одного, что только нужно: исполнять учение, несмотря на напряжение труда, нечистоту, вшей, бедность, нужду. И потому нельзя делать достаточных усилий и жертв для того, чтобы из разговоров и чувств христианских перейти к делам, от верчения под горой перейти к первым шагам в гору, как вы делаете. Это я вижу всей жизнью своей. Но (теперь говорю о вас) жертвовать для перехода к делу от разговоров можно всем, только не тем, чем везешь, не гужами. Т. е. не нарушить любви, не сентиментальности, но доброжелательства к людям, любовной связью с людьми, с мышами даже, — с богом. И это в свободные от увлечений минуты совесть указывает ясно. А то я бросил всё мирское, живу по-христиански, а в душе у меня мысль о человеке, который ненавидит меня и от ненависти или хоть только нелюбви которого я страдаю, как было бы у меня, если бы я бросил жену. Но это вы знаете так же, как и я.

Другое же, и главное, вот что. Барышня раз пришла ко мне спрашивать, как ей жить по-хорошему.5 Я ей и говорю: живите, как вы считаете хорошим. А то если я вам скажу, то вы будете жить по моей совести, а это неудобно, надо каждому жить по своей совести и немного ниже ее. Жить самое лучшее так, чтобы было немножко ниже своей совести, с тем, чтобы догонять свою совесть в то время, как она вперед уходит, как фонарь, который несешь впереди себя на палке. Это самое лучшее. Тогда всегда человек недоволен собой, не отвечает требованиям своей совести, кается и идет вперед — живет. Жить много ниже своей совести дурно — отчаиваешься догнать ее и замираешь; жить выше ее нехорошо, потому что может случиться то, что с Петром с петухом,6 и что еще хуже, что если не отречешься, то дойдешь до своей совести и остановишься.

Вот этого чтобы не было с вами, милый, дорогой друг. Пишу это не потому, что замечаю это в вас — нисколько, а только потому, что это может быть. Целую вас, жену7 и детей. Я, поминая вас, как вы смеялись, дописал комедию, и совестно. Теперь много работ, хочется кончить,8 да нет энергии. Отца жду. Картину его очень полюбил.

Все вас любят наши. Л. Т.

Печатается по копии М. Л. Толстой. Одна фраза с искажениями под заглавием «Свеча» напечатана в «Спелых колосьях», 1, стр. 41. Три небольших отрывка, с многочисленными искажениями, добавлениями и пропусками, напечатаны, под заглавиями «Норовистая лошадь», «Барышня» и «Мышь», в «Спелых колосьях», 2, стр. 84, 85 и 100—101. Дата начала письма определяется упоминанием о нем в письме № 15 и записью в Дневнике Толстого 11 февраля (см. т. 51, стр. 17). Дата окончания письма взята с копии.

1 Это письмо Н. Н. Ге неизвестно.

2 В. Г. Чертков в письме от 20 января прислал Толстому два письма H. Н. Ге-сына (без даты).

3 См. об этом в письме № 60.

4 См. письмо № 12.

5 Ср. запись в Дневнике Толстого 23 ноября 1888 г., т. 50, стр. 3.

6 По евангельскому преданию, апостол Петр трижды отрекся от Иисуса под страхом гонений за общую с ним веру.

7 Н. Н. Ге (сын) был женат на крестьянке Черниговской губ. Агафье Игнатьевне Слюсаревой (1856—1903).

8 См. письмо № 5. Кроме того, в феврале 1890 г. Толстой работал над «Послесловием» к «Крейцеровой сонате». См. записи в его Дневнике 30 января, 3, 4 и 5 февраля (т. 51, стр. 16—17).

20. Н. А. Немолодышеву.

1890 г. Февраля 18. Я. П.

Из вашего письма я заметил, что вас очень занимают те вопросы, о которых вы пишете, и еще то, что вы об этих вопросах имеете самое превратное или, скорее, не имеете почти никакого понятия, и потому скажу вам то, что я думал об этих вопросах. Может быть, это поможет вам разобраться в них.

Вы пишете, что не надо делать усилий. Какие усилия? Делать усилия в темноте для того, чтобы работать как можно лучше, очень неразумно; но еще неразумнее не делать усилий для того, чтобы зажечь свет.

Человеку свойственно делать — и даже никогда не переставать делать — усилия. Усилие просветить себя, не в смысле приобретения каких-нибудь случайных знаний, а в смысле познания закона своей жизни, познания того, что должно и чего не должно делать, — нравственного закона. И насколько просвещен в этом смысле человек, насколько больше он сделал усилий, чтобы просветить себя, настолько меньше усилий ему нужно будет для того, чтобы радостно и спокойно делать то, к чему влечет его природа.

И потому я совсем не согласен с вами в том, что «надо поменьше, и главное, попроще думать». Напротив, надо думать как можно больше и лучше. Лучше думать значит то, чтобы, думая о предмете, пользоваться всем тем, что думали и думают об этом предмете лучшие мыслители, точно так же, как, думая о том, как противодействовать запору, или о том, от каких микроорганизмов происходят какие болезни, надо пользоваться всем тем, что думали и думают о тех же предметах люди, занимающиеся этими, очевидно, далеко не столь важными вопросами, как вопрос о том, что должно и чего не должно делать человеку, вопрос о нравственном законе. Простота же мысли о предметах происходит от двух противоположных причин: от совершенного непонимания вопроса и от глубокого всестороннего изучения его. То, разумеется, надо думать просто по второй, а не по первой причине.

Да, милый друг, простите меня, если вам неприятно покажется то, что я пишу, но подумайте о том, что пишу. Я пишу только любя вас.

Думать (и много самому с собой, а не с людьми, не перед людьми), думать надо об этом, не только главном, но единственном стоющем такой думы предмете, о том, как провести свою жизнь? Ошибиться в лекарстве, в операции — никакой беды нет для того, кто подвергается этой ошибке, умрет, но вся жизнь его останется, какою была. Ошибиться же в руководстве своей жизни ужасно, потому что вся жизнь погублена. А смерть придет сама собой.

Печатается по машинописной копии из AЧ. В ГМТ хранится черновик письма, написанный рукой Толстого, с некоторыми разночтениями. Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 30. Дата копии.

Никита Арсеньевич Немолодышев — врач. В 1888 г. состоял земским врачом в Данковском уезде Рязанской губ. и затем в Туле; в 1889—1890 гг. работал в Петербурге. С Толстым познакомился через врача H. Е. Богоявленского (о нем см. т. 63, стр. 192). Толстой писал Немолодышеву 31 декабря 1888 г. и в январе или начале февраля 1890 г. Письма эти неизвестны.

В данном письме Толстой отвечает на письмо Немолодышева из Петербурга, без даты, с почт. шт. «СПб. 14 февраля 1890», в котором Немолодышев, описывая свои впечатления от «собрания» в складе «Посредника» и от своего разговора с П. И. Бирюковым, между прочим замечал, что «стараться работать, силиться быть (не казаться, конечно) хорошим человеком — в этом ничего нет хорошего, лучше быть самим собой», и что «усилие не есть добро».

В Дневнике 17 февраля 1890 г. Толстой, отметив получение письма Немолодышева, набросал конспект своего ответа. См. т. 51, стр. 20.

* 21. Л. Л. Толстому.

1890 г. Февраля 21. Я. П.

Вот я и пишу тебе. Ты как будто нарочно сказал такое словечко, которое меня вызовет: о том, что ты хочешь бросать занятия. Не делай этого. Мало того, что не делай этого, не ослабляй своего напряжения к занятиям, не ослабляй, а увеличивай сознание нравственного долга продолжать занятия. А то все самые важные шаги в жизни ведь этак-то и делаются. Важные шаги делаются не с треском, заметно, а именно так — нынче не пошел, завтра не сел за работу, сказал: всё равно, а глядь через месяц, два уже сидишь в безвыходном положении — нет выбора, надо выходить. А выходить значит употребить свое время иначе. А как его употреблять-то иначе? С Фомичем1 и Бибиковым2 на охоту и т. п. Оно правда, что если у тебя это намерение кончить курс завинчено только в верхние планки людского мнения и самолюбия, то их легко отодрать и оно отстанет. Крепко будет только тогда, когда прихватишь винтами за сознание долга перед своей совестью и богом. И потому если не довинчено, винти. Я тебе отвертку дам, коли твоя не берет. Ну вот. А то это-то апатия: зачем ходить? к чему? да что? Это начало гниения. А коли запустишь и глубоко загниешь — шабаш.

У нас хорошо, даже очень хорошо живется. Если бы на что я мог жаловаться, так это на то, что хочется очень многое написать, а нет той свежести головы, при которой знаешь, что не испортишь, — и ничего почти не пишу. Но утешаюсь тем, что это и не нужно. Нужно жить получше. Ну вот и стараюсь. И ты старайся. А когда будешь стараться, тогда и решишь, выходить или не выходить. А пока нет светлого бодрого настроения, ничего не решай, а только старайся приходить в такое настроение.

Печатается по копии (неполной) рукой И. М. Трегубова из рукописной тетради П. И. Бирюкова: «№ 12. Письма к разным лицам [18]89—[18]90», стр. 27—29. Дата поставлена по машинописной копии из AЧ, воспроизводящей всего лишь четыре фразы письма.

Лев Львович Толстой (1869—1945) — третий сын Толстого. О нем см. в т. 63, стр. 199—200. Осенью 1889 г. Л. Л. Толстой поступил на медицинский факультет Московского университета, который к следующему учебному году оставил, перейдя на филологический факультет.

1 Михаил Фомич Крюков, слуга в семье Толстого.

2 Владимир Александрович Бибиков, сын старинного знакомого Толстого, владельца соседнего с Ясной Поляной имения Телятинки, Александра Николаевича Бибикова (1822—1886).

* 22. Д. А. Хилкову.

1890 г. Февраля 21. Я. П.

21 февраля 90.

Как вы живете, Дмитрий Александрович? Всё чаще и чаще вспоминаю о вас и хочется узнать про вас, общения душевного хочется. Материально живы ли, здоровы ли вы с женой1 и ребенком?2 Что ваши товарищи? Что знаете про Джунковских?3 —

4Мы живем нынешнюю зиму в деревне. Мне меньше суеты, да и думается, что недолго остается жить, и вот всё хочется написать всё то, что кажется нужным людям и неизвестно им. И потому больше пишу, чем в городе. Результаты же этого пока еще очень слабые — всё нездоровится и нет нужной ясности мысли. — С другой же стороны думаю, что всего, что хочется, никогда не напишешь, и что будет 80 лет [и]