Толстой имеет в виду мысль Мюллера, высказанную в его книге «Lectures on the science of language» (русское издание: «Наука о языке», Воронеж 1868. См. вып. I, стр. 62, 63 и 68).
4 [«убийство слова»]
5 [«убийство человека».]
А. В. Жиркевич ответил Толстому письмом от 14 июля 1890 г. (см. «Литературное наследство», 37-38, М. 1939, стр. 418—420).
* 106. В. П. Золотареву.
1890 г. Июня 30. Я. П.
Спасибо за письмо, милый друг, Вас[илий] Петр[ович].
Я затерял его и отвечаю без него, отвечаю только с тем, чтобы сказать, что я его получил. Получил и статью.1 Она очень нравится. Тут был Ге (старший) и, читая ее, пришел в восхищение. Страхов, критик строгий, тоже одобрил. Это приятно, но не важно. Как вы живете? Какие отношения с людьми? Недавно думал: чем хуже условия жизни в мирском смысле, тем больше матерьяла для работ[ы] в духовном. Я совсем здоров, понемногу работаю.
Все мои вам кланяются и поминают добром.
Л. Толстой.
Дата машинописной копии из AЧ.
1 Статья В. П. Золотарева о «Крейцеровой сонате». См. прим. к письму № 84.
*107. Е. А. Лёве (Eugen von Loewe).1
1890 г. Июня 30. Я. П.
С большим удовольствием изъявляю свое согласие на напечатание перевода Послесловия в Крейцеровой Сонате. Надеюсь, что рукопись, с которой сделан перевод, последняя версия, кончающаяся словами «а то и другое дано нам».
Пишу это, потому что как «Крейцерова Соната», изданная по-немецки, есть перевод с неверной рукописи,1 так и послесловия был список неокончательный.
Печатается по машинописной копии из AЧ. Дата копии.
Евгений Августович Лёве (Eugen von Loewe) — преподаватель немецкого языка в Петербургском первом реальном училище; обратился к Толстому с письмом на русском языке от 18 июня 1890 г. с просьбой разрешить напечатать его перевод на немецкий язык послесловия к «Крейцеровой Сонате».
1 См. прим.
