доступное взгляду, но загробный день есть более отдаленное неизвестное, не видное мне, но тем более манящее, если я верю в свое движение. А движась, нельзя не верить в него.
Вы говорите, что на вас находят минуты сомнения. Я боюсь, что вы неверно называете эти минуты. Это не сомнение, у меня по крайней мере, но минуты усыпления, минуты, когда от усталости или других причин закрываются духовные глаза; но я знаю тогда, что я не слепой и не во мраке, а что глаза мои на время закрыты, и спокойно жду, когда они опять откроются. Пишу вам то, что всей душой всегда думаю.
Всей душой сочувствую вашему испытанию, дорогая и милая Лизавета Владимировна. Помоги вам бог расти духовно в тех испытаниях, к[оторые] встречаются на вашем пути. Если вам не больно, напишите мне кратко, как и отчего умерли ваши дети. Поцелуйте от меня вашего мужа.
Любящий вас
Л. Толстой.
Печатается по копии рукой Е. В. Джунковской с автографа. Датируется на основании почтового штемпеля получения на письме Е. В. Джунковской.
Елизавета Владимировна Джунковская, рожд. Винер (1862—1928) — с 1887 г. жена Н. Ф. Джунковского. См. т. 63, стр. 360.
Ответ на письмо Е. В. Джунковской из г. Богодухова, Харьковской губ., от 22 ноября (почт. шт.), в котором она сообщала свои мысли, вызванные смертью ее детей.
1 Толстой имеет в виду смерть своего старшего брата — Николая Николаевича Толстого (1823—1860).
122—123. С. А. Толстой от 18 и 20 декабря 1891 г.
* 124. Г. А. Ермолаеву.
1891 г. Декабря 20. Бегичевка.
Посылаю подводы под пшеницу и рожь. Если рожь не пришла, то отправьте лен, лыки и сено.
Благодарю за хлопоты.
Л. Толстой.
Написано в один день с письмом Ермолаева от 20 декабря, присланным в Бегичевку с нарочным.
Григорий Алексеевич Ермолаев — комиссионер местных помещиков, принимавший хлеб и другие грузы на свою базу, близ станции Клекотки, Сызрано-Вяземской ж. д., в 35 километрах от Бегичевки. По рекомендации Раевских, состоял комиссионером у Толстого в течение всей деятельности его на голоде.
Ответ на письмо Ермолаева от 20 декабря с просьбой прислать подводы под пшеницу, рожь, лен и лыки.
* 125. Р. А. Писареву.
1891 г. Декабря 20. Бегичевка.
Дорогой Рафаил Алексеевич,
Вы забыли пакет Краевого креста1 и рубашку. — Посылаю их. Еще вспомнил, что часть картофеля 1/2 я получаю от Лебедева2 и потому мне достаточно 9000 п., 3000 из Бегичевки и 6000 от вас. Еще — можно ли нам забираемую в столовые рожь в Бегичевке и у Лебедева не оплачивать деньгами, а возвратить рожью?
Помогай вам бог в вашей доброй деятельности.
Любящий вас
Л. Толстой.
Печатается по машинописной копии из AЧ. Дата определяется ответным письмом Писарева от 20 декабря.
1 Писарев был председателем Епифанского попечительства Красного креста.
2 О Лебедеве см. прим. 4 к письму № 108.
* 126. H. Н. Ге (сыну) и H. Н. Ге (отцу).
1891 г. Декабря 18…22. Бегичевка.
Как радостно мне было получить ваши несколько последних строк! Я заплакал, читая их. Не перестаю любить, милый друг. И всегда с умилением думаю о вас. Мы были в Москве, вернулись опять сюда. Порадуйтесь за меня: на этом деле, кот[орое] само по себе не хорошо, исполнено греха, я сошелся, как никогда не сходился, с женой. Да, бережно надо обходиться с людьми. У нас Новоселов и Гастев живут.
Очень много тут и худого и хорошего. Но жить, как я жил, спокойно дома не мог бы. Целую вас, милого старика, жену и детей.
Л. Толстой.
Получил ваше письмо, милый друг старший. Спасибо, что пишете. Жаль, что не дается вам начатая работа. Мне тоже. Но об этом не жалею. —
Любите же нас по-старому.
Девочки целуют.
Л. Т.
Печатается по копии рукой П. И. Бирюкова из AЧ. Впервые отрывок из письма к Ге (сыну) опубликован в Б, III, стр. 245. Дата копии «17 декабря 91 г.» неверна, так как письмо Ге (сына), на которое отвечает Толстой, было получено не ранее 18 декабря (почт. шт. на письме Ге-сына). Написано не позднее 22 декабря, так как 23 декабря Толстой отметил в Дневнике об отъезде Новоселова и Гастева (см. т. 52, стр. 60).
Ответ на письмо Н. Н. Ге (сына) от 14 декабря (почт. шт.), в котором Ге писал о смерти матери и сообщал свои мысли, вызванные этой смертью, и на письмо Н. Н. Ге (отца), от 25 ноября (почт. шт.). Напечатано в ПТТ, стр. 42—43.
* 127. Л. Л. Толстому.
1891 г. Декабря 23. Бегичевка.
Получил твои письма и отчет,1 дорогой друг Лева, и с великим трудом подавил и подавляю очень тяжелое чувство, к[оторое] вызвали во мне эти письма.
Ты всё пишешь во всех письмах про какие-то особенные условия; но в чем они состоят, не пишешь.2 Я-то и не жду никаких особенных условий, п[отому] ч[то] годами изучал жизнь и положение Самарск[их] крестьян, и в хорошие и дурные года, думаю, что знаю их лучше, чем ты, но для незнающих края остается непонятно, в чем эти таинственные особые условия, препятствующие разумному распределению пособий, а требующие того странного способа, к[оторый] ты употребляешь. По всем сведениям, к[оторые] можно почерпнуть из твоих же писем, видно, напротив, что в Самаре именно такие условия, в к[оторых] больше, чем где-нибудь, необходимы именно даровые столовые.3 — Ты пишешь в статье, что нужда так велика, что нельзя помогать столовыми. Почему это? Чем больше нужда, тем нужнее именно столовые, п[отому] ч[то], во-первых, они-то только и предотвращают те положения, в к[оторых] находился тот человек, к[оторый] хотел зарезаться,4 во-вторых, кормление досыта в столовых обходится дешевле, чем кормление досыта одним хлебом. Пшенная каша в три раза теперь дешевле хлеба, п[отому] ч[то] в 4 раза увеличивается в весе, а мука в 11/2, — а стоимость равная. Потом, ты писал, что для столовых тебе нужно много труда и помощников, тогда как для столовых нужно гораздо меньше труда, чем для раздачи хлеба, особенно при том выгодном условии, что столовые все в одном селе или 2-х, то ты пишешь, что тебе не нужно помощников. Впрочем, не стану выписывать всех противоречий, кот[орыми] полны твои письма и твоя статья; ты сам должен видеть их. Одно я боюсь и жалею, это то, что ты не составил себе ни малейшего понятия о том, что такое столовые, зачем они и как их вести. И потому постараюсь вкратце объяснить тебе сначала дело. Может б[ыть], это нужно тебе. Если же ты из упрямства, чтобы не сознаться в своей ошибке, будешь продолжать свое, то уж это твое дело; но мне, пожалуйста, не пиши о твоем деле, п[отому] ч[то] всё, что я слышу о нем, мне больно и совестно. Пиши о себе, своем здоровье и душевном настроении, а не о деле.
5Статью твою, вероятно, не напечатают; если бы напечатали, то это был бы прекрасный повод для враждебных нам людей уличать нас в легкомыслии и недобросовестном употреблении пожертвований.
6История со Степ[аном] есть частный случай, доказывающий только то, как дурно отсутствие столовых. Твои же 10 ф[унтов], очевидно для каждого, или недостаточны, или излишни. Для семьи, у к[оторой] ничего нет, кроме 30 ф. земских и 10 твоих, при проезде за мукой и при поедании ее хлебом без примеси и приварка, — этих 40 ф. недостанет, как ты и пишешь; для семьи же, у к[оторой] есть еще что-нибудь, очевидно не 10 ф. будут средством питания.
Итак, о столовых:
1) Устраиваются они в деревнях для того, чтобы, во 1-х, обеспечить самые несчастные семьи, из кот[орых] прежде всех вполне обеспечивается та, у к[оторой] устраивается столовая; во 2-х, для того, чтобы в деревне, где она есть, не мог никто умереть или заболеть с голода (как кому плохо, придет и попросится в столовую); в 3-х, для того, чтобы можно было кормить более дешевой пищей, т[ак] к[ак] хлеб теперь дороже всякого другого приварка, не менее, а часто более питательного, как-то гороха, овсянки, а у вас пшена (Эрисман об этом самом читает лекцию)7; в 4-х, для того, чтобы можно было питать людей более здоровой пищей, каково всякое хлебово. —
2) Устройство столовых требует никак не больше, а скорее меньше хлопот, чем раздача мукой и хлебом. Дело всё в запасе провизии и в известные дни раздачи ее.
3) 8Столовые же даже без наблюдения, с наблюдением одних столующихся, идут очень хорошо. Одна Наташа9 ведет более 30-ти столовых.
4) Расход на столовые немного больше, чем стоимость 30 ф. в месяц и меньше того, что у вас получает человек — 30 ф. от земства и 10 ф. от тебя.*
5) Самая трудная сторона дела: правильное распределение без сравнения легче при столовых, чем при всякой другой форме.
Пожалуйста, хорошенько подумай обо всем этом, постаравшись сначала спрятать, вдвинуть назад свое самолюбие, и сделай, как лучше; но мне уж, пожалуйста, не описывай твоей деятельности. Такой достаточно везде. И в Москве так купцы за упокой души раздают.
Еще советую тебе и очень советую: не искать ужасов, как Степан, а внимательно и спокойно изучать положение народа, и если хочешь описывать, то описывать всё положение семей: описать, из чего состоит его помещение, чем топится — есть ли заготовленное топливо, — есть ли скотина, какая? Когда была иногда продана. Это главное (п[отому] ч[то] часто семья в страшном положении, но в таком положении она уже 3 года). Есть ли одежа, какая, есть ли птица. Чем занимаются, как проводят дни члены семьи. Такое описание тронет и подействует, а не ахи и охи.
Главное же пойми, что ты не призван прокормить 5000 или 6 т[ысяч] или хn количество душ, а призван наилучшим образом распределить ту помощь, какая попала тебе в руки. Делаешь ли ты это перед своей совестью?
Одно объяснение для меня твоего образа действий это то, что большинство мужиков всегда предпочитают раздачу мукой столовым, что было и у нас, и что они сбили тебя. Но надо было не поддаваться.
Дружески жму руку Ивану Александровичу10 и прошу извинить меня за неправильное осуждение его.
11Написал тебе сейчас этот первый лист письма и ни о чем не могу думать, как о тебе. Думаю, во 1-х то, что как хорошо то, что ты делаешь, что доброе желание руководит тобой, что здесь в Москве живут люди в свое удовольствие с своими привычными им и тебе интересами, что ты молод и живешь там один, стараясь делать то, что хорошо, то, что должно. Так отчего же ты делаешь такие…12 и с таким упорством? Думаю и не могу придумать. Неужели одно, даже не самолюбие, а амбиция —