Кроме того, Дольнер спрашивал, советует ли Толстой издавать узко специальный журнал или помещать в нем посторонний для непосредственной цели общества материал, и просил содействия Толстого в хлопотах о разрешении журнала. В том же письме Дольнер рассказывал, что часто видится с Н. Л. Озмидовым. «Много приходится говорить с ним, — писал он. — Он как-то своеобразно смотрит на некоторые нравственные вопросы. Например, он говорит, что нравственное совершенствование должно совершаться как-то без борьбы, как это делают стоики, а как-то так, что родовые хотения подчиняют себе видовые, которые сами уничтожаются без борьбы, если они противны видовым хотениям».

1 Толстой ошибся в отчестве Дольнера.

2 А. И. Ярышкин. См. т. 64, стр. 237. Толстой имеет в виду его письмо от 10 мая (почт. шт.).

3 Николай Лукич Озмидов (1844—1908), знакомый Толстого, в продолжение ряда лет занимавшийся перепиской и распространением его запрещенных произведений. См. т. 63, стр. 310—311.

12. H. H. Ге (отцу).

1891 г. Июля 30. Я. П.

Очень рад был увидать милую Элпидифоровну1 и получить от нее живые вести о вас, дорогой друг старый Н[иколай] Н[иколаевич]. Вы меня не так поняли. Я не о студии и переделках в ней говорю, а о том, что мне страшно и жалко, что нынче завтра вы помрете и всё то, что вы передумали и перечувствовали в художеств[енных] образах об евангельской истории, останется не высказанным. И даже не то, что страшно и жалко; это не беда — я так-то и о себе думал — что будет не высказано. Если это нужно, то бог вложит это другому в душу и тот выскажет, но то, что мне кажется, что, высказывая это, вы радостнее будете жить, т. е. будете иметь более твердое сознание того, что вы делаете дело божие. Я разумею те картины, к[отор]ые вы начали рисовать тогда. Я это хотел сказать, но сейчас же отказываюсь, прибавляя, что все-таки вы лучше всякого другого знаете, что вам делать. Меня только пугает продолжительность работы больших картин и заставляет желать маленьких,2 то, что многое уже почти сделано, и сочинено, и задумано. —

Ну, да это вы знаете лучше. Мне очень жалко, что Вельегор[ский] произвел на вас неопредел[енное] впечатление. Я получил от него письмо хорошее и вижу по всему, что он попал к нам неудачно.3 А не правда ли, Громан с кондитером очень мил.4 Я очень рад б[ыл] тому, что он вам понравился. — Теперь вы, вероятно, по уши в своем «Суде». Помогай бог. Бюст сделал большой Гинцбург, нехорош. Репинский похож, но, не для того, чтобы вам сказать приятное, а п[отому], ч[то] так есть, ваш лучше всех.5

У нас очень много посетителей, и я относительно их всегда стараюсь держаться вашего правила, ч[то] челов[ек] дороже полотна.6 И бывает за это тяжесть, скука, но бывают и награды. Избавиться от этого одно средство — работа, когда ею живешь и других кормишь, как Количка, но нам не только нельзя отказываться, но надо радоваться, что мы на что[-нибудь] пригодились; но еще лучше, если и от работы можно оторвать время для человека, для болтовни с ним. Крайности всегда сходятся: болтовня самое пустое и самое великое дело. Целую вас, поцелуйте от меня Рубанов7 и их детей. Очень вы хорош с внуками.8

Впервые почти полностью с датой «21 августа 1891 г.» опубликовано в «Книжках Недели» 1897, 8, стр. 178, 186—187 и 188, полностью, с тою же датой — в ТГ, стр. 144—145. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 30 июля (см. т. 52).

1 Анна Елпидифоровна Владыкина (р. около 1860), фельдшерица, знакомая семьи Ге. См. т. 65. 30 июля Владыкина приехала в Ясную Поляну.

2 Толстой имеет в виду рисунки Ге малого формата на евангельские сюжеты, задуманные Ге в 1886—1887 гг. и отчасти осуществленные им тогда же углем или карандашом на бумаге. См. В. В. Стасов, «Николай Николаевич Ге», стр. 295, 304—309.

3 Антон Константинович Вельгорский (не Вельегорский), в то время студент последнего курса Киевского университета; был у Толстого в июне 1891 г. Упоминаемое Толстым письмо его — от 18 июля (ошибочно датировано 18 июня).

4 22 июня в Ясной Поляне сошлись незнакомые прежде ни с Толстым, ни между собой: восемнадцатилетний гимназист С. Громан, путешествовавший пешком с целью «изучать народ», и кондитер-латыш из Митавы Иван Густавович Удрис. Толстой беседовал с ними вечером 22 и утром 23 июня, а потом дал им адреса Хилкова и Ге, куда они направились вместе. См. С. Громан, «Пешком по России» — «Летописи», 12, стр. 331—362.

5 Н. Н. Ге, гостя с 22 сентября по 28 октября 1890 г. в Ясной Поляне вылепил бюст Толстого (см. т. 65 и В. В. Стасов, «Николай Николаевич Ге», стр. 347).

6 Одна из любимых поговорок Н. Н. Ге.

7 Григорий Семенович и Зоя Григорьевна Рубан-Щуровские. См. прим. к письму № 388.

8 На одной из фотографий Л. М. Ковальского (см. т. 65) художник Ге снят вместе с внучкой Прасковьей Николаевной (р. 1878) и внуком Иваном Николаевичем (1890—1916). Фотография эта воспроизведена в ТГ, стр. 24—25.

* 13. Н. Н. Ге (сыну).

1891 г. Июля 30. Я. П.

Дорогой друг Количка, письмо ваше очень хорошее, и что же можно сказать кроме того как: помогай вам бог разрешить это дело так, чтоб не переставая быть в любви, в наибольшей любви с наибольшим числом людей, или, т[ак] к[ак] смерять и исчислять любовь к людям нельзя, — в наибольшей любви к богу, что с другой стороны выражается тем, чтобы поступать не перед людьми, а перед богом.

Дело это — крещение детей, кажется ничтожным, а оно важно, как и все дела не матерьяльные. Недавно жена Буткевича Андрея,1 врача, писала мне об этом: у ней родился 3-й ребенок, и муж ее не хочет крестить, а она сомневается.2 Так что мне пришлось на-днях думать об этом предмете. Если бы дело шло о том, чтобы учить чему-либо или нет, кормить чем-либо или нет ребенка, то можно спорить, колебаться, решать так или иначе, но в делах религиозных не может быть этих колебаний: крещение, причастие и т. п. есть или дело самой первой важности, без кот[орого] навеки погибнет душа моего ребенка, или — глупость или обман, и мой поступок крещения ребенка или — исполнение священной обязанности, если я верю, или — притворство, иезуитство, если я не верю и делаю все-таки по собственному побуждению, или — уступка необходимости, чтобы не заставить страдать другого. Случай этот ваш. И разобраться в нем можете только вы сами; только вы сами можете решить, насколько побуждает вас к тому поступку страх за себя или за другого и, главное, насколько такой поступок прямо возможен. Я знаю, н[а]п[ример], что ни вам, ни мне, думаю, невозможно, даже для избавления от бед самых дорогих людей, пойти говеть или самому снести своего ребенка крестить, т. е. отречься от своего бога, принести жертву Юпитеру. Скажу еще одно то, что претерпевший до конца спасен будет, т. е. то, что часто люди уступают именно тогда, когда нужно еще только одно маленькое усилие, чтобы прекратилось и давление. — А вы строги, милый друг, к людям ходящим и ищущим. Если и 29 ищут вчерашнего дня, а один настоящий, то страшно оттолкнуть его в числе 29. Я знаю это опытом. Целую вас нежно и всех ваших.

Л. Толстой.

Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 30 июля (см. т. 52).

Ответ на недатированное письмо H. Н. Ге (сына), в котором Ге, между прочим, писал: «На-днях приезжал становой от исправника с предупреждением, что если я не окрещу ребенка, то нас с женой посадят в острог, а детей заберут под опеку, что будто недавно вышел такой закон. Не знаю, что будет. Иногда мне кажется, что этого не сделают. Я становому сказал, что иного ничего не могу делать, как то, что делаю».

1 Андрей Степанович Буткевич (1865—1948), врач, знакомый с Толстым с 1886 г. См. тт. 64 и 65.

2 См. письмо к Е. В. Буткевич, № 9.

* 14. Т. Л. Толстой.

1891 г. Июля 30. Я. П.

Знаю, что у вас очень приятно и хорошо, и завидую тебе; но и у нас порядочно. Одно, что у меня расстройство желудка 2-й день.

Посетителей у нас: Страхов, девица неизвестная из Казани, весьма трогательная,1 и нынче приехала Эльпидифоровна. — Я все-таки пишу понемногу. Как я живо воображаю портрет Мар[ьи] Мих[айловны] и поворот головы, наклон очень большой и необыкновенная рельефность в кресле зеленом.2 — Страхов послезавтра едет, и тогда, если ничто не задержит, приду или приеду.3 Целую всех старших и младших и тебя.

Надеюсь, что у дяди Сережи всё убрано с поля. Здесь уже всё чисто. Дела В.,4 слава богу — вполне прекратились.

Приписка на письме В. А. Кузминской к T. Л. Толстой от 30 июля.

Татьяна Львовна Толстая (1864—1950) — в замужестве, с 1899 г., Сухотина, старшая дочь Толстого. См. т. 83, стр. 83—84.

С 23 июля до 5 августа 1891 г. Т. Л. Толстая гостила в семье своего дяди Сергея Николаевича Толстого в имении Пирогово, Крапивенского уезда.

1 В Дневнике Толстого того же числа записано: «Была Ларионова, курсистка из Казани, которой я имел счастье быть полезным» (см. т. 52). В АТ сохранилось небольшое письмо Марии Ларионовой (конверт без марки, адреса и почт. штемпелей).

2 Мария Михайловна Толстая, рожд. Шишкина (1832—1919), жена Сергея Николаевича Толстого. Т. Л. Толстая в то время писала красками портрет М. М. Толстой.

3 Поездка Толстого в Пирогово на неделю состоялась только в середине августа.

4 В. А. Кузминская.

15. В. Г. Черткову от 4 августа 1891 г.

16. Д. Р. Кудрявцеву.

1891 г. Августа 4. Я. П.

Дорогой брат,

Я получил вашу книгу1 и прочел ее частью с удовольствием, вспоминая те ходы мысли и те чувства, которые я переживал, когда высказывал собранные там мысли,2 частью с досадой и сожалением, что так неясно выражено то, что хотелось высказать.3

Я давно уже борюсь с тщеславием и самолюбием и настолько победил их, что уже не испытываю неприятного чувства при мысли о том, что меня осудят за слишком смелое, необдуманное и часто даже недостаточно обоснованное высказывание мыслей, тем более что согласен с вами, что кое-что из собранного там действительно может быть на пользу людям.

Я бы никак не издал такой книги, но раз она издана, я ничего не имею против нее и только благодарю вас за высказываемое вами сочувствие.

Любящий вас Л. Толстой.

Печатается по первой публикации без даты