отец H. Н. Философовой и жены И. Л. Толстого С. Н. Толстой.
* 231. Арк. В. Алехину.
1892 г. Апреля 2. Москва.
Я написал письмо Митрофану, разумеется обращаясь ко всем, и с этой же почтой посылаю в Клекотки. Если вы случитесь там, то возьмите его, прочтите и перешлите. —
Л. Толстой.
Написано в один день с письмом к М. В. Алехину, № 230.
Аркадий Васильевич Алехин жил в то время в селе Горлове, Скопинского уезда, близ станции Кашино, Сызрано-Вяземской ж. д., в 12 километрах от соседней станции Клекотки, где часто бывал по делам столовых своего района.
232. Л. П. Никифорову.
1892 г. Апреля 2. Москва.
Дорогой Лев Павлович,
Очень у меня мало досуга, но постараюсь ответить на ваши вопросы.
1На 1-е о жизни — сне. Я понимаю так, что как каждый наш нынешний день после сна есть возвращение в ту же сферу действительности, в к[оторой] мы были, так и смерть возвратит нас в ту же сферу, из к[оторой] мы вышли, но не в такую же, а в подвинувшуюся вперед жизнь, настолько же подвинувшуюся вперед, насколько нынешний день подвинулся в смысле разумности и любви против вчерашнего.
В следующей же сфере жизни наша теперешняя жизнь — много отдельных таких же жизней — будут проявлениями сна. — Это мечта, гадание, кот[орые] нельзя поправлять. Ваше представление было бы хорошо, если бы в жизни был один сон, а не повторение многих.
О 2-м пункте решительно не знаю, что и говорить, и признаюсь вам, мне грустно, что кому бы то ни было может быть тут что-либо неясное или соблазнительное.
Распределять значит раздавать, значит считать что-либо своим и в раздаче, в выборе тех, кому раздаешь, утверждать свою собственность. Поэтому раздавать нельзя, т. е. нехорошо, и отдавать именье нищим тоже нехорошо, хотя бы это и было написано в книге. Христианин не признает ничего своим, кроме себя, своего тела, труда, и его только может раздавать и распределять. — И это можно распределить правильно, хорошо, а имущество нельзя.
Мне грустно то, что вы так не понимаете или криво понимаете, предполагая как бы возможность того, чтобы я защищал, что ли, собственность. (Я уже не понимаю.) Я требую не меньшего, а большего, и говорить о том, что то, что считалось у христианина до его христианства своим, собственностью, само собой перестает быть своим и собственным и поступает тому, кому это нужно, нищим, не может быть и речи, я говорю только, что распределять этого, т. е. утверждать на это в процессе раздачи свое право — нельзя и нехорошо, а откинув то, нужно отдавать себя.
1Третье же уж я совсем не понимаю. Между тем, чтобы исполнять обряды и не исполнять их, есть большая разница, и смешивать требование исполнения и неисполнения нельзя, всё равно, как смешивать требование учить детей танцам или не учить их. Светская барыня требует обучения манерам и танцам, а здравый педагог отрицает это обучение не п[отому], ч[то] он что-либо хочет внушить детям, чем-нибудь заменить отсутствие содержания в их жизни, а только п[отому], ч[то] он считает вредным всё то внешнее, к[оторое] скрывает от людей внутреннее. Тем более это в деле обрядов. Может быть преувеличение важности отрицания обрядности, да и то редко, но оба отношения совсем не равны.
Спасибо, что пишете мне. Я в Москве и не совсем здоров и всё не могу кончить последнюю главу своей работы. Целую вас.
Впервые опубликовано в «Ежемесячном журнале» 1914, 1, стр. 87—88. Дата копии из AЧ.
Ответ на недатированное письмо Л. П. Никифорова, в котором Никифоров задавал Толстому три вопроса: 1) просил разъяснить некоторые места из письма Толстого к Д. А. Хилкову о карме (см. № 167); 2) разъяснить место в статье Толстого «О голоде», где отрицательно говорится о благотворительности и распределении имущества богатых среди бедных; 3) третий вопрос касался обрядов.
1 Абзац редактора.
* 233. H. Н. Ге (сыну).
1892 г. Апреля 2. Москва.
Уж и не знаю, как отвечать вам. Вы работаете, как вол, за нашим — правда, столько же и вашим — но нами затеянном деле, а мы только наваливаем на вас новые и новые дела и даже толком не скажем, что мы хотим. Такое у меня ощущение виноватости перед вами, милый друг, так вы, так и знайте, и не слишком строго меня судите.
Мы теперь в Москве уже недели 2. На Пасхе уезжаем. Я не совсем здоров и очень занят окончанием моего писания, к[оторое] не идет, и, кроме того, суетой города и перепиской с разными жертвователями.
На душе у меня не скажу, что дурно и что хорошо, — но ново и потому не весело и трудно. — Вас люблю всей душой и желаю, но не смею желать увидать. Чтоб вы не думали, что «ново» значит какое-нибудь отступление или сомнение (да вы и не можете подумать этого), скажу, что, напротив, «ново» для меня значит несколько дальше и м[ожет] б[ыть] и прямее всё в том же направлении. Всё это мое участие в этой заботе о голодающих — это грех, я свихнулся, поддался славе людской и теперь каюсь, ясней вижу тот путь, с кот[орого] не надо сходить. Не согрешишь — не покаешься, а покаешься, то на время тверже становишься. Уйти все-таки нельзя. Еще больше был бы грех. Надо кончать, признаваясь в грехе, что я и хочу делать.
Телеграфировал вам с вопросом о цене проса, пшена и овса, и писал вам о высылке на остальные деньги гороха. Теперь спеха нет, так как дорог нет ни у вас, я думаю, ни у нас наверное, спеха нет и потому, что у нас есть запас пока, и потому на просторе распорядитесь с остальными деньгами и свидетельствами, чтобы нам доставить не рожь — не хлеб (у нас его достаточно), а приварок (его у нас нехватит). Под приварком разумею горох, просо или пшено и овес (кисель); что вам подручнее и что сходнее, то и купите и пришлите, имея в виду и то, что и просо и овес лучше, чем горох, тем, что они могут быть в случае нужды употреблены и на семена, в кот[орых] будет нужда. —
Ну вот, пока целую вас и ваших, и Рубанов.
Л. Толстой.
2 апреля.
Первая половина письма, кончая словом «проса» (6-й абзац), печатается по копии рукой T. Л. Толстой; остальная часть — по копии рукой П. И. Бирюкова в рукописной тетради № 8 (стр. 69—72) из AЧ.
Ответ на письмо H. Н. Ге (сына) от 21 марта с вопросами, касающимися закупок продовольствия для нужд голодающих.
1 Художник Ге задержался в Петербурге, куда поехал в феврале на выставку передвижников.
234. И. И. Горбунову-Посадову.
1892 г. Апреля 3. Москва.
Получил ваше длинное письмо, дорогой друг Ив[ан] Ив[анович], и очень вам благодарен за него.
Любовь людей в боге, любовь такая, как ваша и Вл[адимира] Гр[игорьевича] и других многих, слава богу, есть великое счастье и поддержка. Коли падаешь, она поддержит; коли не падаешь, поднимет.
Письмо ваше к матерям1 я прочел, и оно не понравилось мне, несмотря на всё желание, чтобы оно понравилось, несмотря на то, что со всем согласен. Хотел написать: простите, но это не то: поймите, что я это пишу п[отому], ч[то] в наших отношениях не должно и не может быть ничего скрытого, неясного. Таковы наши отношения, что этого и не может быть в них. И вот поэтому пишу всё, что думал и чувствовал. Не понравилось оттого, что холодно, с первых слов о голоде риторично. Отчего вся статья не написана с той сердечностью, с к[оторой] написано письмо ко мне. Я думаю, что положение, к[отор]ое вы приняли в этой статье, не верно. Вы можете и должны писать всё пережитое, личное, субъективное, а не объективное, учительное. Во 1-х, вы молоды, во 2-х, мало знаете жизнь, в 3-х, и ваше дарованье не такое, не объективное, а задушевное. И как только вы говорите от себя о себе, что вы чувствуете, что видите, я всегда невольно сочувствую, умиляюсь, но как только вы берете тот тон объективн[ый] и учительный, к[оторый] взят в статье, вы становитесь холодны, риторичны, и я становлюсь на дыбы. — Может б[ыть], я слишком строг, во 1-х, п[отому], ч[то] я слишком люблю вашу сердечность и требую ее от вас, а, во 2-х, п[отому], ч[то] всё, что изложено в статье, слишком мне знакомо. И потому, м[ожет] б[ыть], я ошибаюсь.
Гайдебуров2 б[ыл] здесь, и я отдал статью ему. Он просмотрел слегка и послал ее Меньшикову,3 к[оторый] даст ответ. Если я не так сделал, то простите.
Что холодно? Что риторично? Самые первые строки о голоде. Всё это сразу не то, не задушевный тон. —
Я живу здесь нехорошо тем, что не совсем здоров — желудок и простуда — и что не могу кончить 8-ю гл[аву]. Держал, держал М[атвея] Н[иколаевича], и кончилось тем, что он уехал к себе на 3 дня, а я всё не кончил. И, когда кончу, пошлю к вам по почте.4
Всё хочется лучше. И, кажется, будет лучше, проще, яснее.
Письмо В[ладимира] Г[ригорьевича] получил о Дилоне и согласен с ним.5
Адрес Hapgood послал Евг[ению] Ив[ановичу].6 — Нынче получил письмо от Ел[ены] Кон[стантиновны], она пишет, что хочет процесс начинать против развода. Это ужасно жалко. Я писал ей.7 Прощайте пока, милый друг. Целую вас и наших друзей Диму и Галю.8
Я собираюсь уехать в Ряз[анскую] губ[ернию] на святой, в полови[не].
Л. Т.
Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 56. Дата И. И. Горбунова-Посадова.
Ответ на письмо И. И. Горбунова-Посадова от 28 марта (почт. шт.) с хутора В. Г. Черткова Ржевск, Воронежской губ., с выражением сочувствия Толстому в связи с нападками на него в печати.
1 «Письмо к матерям» — первоначальное название «Предисловия» И. И. Горбунова-Посадова к сборнику «Русским матерям».
2 О Павле Александровиче Гайдебурове см. в прим. к письму № 530.
3 Михаил Осипович Меньшиков (см. о нем в прим. к письму № 506), в то время сотрудник «Недели», замещавший уехавшего из Петербурга редактора-издателя П. А. Гайдебурова. «Письмо к матерям» Горбунова в «Книжках Недели» напечатано не было.
4 Толстой задерживал несколько дней приехавшего к нему в Москву М. Н. Чистякова, чтобы послать с ним к В. Г. Черткову последнюю главу рукописи «Царство божие внутри вас». Но книга эта была закончена лишь в 1893 г.
5 В. Г. Чертков в письме от 19 марта послал Толстому копию с своего ответного письма к Н. С. Лескову от 18 марта. Лесков, знакомый с Диллоном,
