будьте так добры, не давайте последней 12-й главы. Я еще переделывал и переделываю ее и вышлю ее на-днях либо с едущим за границу, либо почтой. Пожалуйста, скажите переводчику, чтобы он не выпускал перевода без 12 гл[авы]. Это мое единственное условие.

Желаю вам всего лучшего. Мой душевный привет вашей супруге.

Лев Толстой.

30 апреля 93.

Москва.

На конверте: Америка. New York, U. S. A. 207, East 18th str. John Ianshul.

Иван Иванович Янжул (1846—1915) — буржуазный экономист, профессор Московского университета по кафедре финансового права, с 1895 г. академик. В 1882—1887 гг. состоял фабричным инспектором Московского округа. С Толстым познакомился в 1882 г. во время переписи в Москве, где Янжул был одним из руководителей. Знакомство это не прерывалось и позднее. См. И. И. Янжул, «Мое знакомство с Толстым» — «Международный Толстовский альманах», изд. 2-е, М. 1909, стр. 407—425.

20 марта 1893 г. Янжул выехал через Германию в Америку, командированный министерством финансов на Всемирный конгресс при Международной выставке в Чикаго. Толстой воспользовался случаем послать с ним рукопись статьи «Царство божие внутри вас» жившей в Нью-Йорке переводчице И.-Ф. Гапгуд. Янжул в письме от 25 апреля нов. ст. сообщил Толстому, что Гапгуд взяла рукопись для ознакомления с ее содержанием и обещала дать окончательный ответ через несколько дней. Комментируемым письмом Толстой отвечает, повидимому, на следующее не сохранившееся письмо Янжула.

1 Екатерина Николаевна Янжул. О своем знакомстве с Толстым написала воспоминания: «Встречи с Толстым» — «Международный Толстовский альманах», М. 1909, стр. 426—431.

2 Об этом Гапгуд сообщила Толстому в письме от 28 апреля нов. ст. 1893 г. См. прим. к письму № 447.

3 H. X. Доул.

446. В. Г. Черткову от 3 мая 1893 г.

447. И.-Ф. Гапгуд (I. F. Hapgood).

1893 г. Мая 6. Я. П.

Dear Miss Hapgood,

Я получил ваше письмо и очень пожалел о том, что вы не взялись за перевод моей книги. Очень благодарен вам за обещание найти и указать надежного переводчика И. И. Янжулу.

Мне нужно переслать измененное окончание последней главы, но я не знаю адреса И. И. Янжула и потому обращаюсь к вам с просьбой передать это окончание г-ну Янжулу или тому переводчику, которого вы ему укажете. Позволите ли вы прислать это окончание на ваше имя и будете ли вы так добры передать его по назначению?

Прошу извинить меня за то, что утруждаю вас своею просьбой, и принять мою благодарность за исполнение ее. Все наши просят передать вам привет.

С совершенным уважением ваш Лев Толстой.

6/18 мая 1893.

Ясная Поляна.

Печатается по фотокопии с автографа. Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 61—62.

Ответ на письмо Гапгуд от 28 апреля нов. ст. 1893 г., в котором она писала, что отказывается взять на себя перевод книги Толстого «Царство божие внутри вас» ввиду того, что несогласна с мыслями, в ней выраженными.

448. Е. И. Попову.

1893 г. Мая 13. Я. П.

Евгений Иванович,

Я заболел небольшим жаром и окончательно решил не поправлять больше рукописи. Посылаю вам ее, какая есть. Разумеется, мы опоздали для отправки с Карсаковыми,1 но надеюсь, что найдется другой случай (спросите у Алсуфьева2 про Лугинина3, который хотел ехать). Во всяком случае, пожалуйста, перепишите и пошлите, если будет случай, то с случаем, а нет, то просто почтой4. Пожалуйста, не стесняйтесь этим. Если уж вы боитесь, то зайдите в ред[акцию] Русских Ведомостей. Соболевский обещал переслать корреспонденту, которому он беспрестанно и беспрепятственно пересылает. Можно переслать и в Америку, по адресу Янжула, но лучше подождать, пока получится ответ Hapgood или Янжула с более точным адресом. Рукопись эту, пожалуйста, перечтите с Ив[аном] Ив[ановичем],5 если Страхов6 уехал, и если найдете явную ошибку, пропуск, поправьте, а если сомнительную, пришлите, хотя я этого бы не желал. Когда управитесь, пришлите мне переписанный этот конец, у меня его нет.

Передаст вам это Лидия Ивановна Веселитская, автор «Мимочки», очень умная и серьезная женщина. Я пишу — не посылать в Америку, пока не получится ответ, но если бы не получился, и вы всё покончите, то, не задерживая, посылайте по адресу Янжула. Есть ли у вас деньги на отсылку и все дела? Если нет, возьмите у Дунаева и напишите мне. Очень, очень благодарю вас за ваше любовное содействие нашему общему делу.

Пишите о себе, дорогой друг. Целую вас.

Печатается по тексту, впервые опубликованному в ПТС, I, стр. 226—227. В AЧ сохранилась рукописная копия. Дата копии.

1 Быть может А. В. Корсакова, жена (или сестра?) доктора медицины В. В. Корсакова, впоследствии (в 1896—1908 гг.) врача при русском посольстве в Берлине.

2 Михаил Адамович Олсуфьев. В письме от 18 мая Е. И. Попов писал: «Олсуфьевых сейчас нет в Москве».

3 Владимир Федорович Лугинин (1834—1911), участник Крымской кампании, вышедший в отставку. С 1860 г. много лет жил за границей. Профессор химии Московского университета (1890—1906).

4 Речь идет о пересылке последней (двенадцатой) главы рукописи «Царство божие внутри вас» французскому переводчику И. Д. Гальперину-Каминскому в Париж.

5 И. И. Горбунов-Посадов.

6 Ф. А. Страхов.

* 449. А. М. Бодянскому.

1893 г. Мая 14. Я. П.

Дорогой Александр Михайлович,

Получил ваше письмо в Москве и уже давно, но так был занят (окончанием моей книги; вчера совсем отослал), что не успел ответить. А ответить хотелось бы хорошо на ваше доброе и многосодержательное письмо.

О том, что вы говорите о разумении и о боге, я не то что согласен, но думаю так же, как и вы. Я не говорю согласен, потому что, говоря об этпх предметах, трудно бывает их точно выразить, и слово может выразить лишнее или недосказать, и потому нельзя никогда признать известную формулировку совершенно соответствующею своему пониманию. Я чувствую только, что мы думаем и чувствуем в одинаковом направлении, и это меня очень радует. О предметах этих нельзя не думать, но каждый невольно думает по-своему; формулировать же их, как это делали в символах веры, не только бесполезно, но может быть опасно. Формулировать можно и должно выводы, приложимые к жизни, как это делал Моисей: «Не убий», Христос: «Не противься злому!» Но повторяю, что думаю в том же направлении и совершенно согласен, что мера разумения дается по мере чистоты, смирения и любви.

В письмах, которые вы прислали мне (за что очень благодарю; нужно ли вернуть их вам?),1 есть одно очень грустное известие о том, что между ссыльными христианами2 идут препирательства о сравнительных достоинствах и истинности вер. Это ужасно! Ведь это всё люди, исповедующие закон Христа, закон единения, призывающий нас быть едиными, как Отец в нем, и он в Отце.

Мне всегда казалось, что единение это (а в нем сущность христианства) достигается самым простым способом: тем, чтобы не признавать истиною и не исповедывать того, что другие христиане не признают истиною, а держаться того, в чем мы согласны; т. е. если я признаю и исповедую нечто, отрицаемое моим братом, то воздерживаться от этого исповедания, направляя все свои общие силы на уяснение, вместо того, в чем мы согласны.

Так, напр[имер], если я признаю и исповедую троицу, и вижу, что брат мой не признает ее, я должен воздержаться от этого исповедания и соединиться с ним в том, что мы оба признаем: положим, в обязанности учения любви. Если же он не признает и обязанности учения любви — как это не признает ни один ребенок, — я должен искать других точек соединения, если не в учении Христа, то в том, что не противно этому учению.

Точно так же и в отношениях моих с человеком, который признает то, что я не признаю, положим в отношениях с человеком, который признает таинства, крещение или хоть божественность Христа, которого я не признаю, я могу и должен просить его не требовать от меня признания тех положений, в которые он верит, и искать нашего сближения на том, во что мы оба верим.

Ведь в сущности мы так и поступаем с людьми, которых мы любим и с которыми нам приходится жить. И так надо бы поступать со всеми. Не требовать от других признаний тех наших верований, которые они не признают, и просить других не требовать от нас того же.

Я думаю, что если бы мы сходились с людьми прежде всего тем, во что мы все верим, напр[имер] на том, что все люди братья, и из этих простых истин, развивая их дальше, доходили бы до высших, мы никогда бы не разделялись в мнениях и были бы едины.

Мы говорим, что жалеем людей за их заблуждения (как православные жалеют сектантов), и желаем для их добра передать им истину. Всё это неправда. Ведь хорошо бы было передавать людям такую истину, о которой они никогда не слышали; а то все споры всегда идут о предметах, о которых спорящие тысячи и тысячи раз слышали, говорили, читали. Как же может быть то, чтобы человек не принял истину, известную ему и со всех сторон рассмотренную и еще такую, от которой зависит его спасение? Неужели бог допустил, или мир так устроен, что человек может понять истину, нужную для его спасения, только потому, что мы придумаем в сотый раз искусные доказательства и подберем тексты? Очевидно, что тут что-то не то. Не принимаем мы так старательно передаваемые нам доказательства потому, что не можем принять противное нашему сознанию. И доказывать-то мы трудимся, очевидно, не для блага человека, а из упрямства, гордости, чувства товарищества с своими, иногда и еще худших целей: из корысти, самолюбия, как это бывает среди благоденствующих церквей.

Крайности сходятся: и большею частью там, где идут самые оживленные споры о верованиях, о христианстве, нет никакого ни христианства, ни верования, а есть только человеческое самолюбие. Истина проста и ясна и открыта младенцам. И первая основная истина есть истина единения людей. И единение это возможно, если мы принесем ему в жертву наши привычки, нашу гордость ума, наше желание быть правым.

Я потому так подробно говорю об этом, что, зная это правило, сам много раз грешил против него. Согрешил и с вами. И совершенно напрасно. У нас с вами так много общего, я думаю даже всё общее, что ваше иное чем мое понятие о Христе никак не может разделить нас. (Я только прошу вас не требовать от меня признания вашего понятия о Христе.)

Вы пишете о ссыльных и их нужде, борьбе и искушениях. Я беспрестанно думаю о них и много слышал и от квакеров, и общих друзей. Мне очень трудно высказать вам свое мнение на этот предмет, но все-таки постараюсь откровенно сказать его. Мне трудно говорить, потому