Илюша нынче же уехал на поезде. Я утром поговорил с ним о жизни. Он всё молчал. И, боюсь, ему было неприятно, хотя я ничего неприятного не говорил.
10Напишите же поскорее хорошие вести о тебе, Лева. Я их жду. А кумыс действует скоро и через неделю уже почувствуешь поправление. Маша же, я тебя точно замуж отдал. Есть ли у тебя работа? И какая? Ну, пока прощайте. Может, после напишу еще.
Л. Т.
Поддерживайте друг друга в хорошем духе. Пишу это и думаю: а вдруг они, как это бывает от сожительства, охладели и надоели друг другу и поссорились.
Впервые опубликовано в журнале «Всемирная иллюстрация» 1923, 11, стр. 21. Год и месяц в дате определяются содержанием.
1 «Мимочка» — прозвище Л. И. Веселитской.
2 [лаун-теннис]
3 Можно прочесть: Мишей; в первом случае — с дочерью С. Н. Толстого Марией Сергеевной, впоследствии Бибиковой.
4 Возможно, что Толстой имеет в виду драму «И свет во тьме светит», начатую в конце 1880-х гг. Свою работу над этой драмой Толстой некоторое время держал втайне.
5 Толстой упоминает о телятинских крестьянах: Матрене Чурюкиной, служившей в их доме в качестве кухарки для прислуги, и Петре Лизунове, столяре, тоже работавшем у Толстых.
6 Павел Федорович Шинтяков, яснополянский крестьянин, шорник; дочь его — Арина.
7 М. А. Эрдели временно оставалась одна с ребенком в имении мужа.
8 [теща,]
9 Иван Егорович Эрдели, муж М. А. Кузминской, гусарский офицер.
10 Абзац редактора.
452. Д. А. Хидкову.
1893 г. Мая 15. Я. П.
Написал вам, Дмитрий Александрович, из Москвы коротенькое письмо, да и то адрес поставил не полный, и потому оно может не дойти до вас. Не писал, как хотелось, подробно, п[отому] ч[то] всё это последнее время, особенно последнее время, так был поглощен окончанием своей книги, что весь уходил в нее. Теперь, кажется, кончил, отослал и, хотя желал бы дополнять и уяснять, но не хочу больше этого делать. Если бог велит, что имею сказать, выскажется в другом месте.
Удивительное дело, что то, что вы пишете в конце вашего письма о так называемой свободе воли, составляло главную мысль окончания моей работы, к к[оторой] с одной стороны и свелся вывод книги. Я так же смотрю, как вы. Бог даст, прочтете в моей книге, но постараюсь коротко сказать.
1Истина всё больше и больше открывается людям, и свойство жизни людей таково, что они все приходят к истине — волей или неволей освещаются ей. И свобода человека состоит только в том, чтобы признать охотно, радостно открывшуюся ему истину, или быть против своей воли увлеченным другими людьми, принявшими ее. От признания же истины, высшей или низшей степени истины, зависят и все поступки человека. (Челов[ек] делает то, что делает, только п[отому], ч[то] считает это истиной, или п[отому], ч[то] так привык прежде считать это истиной, что не может отстать от этого). Людям же кажется, что они свободны в поступках. Люди не свободны в поступках, а в том, что вызывает их, в коснении в том, что прежде б[ыло] признано истиной, или в признании открывшейся высшей степени истины. Как со стороны может казаться, что машинист свободен двигать колесами тендера взад или вперед, тогда как он свободен только в управлении паром. И как неизбежно следует движение за действием пара, так же неизбежно и следуют поступки за признанием истины. (Разумеется, это говорит[ся] о внутреннем, а не внешнем, искреннем признании истины.)
Вот вкратце то, что я говорю там, и вы видите, что это совсем то же, что говорите и вы.
Из этого же вытекает и то, что для истинного движения жизни не только не нужна, но вредна внешняя суетливая деятельность. Деятельность нужна только, как проверка того, верны ли мои выводы, и кроме того есть неизбежное условие истины. Ничегонеделание, без увеселений, доставляемых трудами других людей, есть самое тяжелое состояние, если оно не наполнено внутренней работой; и потому если только быть вне условий роскоши и чужого труда, нечего бояться этой праздности. Человечеству наверно в милион раз сделало и делает больше вреда трудолюбие, чем праздность.
1Вчера читал в Рус[ских] Вед[омостях] речь Zola2 к студентам против проявляющегося в них расположения к мистицизму, как он называет религиозные течения в новой франц[узской] молодежи: Desjardins,3 Lavisse,4 Olard5 и др. И против этого он им рекомендует науку и труд, не объясняя того, что мы должны называть и признавать наукой, и, главное, какой труд. Труд, le travail, это единственный идол людей, желающих освободиться от требований христианства, к[оторые] заявляются со всех сторон, и людям так нужно, так хочется затуманиться, что они не видят даже всей очевидной глупости проповеди науки, не определяя того, что должно называть наукой, и труда, не определяя того, в чем он должен состоять.
Знаете ли вы Лаодзи? У него есть удивительные вещи именно об этой высшей выставляемой им добродетели, кот[орая] состоит в «non agir».6 (Если вам интересно прочитать его, и вы не читали, напишите Попову Евг[ению] Ив[ановичу], да вы знаете. Он теперь в Москве, но на-днях будет у Черткова. Он перевел его. И у него и франц[узский] и немец[кий] перевод.7)
Он, т. е. Лаодзи, прямо выводит всё зло мира из «agir», из заботы людей о своем и чужом мнимом добре. И как ни странно это, нельзя не согласиться с этим: голод наш оттого, что мы очень озабочены пропитанием, всё распахали; болезни наши оттого, что мы очень заботимся о здоровье — наша расслабленность; необеспеченность и опасность нашей жизни оттого, что мы заботимся о безопасности — наши правительства, полиция, войска; рабство наше п[отому], ч[то] мы заботимся о свободе — наши обязанности участия в правлении; невежество наше п[отому], ч[то] заботимся о просвещении — наша церковная проповедь лжи и суеверия.
8Я уже имею откровение Христа и потому не довольствуюсь откровением истины Лаодзи, но не могу не видеть всю глубину и правду этой забытой нами истины. И нельзя забывать то, что мы слишком часто забываем, что нельзя начать делать доброе, не перестав делать злое, прямо противуположное этому доброму: нельзя землевладельцу помогать голодающему народу; нельзя судье, царю, правителю, военному противодействовать убийствам и насилиям; не говорю уже суеверному православному противодействовать суевериям и т. п. Мы все так погрязли в зле, так привыкли к нему, что та мертвая точка, на к[оторой] не будет еще добра, но не будет и зла, есть для всех нас та ближайшая веха по пути идеала, к к[оторой] мы пока еще должны стремиться. А то в этом-то и страшное зло, что люди, по уши погрязшие в зло, воображают себе, что они святые, и потому не делают ни малейшего усилия выбраться из зла.
8Я постоянно слышу от развратно, роскошно живущих людей — судейских, офицеров, земск[их] начальников — наивные упреки нашим друзьям, ничего не требующим от людей, при всяком случае готовым служить людям, за то, что они ничего не делают, т. е. не заняты тем, чтобы сажать в тюрьмы, убивать, сечь людей. Le travail — это единственная добродетель, к[оторая] признается теперь большинством людей, а это не только не добродетель, а средство скрыть от себя свою низость и отсутствие всяких добродетелей, вроде охоты, вина, табаку. (Неужели вы еще не отстали от него? Если нет, то наверное курение имеет для вас особенное значение. И, как у каждого из нас, есть своя особенная выдающаяся шишка. Другие удивляются, как я не избавлюсь от нее, а я удивляюсь, как он не избавится от своей. Я не удивляюсь теперь, а знаю, что у каждого свой крест, разумея под крестом то, что мне тяжело стало вследствие признания высшей степени истины, т. е. борьбу между тем, что, вследствие прежнего признания истины, стало привычкой, с признанием высшей степени истины.)
Так вот, Д[митрий] А[лександрович], вы видите, как мы, не сговариваясь, одинаково думаем о предметах. И это меня очень радует.
8О том, что вы пишете вначале об отношениях к людям, разно верующим, я вчера писал Бодянскому, а именно вот что: что, если бы мы только держались твердо того правила, чтобы, соединяясь с каждым человеком в том, в чем мы согласны, не требовать от него признания того, в чем он не согласен, и просили бы его не требовать того же от нас, то мы никогда бы и не нарушали главного завета Христа — единения, и были бы, не произнося слова Христос, гораздо более христианами, чем если бы мы какими бы то ни было средствами заставили людей сказать, что они поверили в Христа и разные догматы, приписываемые ему, в к[оторые] они не поверили.
Видите, что и в этом мы согласны. Меня навело на мысль об этом одно письмо (кажется Н. Дудченко), в к[отором] рассказывается о том, как ссыльные спорят о вере.9 Это ужасно грустно и жалко. Я смотрю на ссыльных и на вас в том числе, как вы знаете, как бывший военный, мы смотрели, бывало, на те войска, кот[орые] уже вступили в бой: и завидно, и жутко. Главное же, тем, к[оторые] вступили в бой, надо чувствовать, что вся предшествующая жизнь была только приготовлением к этому, что теперь-то наступило время показать свою правду и сослужить всю службу пославшему нас. Мне казалось бы, что люди в гонении должны чувствовать тот подъем духа, кот[орый] чувствовался, бывало, под пулями и ядрами. И подъему этому нельзя давать падать и переходить в уныние: не допускать того, чтобы то, что дано нам, как радость, перешло бы в горе и страдание.
Пока прощайте. Пишите, пожалуйста, почаще и побольше о себе. Я, окончив свою работу, особенно тягочусь своей жизнью среди развратной, бессмысленной роскоши и часто унываю и завидую вам. Видно, не надо этого.
Ну, да это длинная тема.
До другого раза.
Л. Толстой.
Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 110—112. Дата машинописной копии из AЧ.
Письмо Хилкова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
1 Абзац редактора.
2 Эмиль Золя (Zola, 1840—1902), выдающийся французский писатель. Автор ряда реалистических романов.
Толстой читал корреспонденцию из Парижа: К., «Золя и студенчество (От нашего корреспондента)» — «Русские ведомости» 1893, № 128 от 12 мая. В корреспонденции напечатано подробное содержание речи Золя, которую Толстой привел полностью в своей статье «Неделание».
3 Поль Дежарден (Desjardins, р. 1859), французский литератор, профессор риторики.
4 Эрнест Лависс (Lavisse, 1842—1923), французский буржуазный историк, академик, профессор Сорбонны. Один из директоров журнала «La Revue de Paris».
5 Франсуа Виктор Альфонс Олар (Aulard, 1849—1928), французский историк буржуазно-демократического направления. Толстой ошибочно причислил его к руководителям «религиозных течений» в среде молодежи, в то время как в корреспонденции говорится,
