находиться христианин положении, будет зависеть от условий, в которых его застало сознание истины, и от степени чуткости его к страданиям других. Его поступки могут привести его на виселицу, в тюрьму, в ночлежный, но могут привести его и во дворец и на бал. Важно не положение, в котором находится человек, а те поступки, которые привели его в то положение, в котором он находится; судьей же в этих поступках может быть только он сам и бог.

Но вы скажете: поэтому человек, исповедуя христианское учение, может, под предлогом того, что он не хочет оскорбить близких людей, продолжать жить греховной жизнью, оправдывая себя мнимой любовью к богу и ближнему. Да, может, но точно так же может, как и человек, который, устроив себе безгрешное (или кажущееся ему таковым) положение земледельца, может жить в нем только для того, чтобы хвалиться этим положением перед людьми. В том и в другом случае суждение невозможно, и в том и в другом случае опасность одинакова. Для первого опасность в том, что, продолжая жить ради любви к людям, в мирских условиях жизни, соблазняешься этими мирскими условиями и пользуешься ими не потому, что не можешь иначе, а по своей слабости, это я испытываю часто; для второго опасность в том, что, поставив себя сразу в те условия жизни, которые считаешь праведными, живешь в этих условиях, не стараясь итти вперед к совершенству любви, а гордясь своим положением, презирая и не любя всех тех, которые не находятся в этом положении; и это я испытывал, только не так часто. Путь узкий в обоих случаях, и знает о том — стоит ли он на пути, только тот, кто идет, и бог. Судить же одному о другом нельзя и по различию положения, и более всего по различию степени чуткости душевной. Один человек, оставив жену, или мать, или отца, огорчив и озлобив их своим оставлением, не делает почти дурного поступка, потому что он не чувствует всей причиняемой боли; другой, сделав тот же поступок, сделал бы гадкий поступок, потому что он чувствует вполне боль, которую причиняет. Судить о богатстве, красоте, силе людей мы можем, но о степени праведности их не то что запрещено нам, но мы не можем судить. И это великое благо. Если бы могли судить, мы бы не могли любить некоторых людей; а не будучи в состоянии судить, у нас нет препятствий любить всех. Одно только мы знаем, что сказано Мф., VІ, что для человека положение, в котором люди хвалят, невыгоднее, чем то, в котором ругают. В первом случае к делу божью может примешиваться желание похвалы людской, во втором случае, если что делается для бога, то только для него.

Еще скажу вам вот что: положим, шел человек без дороги, мучаясь, целиком, и потом нашел дорогу и пошел к ней сам и указал ее другим людям. Неужели люди, увидав дорогу и вместе с тем заметив, что человек, указавший им ее, идет еще целиком, подумают, что человек усомнился в преимуществе дороги перед бездорожьем, и даже сами усомнятся в том, что по дороге лучше итти, чем без нее? Всё, что могут подумать люди, увидав, что выведший их на дорогу человек не идет еще по ней, это то, что есть какие-то невидные им причины, мешающие ему выйти на дорогу (овраг, ручей), сами же они никак не усомнятся. И потому, если вы осуждаете меня просто как человека, вы делаете неправильно, судя по моему положению (и даже не по положению, а по суждению другого человека, превратно описывающего это положение), то поступаете неправильно, как мы все поступаем, судя о других людях. Если же вы судите обо мне, как вы говорите, как о вашем руководителе к истинному благу, то еще более неправильно, предполагая, что человек, познавший благо, может бросить его и вернуться опять к злу, от которого он только что спасся. Мы всё забываем, что учение Христа не есть учение вроде Моисеева, Магометова и всех человеческих учений, учение о правилах, которые надо исполнять. Учение Христа есть Евангелие, т. е. учение о благе. Кто жаждет, иди и пей. И потому в этом учении нельзя никому ничего предписывать, никого ни в чем укорять, никого судить. Иди и пей, кто жаждет, т. е. бери то благо, которое нам открыл дух истины. Как же предписывать пить или быть блаженным? Нельзя и укорять человека за то, что он не пьет, или не блажен, нельзя и судить за это. Одно, что можно, что и делали и всегда будут делать христиане, это чувствовать себя блаженным и желать сообщить этот ключ к блаженству другим людям. Вопрос, который вы затронули, занимал меня давно, и я часто встречал недоразумение в этом смысле и потому рад был случаю высказаться.

Если вас огорчило то, что на ваш вопрос: заехать ли ко мне? я ответил: лучше нет,2 то мне очень жаль. Ответил же я так, как я отвечаю всем без различия людям, которые спрашивают меня: можно ли приехать. Жизни мне осталось мало, а дела представляется много. Но когда приезжают прямо, не спрашивая, то я бываю рад всем людям, особенно близким по духу и которым кажется, что я могу быть полезен.

Печатается по машинописной копии из AЧ. Небольшой отрывок с искажениями под заглавием «Иди и пей» напечатан в «Спелых колосьях», 1, стр. 17—18. Почти полностью с многочисленными искажениями и с заглавием «Не судите» опубликовано в «Спелых колосьях», 2, стр. 97—100. Дата «6 февраля 1890 г.», имеющаяся на копии, не подтверждается записями в Дневнике Толстого. Судя по Дневнику, письмо было написано 2 февраля (см. т. 51, стр. 16).

Ефим Николаевич Воробьев (1852—1914) — в 1890 г. был начальником станции Деконской, Донецкой ж. д. См. т. 64, стр. 316.

Ответ на письмо Воробьева от 29 января 1890 г., в которое была вложена газетная вырезка (она не сохранилась) о бывшем в доме Толстых зимой 1889/90 г. костюмированном вечере, на котором присутствовал Толстой и в котором он, по словам Воробьева, «принимал участие…. может быть, во фраке и в галстуке». Воробьев, считая, что такой поступок Толстого является «отступлением от его проповеди», просил опровергнуть это сообщение, чтобы не дать повод к обвинению Толстого в фарисействе. См. письмо № 19.

Об упоминаемом вечере см. Н. В. Давыдов, «Из прошлого», М. 1913, стр. 266—267.

1 См. письмо Толстого к Е. Н. Воробьеву от начала октября 1889 г., т. 64, стр. 315—316. Ответ Воробьева неизвестен.

2 О своем желании приехать к Толстому Воробьев сообщал в письме с почтовым штемпелем: «Донецкая, 16 ноября 1889».

* 13. Р. Лёвенфельду (R. Löwenfeld). Неотправленное.

1890 г. Февраля 6. Я. П.

Милостивый Государь,

Отвечаю по пунктам на ваши вопросы. 1) Я не знаю никакой подробной биографии и полагаю, что таковой нет.

2) Дать какому-либо издателю исключительное право издания я считаю противным моим взглядам и не имеющим никакой цели.

3) Как «соната», так и комедия еще не появлялись в печати, и списки, которые ходят по рукам в Москве и Петербурге, списки неверные.1 Когда у меня будут оттиски, я доставлю вам; но вперед говорю, что это очень сомнительно, и вернее бы было, если бы вы поручили это кому-нибудь в Москве помимо меня.

Адреса, который вы потеряли, я тоже не могу вспомнить.

Желаю вам всего лучшего.

Лев Толстой.

Дата «6 февр.» поставлена перед текстом письма рукой М. Л. Толстой. Письмо отправлено не было. Лёвенфельду ответила М. Л. Толстая, к письму которой Толстой сделал приписку. Текст этой приписки неизвестен.

Рафаил Лёвенфельд (Raphael Löwenfeld, ум. 1910) — профессор по кафедре славянских языков в Бреславльском университете, с 1900 г. директор Шиллеровского театра в Берлине; в 1888 г. редактор журнала «Nord und Süd»(«Север и юг»); переводчик Толстого и других русских классиков на немецкий язык; автор биографии Толстого «Leo N. Tolstoj, sein Leben, seine Werke, seine Weltanschaunung», R. Wilhelmi, Berlin 1892 («Лев H. Толстой, его жизнь, произведения, миросозерцание»), книги «Gespräche über und mit Tolstoj», Berlin 1891 («Разговоры с Толстым и о Толстом») и многих статей о Толстом. С Толстым познакомился в июле 1890 г. в Ясной Поляне.

В письме на немецком языке из Берлина от 7 февраля нов. ст. Лёвенфельд сообщал, что послал Толстому две свои статьи о нем и его произведениях и собирается писать книгу о Толстом, которая выйдет в издании Рихарда Вильгельми в Берлине. В связи с работой над этой книгой Лёвенфельд задавал Толстому три вопроса: 1) Не появилась ли где-либо подробная биография Толстого на русском языке? 2) Имея намерение издать вместе с Р. Вильгельми собрание произведений Толстого в тщательном, точном немецком переводе, Лёвенфельд просил авторизации перевода. 3) Спрашивал, не может ли Толстой прислать ему литографированные экземпляры «Крейцеровой сонаты» и «Плодов просвещения».

1 Ходившие по рукам «списки», то есть копии, преимущественно литографированные, этих произведений были сделаны не с последней редакции. Так, литографированные копии «Крейцеровой сонаты» были сняты со списка рукописи, помеченной 26 августа (надо — 28 августа) 1889 г., тогда как повесть эта была закончена около 8 декабря. Все заграничные издания «Крейцеровой сонаты», вышедшие в 1890 г., переведены с версии 28 августа.

Ответ Лёвенфельда на письмо М. Л. Толстой неизвестен. Из его письма к С. А. Толстой от 8 марта видно, что, получив письмо М. Л. Толстой, он вновь написал Льву Николаевичу, прося о праве напечатать на своем издании собрания произведений Толстого: «С одобрения автора», и что в ответ на свою просьбу он получил краткое письмо от Т. Л. Толстой, помеченное «16 февраля 1890», в котором это разрешение было дано.

14. В. И. Алексееву.

1890 г. Февраля 10. Я. П.

Нет у меня теперь рукописи. Если вы прежде не достанете, то пришлю, как только будет. Мне нужно и дорого ваше впечатление. Содержание того, что я писал, мне б[ыло] так же ново, как и тем, к[оторые] читают. Мне в этом отношении открылся идеал, столь далекой от действительности моей, что сначала я ужаснулся и не поверил, но потом убедился, покаялся и порадовался тому, какое радостное движение предстоит другим и мне, пока еще жив, для этой ясно обозначившейся цели — так далеко стоящей впереди нашей гнусной действительности. Желаю и надеюсь, чтобы вам пришлось по душе. Надеюсь, п[отому] ч[то] оно обличает, заставляет каяться. А покаяние из страдания делает благо.

Л. Т.

На обороте: Г. Самара. Управление Оренб[ургской] жел. дороги. Владимиру Алексеевичу Осипову для передачи В. И. Алексееву.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12,